Вообще-то я рисковал, конечно, когда вел разговор с таким нахальством и понтом. Встречаются люди непонятливые, которые не любят слушать и понимать, а сразу рвутся врезать по морде, чисто из соображений личной гордости. Мне, дескать, престиж помяли, на хвост наступили, а вот тебе в пятак, фуфлыжник! Само собой, что один на один я бы его не сильно испугался. Но тут еще Элен с начинкой Танечки. Конечно, она, наверно, кое-что потеряла из своего арсенала, поскольку в росте и весе прилично прибавила. Но если попадет с тем же мышечным усилием, какое привыкла прежде прилагать, — результат будет покруче. Укантовать наповал может… Само собой, конечно, что тут другие люди поблизости есть, которые по случаю мордобоя будут очень рады вмешаться и намякать мне по первое число.
Но гражданин с уголовным прошлым, должно быть, вовсе не страдал излишней нервозностью, умел, если надо, сдерживать эмоции, а самое главное — не принимать поспешных решений.
— Надо подумать… — произнес он очень здравую фразу. — Ближе к вечеру еще раз встретимся, побеседуем. Отдыхай!
Элен вышла следом за Петей-Пьером, но вернулась буквально через пару минут.
— Мне велено дать тебе кое-какие разъяснения по делу, — сказала она, — это, между прочим, большой шаг навстречу со стороны Петра Петровича.
— По-моему, самый большой шаг навстречу он сделал тогда, когда согласился на то, чтоб меня упереть. Это не ты, случайно, ему насоветовала?
— Нет, вовсе не я.
— А почему он сам не стал давать разъяснения?
— Потому что ему некогда. Нам предстоит пересадка. На менее крупное, но более безопасное судно. Ему надо связаться с этим судном.
— Стало быть, ты тут его правая рука? Раз доверяет тебе давать разъяснения заложнику?
— Он доверяет мне потому, что в данном деле я лучше его понимаю ситуацию.
— Даже так?
— Именно. Начну с того, что кое о чем тебя спрошу. Тебе такая фамилия, Рудольф фон Воронцофф, не знакома?
Я поскреб в затылке. В общем-то фамилия была мне знакома, и слышал я ее относительно недавно. Притом слышал от Чуда-юда. Вот только в том или в этом потоке времени — позабыл. Где-то близко от этой фамилии в моей памяти дрыгалась и фамилия Куракин. Правда, я почему-то помнил, что между этими представителями аристократических эмигрантских фамилий пробежала черная кошка. А может, мне это само придумалось или было кем-то продиктовано — забыл опять-таки. Но самое главное, я с пребольшим сомнением относился к тому, стоит ли информировать Элен хотя бы о том, что я помню.
— Где-то слышал, — сознался я, давая понять, однако, что ни шиша мне эта фамилия не говорит.
— Слышал, не сомневаюсь, — чекистские интонации Танечки, прозвучавшие в абсолютно Ленкином голосе, в другое время могли бы и позабавить, но только не сейчас. — А ты в курсе того, что Воронцов или Воронцофф, как его теперь произносят, главное препятствие на пути твоего доброго батюшки?
— Нельзя сказать, чтобы совсем в курсе, но догадываюсь. Правда, пути у Чуда-юда шибко неисповедимые, и на каком именно залег Воронцов, — не знаю.
— Скажем так — на главном. Твоему папочке нужны 37 миллиардов, которые, строго говоря, принадлежат мне.
— Они принадлежат той девушке, у которой отпечатки пальцев совпадают с образцами, имеющимися в банке, — сказал я довольно безжалостно. — То есть моей жене Вике Бариновой. Ни один суд не примет от тебя иск, где ты будешь утверждать, что вам поменяли души. Реинкарнация — это понятие религиозное, а не юридическое. Фиг докажешь.
— Реинкарнация действительно понятие религиозное. А вот реноминация личности — при определенных обстоятельствах, конечно, — вполне доказуема. И подтвердить это дело очень даже можно. Особенно если на процесс попадут кое-какие документы, которые собрал мистер Равалпинди. Из того чемодана, который ты притащил.
— А ты, конечно, уже совала туда нос?
— Вот именно, только совала нос, а не изучала досконально. Но почти тут же наткнулась на знакомую фамилию — Джаббар-сингх, профессор из Дели.
— Понятия не имею, кто такой… Джавад-хана знаю — это сам Равалпинди, согласно пакистанской ксиве. А Джаббар-сингх… Ни фига не помню.
— Зря. Я точно знаю, что один раз ты эту фамилию слышал. Помнишь, как почти сразу после твоей первой встречи с отцом, которая прошла на пляже одного подмосковного поселка, где сейчас живет твоя теща Валентина Павловна Чебакова, Чудо-юдо пригласил тебя попить чайку? Это четырнадцать лет назад было, летом 1983-го. Вспоминаешь?
— Было такое, помню. Значит, у тебя и от Ленки база данных осталась?
— Осталась, осталась! И даже больше, чем думает Чудо-юдо. Так вот, ты-то был всего первый раз в гостях у родителя и даже еще не знал, кем он тебе доводится, а Зинка с Ленкой уже больше года занимались английским языком по его методике.
— Ну, знаю… — кивнул я.
— Чудо-юдо, если помнишь, их погружал в гипнотический сон, где они видели себя разгуливающими по иностранным городам. В том числе и в Индии «побывали», где встречались с Джаббар-сингхом.
— Да, — припомнил я этот эпизод из жуть какого давнего прошлого, — он тебе… то есть натуральной Ленке, порекомендовал заниматься йогой и передал список телефонных номеров.
— У тебя, оказывается, склероз еще не на последней стадии, — съехидничала Элен. — Так вот, тогда милый «педагог» убеждал этих дурочек, будто все это происходит в программированных снах. Примерно таких, как те «Сны для Димы и Тани», которые нам Чудо-юдо транслировал через микросхемы во время наших подземных прогулок на Хайди.
— А на самом деле?
— На самом деле это были реальные контакты. Правда, в искусственной реальности. И методику этих контактов разрабатывал профессор Джаббар-сингх. Причем товарищ Баринов несколько месяцев пробыл в Индии и прекрасно поработал там в клинике Джаббара, где изучались многие психо-физиологические и нейролингвистические аспекты йоги. Потом Джаббар несколько раз был в СССР, и они работали в личной лаборатории Баринова — там же, на даче. Так что, «хинди, руси — бхай, бхай!».
— Понятно, — сказал я, несколько опережая рассказ, — и Сергей Сергеевич где-то гам, в Индии, наследил… А Равалпинди нашел этот след.
— Да, только не в Индии, а в «родном» Пакистане, где ему помогли в этом тамошние спецслужбы. Дело в том, что в 1987 году Джаббар-сингх был убит какими-то странными грабителями, которые так усердно заметали следы, что сожгли весь дом. Считалось, что весь архив сгорел, ан нет… Кое-что осталось. И попало к Равалпинди.
— Но покамест насчет доказательств твоей реноминации — туго, — заметил я,
— все это интересно, но не более того.
— В бумагах, которые находятся в чемодане Равалпинди, — жестко сказала Элен, — есть реально работавшая схема «прибора переселения душ» или, как называет его наш общий знакомый Сорокин, ППД, разработанного совместно Чудом-юдом и Джаббаром, причем на схеме есть рукописные пометки Баринова. Сохранилась также их рабочая тетрадь или журнал, где зафиксировано, что первую успешную реноминацию личности они осуществили еще в 1981 году. А Сарториус, тогда уже работавший за рубежом, получил информацию о том, что это достижимо, именно через Джаббара. По сути дела, до самой смерти Джаббар, как и ряд других людей, был связником между Чудом-юдом и Сарториусом.
— Дурдом в натуре! — вздохнул я. — Только ты ведь начинала с Воронцова, вроде бы… При чем тут он?
— Не все сразу. Наверно, тебе Чудо-юдо толком не объяснил, почему он зарядил меня в Ленкину шкуру и отправил во Францию?
— Скажем так: объяснил, но не очень. Поначалу вообще не объяснял ничего, а просто сказал про Ленку, что она не просто дура, а дипломатический скандал. Мол, попросила политубежища у французов на Мартинике, вступила в сотрудничество с князем Куракиным, и теперь ее в любой момент могут затребовать через посольство. Но вообще-то я так понял, что ему надо было прежде всего приобрести в качестве невестки твою, извиняюсь, «шкурку». Ну, а чтобы избежать всякой непредсказуемости, зарядил туда Ленку. Получилась Вика. А Куракину он за ненадобностью отправил тебя, упаковав в Ленкину оболочку. Так получилась мамзель Элен.
— В общих чертах, может быть, так оно и прикидывалось, — нахмурилась Шевалье. — Но всех подробностей тебе папочка не сказал. Потому что если б сказал, то поставил бы свою жизнь под очень серьезную угрозу.
— Не понял… Ты что, намекаешь, что я мог на него руку поднять?
— Ты ведь уже поднимал один раз, помнишь? Когда нажал кнопку в самолете у Перальты. Я ведь даже помню, как мы падали в море с парашютом. Ведь с тобой в тандеме было именно это тело. — Элен ласково похлопала себя по бедрам.
— Ладно, что там было — дело прошлое. Ты лучше скажи, с чего это я должен был так обидеться на отца, чтоб до смертоубийства дойти?
— Видишь ли, меня он отправлял практически на смерть. Как камикадзе. Потому что я должна была убрать сразу двух основных его противников. Воронцова и Куракина.
