Вепрь переламывает палку, бросает в огонь. Сноп искр взмывает в черное небо.
— Бывают такие ранения, Кит. Он глазами просит: помоги отмучиться.
Я смотрю на автомат, который у Вепря всегда под рукой. Хочется спросить: сколько? Но Вепрь не ответит. Не потому, что стыдно. А потому что он боец от Бога и честно делает свою работу ради нашей общей Победы. Он и подвигах своих не любит трепаться.
Я воздерживаюсь от вопроса, но Вепрь отвечает на свой внутренний:
— Меня нацики в плен не возьмут. И тебя, Кит, тоже.
Лучше не лезть в эту тему, соглашаюсь я. Я бьюсь с врагами издалека, а Вепрь с ними часто лицом к лицу. Военная злость на расстоянии совсем не то, что животная ярость в драке.
Вот и мы лицом к лицу с поверженными врагами. Механик деловито осматривает движок «Варты». Кит выбрасывает из кабины окровавленное тело. Чех блюет, схватившись за деревце.
А Днестр собирает документы погибших, приговаривая:
— Родные должны знать. Без вести пропавший — это неправильно.
Механик заводит «Варту», газует, слушает рокот мотора — на лице счастье. Мы садимся в броневик на еще не подсохшие пятна крови.
— Первым делом пиксельную раскраску нашими Z замажем, — строит планы Механик.
Шмель похлопывает по броне:
— Это не консервная банка. От пуль и осколков точно спасет.
— Поехали за минометом, — командую я.
По пути сообщаю нашим по рации, что мы возвращаемся на трофейной машине, чтобы свои же не подстрелили. Вездесущий Шмель копается в бардачке, демонстрирует папку с документами и приказами.
— Выкинуть?
— В штаб передадим, — решаю я.
— Тут еще прибор какой-то. Привинчен крепко, — сообщает Шмель.
— Не ломай! — одергивает Механик. — Надо Русику показать.
Наш оператор беспилотника Русик ушел в расположение штаба батальона, чтобы зарядить квадрокоптер. Он парень толковый, разбирается в современных гаджетах.
— Гони сразу в штаб, — решаю я. — Папку сдадим и Русика подхватим.
«Варта» идет ходко, нам с трофеем повезло. Мы добираемся в расположение штаба. Сразу и не поймешь, где что, так удачно всё замаскировано. И машины командиров не сбиваются в стаю, чтобы не привлекать внимание вражеских «птичек». Мы тоже загоняем вездеход под деревья, находим Русика, хвастаемся трофеем.
Русик осматривает прибор в бардачке.
— Вы шо! Это GPS-трекер.
— Нужная вещь? — интересуется Шмель.
— Маячок для отслеживания местоположения! На случай попадания машины в руки противника.
— Это как?
— Точно в пятак! Думаете, ветками прикрыли, и в безопасности? Хохлы нас видят на электронной карте, жди прилета!
Шмель озадачен:
— Не гонишь? По координатам могут бить?
— Еще как! Лучшей наводки не надо!
— А мы, дураки, к штабу приперлись, — доходит до меня.
— Ломай эту дрянь! — суетится Механик и вырывает коробку.
— Сломать здесь не выход. Уже засекли, ударят в эту точку, — объясняет Русик.
— Что же делать?
— Надо изобразить движение, а потом избавиться от трекера.
Днестр соображает первым. Сбрасывает бронежилет, хватает трекер и бежит, сломя голову в поле. Он самый старший из нас, а бежит, как молодой. Мы замерли под деревьями, а Днестр уже преодолел сотню метров. Бежит не оборачиваясь, унося от штаба вражескую наводку.
И тут звук выхода со стороны противника.
— Бросай! Ложись! — кричу я.
Днестра отбежал уже достаточно далеко и швыряет прибор дальше. А сам вжимается в землю. В этот момент приходит первый снаряд, за ним следующий. Еще и еще! Противник кучно обрабатывает участок с координатами трекера.
Когда артиллерийская стрельба стихает, мы бежим по следам товарища. Днестр приподнимает голову. Живой! Он ранен в ногу и сам накладывает жгут.
Ребята радуются, а я злюсь:
— Куда понесся! Зачем рисковал? Я бы сам.
— Ты командир. Чех наводчик, Шмель заряжающий, Механик тоже всегда при деле, а меня легко заменить, — бесхитростно отвечает Днестр.
Ребята перетаскивают его в наше расположение. Рана средней тяжести, но требуется эвакуация в санчасть.
— Доставлю героя в лучшем виде, — обещает Механик, заводя броневик.
Днестр действительно поступил по-геройски. Рискуя жизнью, отвел удар от штаба батальона. Исправил мою ошибку. Ведь это я приказал ехать в штаб с прибором-мишенью.
Как говорит наш комбат Тарантино:
— Война — это серия ошибок. Кто сделает меньше, тот победит.
Спасибо, Днестр. Спасибо, что спас. Спасибо, что выжил. «Трехсотый» — это поправимо.
Через две недели мы встречаем Днестра, как родного. Он хромает, но держится бодро.
Я жму ему руку и хлопаю по плечу:
— С возвращением. Мы без Днестра, как Россия без Волги.
А Урал подкалывает:
— Днестр, ты мог комиссоваться и свалить домой.
Днестр знает, что ответить:
— Тебе хорошо, Урал всегда был Россией, а русский Днестр надо возвращать.
— Днепр частично вернули и Днестр вернем, — обещаю я.
— Вот я и пойду домой напрямки вместе армией, — заверяет Днестр.
— Наконец-то хавчик будет, как мамка дома, — радуется Шмель.
За ужином, который на радость всем приготовил Днестр, Шмель спрашивает:
— Днестр, расскажи про страховку. Сколько тебе за ранение отслюнявили?
— Начислили чего-то. Да к чему мне тут деньги. Как добьем нациков всё разом получу.
— А как в тылу? Прилетает?
— Понагнали им натовских дальнобойных, — сетует Днестр. — Бьют, куда достанут. Надо за Днепр нациков гнать, чтоб не прилетало.
— А там и за Буг.
— Много домов порушено. Если стены целы, то без окон. Но люди не унывают, восстанавливают. После еды-воды первый товар пленка для окон.
Шмель подхватывает тему:
— Представляю, сколько бабла можно на стеклах поднять.
С нами Русик. Он бубнит под нос:
— А на пластиковых окнах — озолотиться.
— Окна сложно, их на заводе делать надо. А стекла: купил, привез, продал — и в шоколаде! Днестр, я тебе советую деньги за ранение в стекла вложить.
— Да ну вас, — отмахивается Днестр. — Махинаторы.
— Мы «музыканты». А вот у Русика батя буржуй. Наш квадрик сбили, так он новый пригнал. Лучше.
— Почему буржуй, — обижается Русик. — Отец бизнесмен. В Луганске у него завод по пластиковым окнам.
— Вот почему ты про окна болтаешь. Слушай, Русик, а чего тебя папаша от мобилизации не отмазал?
— Потому что не буржуй, а бизнесмен. Как после победы людям в глаза смотреть?
— А себя, значит, он отмазал.
— Мой отец старше возраста мобилизации.
— Батя уже старый. Так тебя беречь надо, наследничка.
Шмель усмехается, Русик оправдывается. Шмель так действует не со зла, просто характер колючий. А Русика он по-настоящему сберег, когда рисковал жизнью вместо него…
На этом рассказ Чеха «Первый трехсотый» заканчивается. Детали воспоминаний порождают подозрение. Наш Русик лучше всех разбирается в GPS-координатах и прочих хитростях определения местоположения. Он растолковал нам, как это делается.
Я закрываю лицо ладонями. Эпизод с первым «трехсотым», когда трагедии удалось избежать, уплывает в прошлое. А перед глазами вновь роковая ночь, когда все погибли.
Не все. Выжил я, и выжил Русик. Где был он во время взрыва? Как получил ранение? И главное — кто передал врагу координаты?
Мысли закручиваются спиралью. На периферии мелькают образы погибших друзей, а в центре я вижу Русика. Кто, если не он? Русик больше других подходит на роль предателя.
33
Опускаю руки, открываю глаза и возвращаюсь к реальности. Вновь смотрю на фотокарточку, найденную в почтовом ящике. Трое друзей, сбежавших от мирных проблем на жестокую войну. Выжил только один. И девушка за кадром, сделавшая снимок. Она исчезла, но готова вернуться.
Переворачиваю фотокарточку, чтобы в сотый раз прочесть ее слова. «Сегодня вечером в нашем месте. З».
Вечер — это когда? В шесть? Или в семь-восемь? Когда стемнеет, решаю я.
