Ознакомительная версия.
– Готово, – поклонившись, протянул он разрисованный листок.
Мимолетно глянув на странное художество, Шмидт передал листок монаху.
– Приступай.
«Какую часть татуировки следует сделать невидимой?» – начертал Туичен-щаго на глиняной дощечке.
– Вот эту, – указал эсэсовец на зашифрованные координаты.
Кивнув, монах разложил на тряпице инструменты: несколько пузырьков, наполненных темными и светлыми жидкостями, две кисти различного размера, набор иголок, чистое полотенце. Обмакнув в один из пузырьков кисть, он принялся переносить сложный рисунок с бумаги на обритую голову Шрайбера…
– Паламос, – кивнул капитан на огни небольшого городка.
Лодка покачивалась на волнах в трех милях от берега.
Погода сохранялась тихой, безветренной, а небо блестело мириадами ярких звезд. Правда, последнее обстоятельство не радовало подводников – именно в такие ясные ночи силы Кригсмарине несли ощутимые потери от налетов авиации англичан и американцев. Тем не менее, повинуясь приказу штурмбаннфюрера, Минквиц приказал всплыть на траверзе испанского города. Да и заряда аккумуляторных батарей оставалось всего на несколько часов хода – пора было запускать дизели.
– Приготовьте шлюпку, – распорядился Шмидт.
– Кого высаживаем?
– Трех человек из моей команды.
– А дальше?
– Домой. В Киль.
– Наконец-то, – радостно выдохнул капитан и крикнул вниз: – Боцманская команда наверх! Шлюпку к спуску на воду!
– Который час? – спросил Шмидт.
Матиас посмотрел на светящийся циферблат.
– Пятнадцать минут третьего.
– До трех успеют добраться до берега и вернуться?
– Постараются. Я посажу на весла свежих ребят.
Ровно в два часа ночи члены дивизеншутцкоммандо в полном составе поднялись на палубу субмарины. На всех поверх привычной тропической формы были надеты спасательные жилеты. Кое-кто был при оружии.
– Какая дисциплина! – пошутил капитан.
– Обычная предусмотрительность, – отмахнулся Шмидт. – Шлюпка готова?
– Разумеется. Кого ты отправляешь на берег?
– Шрайбера, японца и тибетского монаха.
Азиаты выглядели обычно, не считая скромной гражданской одежды. Шрайбер тоже переоделся в штатское, прикрыв бритую голову кепкой с длинным козырьком, за его спиной висел небольшой дорожный рюкзак. Но самое удивительное было то, что младшего офицера СС товарищи вели под руки.
– Что это с ним? – недоуменно шепнул Минквиц.
– Не обращай внимания, – рассмеялся эсэсовец. – Прощаясь, мы выпили шнапса, и Хуго слегка перебрал.
На самом деле над молодым оберштурмфюрером немного потрудился тибетский монах, подготавливая потаенные уголки его памяти к приему некой информации. О том, что это была за информация, никто не знал. Подготовив Хуго, монах послушно покинул отсек, оставив наедине с ним майора Шмидта.
– А как же он справится с задачей на берегу? – донимал капитан.
– Не беспокойся, на берегу его встретят наши люди.
Спустя десять минут шлюпка отчалила от борта. Франц с товарищами стоял на краю узкой палубы и долго глядел вслед небольшому надувному суденышку, контуры которого едва просматривались на фоне огней Паламоса…
Франц достал сигарету и закурил. Предстояло дождаться возвращения шлюпки, а потом… Потом в ночном небе должны были появиться две летающие лодки – дальние разведчики «BV-138».
За первой сигаретой последовала вторая, третья…
Небо на востоке загоралось зарей, когда вдали послышались равномерные всплески.
Капитан поднял воротник серой кожаной куртки и пробормотал:
– Возвращаются.
– Который час?
– Начало четвертого.
Шмидт оглядел небо, прислушался…
Самолеты должны вылететь с одного из испанских аэродромов, но их пока не было видно.
С чем связана задержка? С плохими погодными условиями на материке или с иными причинами? Оберфюрер Рауфф – «серый кардинал» Гиммлера – слыл предельно обязательным человеком, значит, что-то не сложилось…
Шмидт поймал на себе тревожный взгляд одного из подчиненных. Да, его люди тоже волновались. Перед выходом на верхнюю палубу он собрал дивизеншутцкоммандо в кормовом торпедном отсеке и разъяснил суть дальнейшего плана.
– Здесь, – поднял он ранец, – двадцать килограммов нашей взрывчатки и часовая мина, установленная на три часа с четвертью.
– Лодка должна затонуть? – тихо спросил кто-то из коллег.
– Да. Вместе с экипажем. Спрячьте ранец подальше, чтоб раньше времени его никто не заметил, и поднимайтесь наверх.
– А что будет с нами, когда лодка затонет?
– В три часа должны прилететь два гидросамолета. Они прилетят немного раньше, чем взрыв уничтожит команду. Как только начнут снижаться для захода на посадку, прыгайте за борт и плывите к ним. И помните: субмарина взорвется в три часа пятнадцать минут…
Сигнальщики и вахтенный торчали на ходовом мостике, боцманская команда возилась с поднятой на палубу шлюпкой, члены дивизеншутцкоммандо по-прежнему болтались возле своего командира. А тот хранил молчание, беспокойно поглядывая то на часы, то в небо…
Наконец, когда до взрыва оставалось минуты три-четыре, со стороны испанского побережья послышался равномерный низкий гул авиационных моторов.
Капитан-лейтенант, не знавший о планах Рауффа и Шмидта, приказал всем немедленно покинуть верхнюю палубу.
– В самый раз! – пробормотал эсэсовец и кивнул подчиненным.
Послышались всплески – бойцы дивизеншутцкоммандо прыгали в воду и, усиленно загребая руками, отплывали подальше от субмарины. По палубному настилу гремели тяжелые ботинки моряков, подводники что-то кричали вслед, грохала крышка люка…
Суматоху прервал мощный двойной взрыв: вначале ухнул низкий утробный звук внутри кормовой части подлодки, следом детонировали две торпеды – основная в торпедном аппарате и запасная под палубным настилом. Сильный взрыв расколол прочный корпус, отбросив на два десятка метров искалеченную корму. В воздухе мелькнули лопасти гребных винтов, вертикальные рули, обломки оснастки. Носовая часть кренилась и, быстро набирая воду, исчезала с поверхности.
– Вот так. Ни вспышки, ни пожара, – отплевываясь, прошептал Шмидт. – Была субмарина, и нет. Прощай, дружище Матиас, ты был хорошим капитаном…
Он осмотрелся. Его товарищи держались рядом. А самолеты, включив посадочные прожекторы и готовясь к посадке, плавно снижались.
Шмидт полез в карман за сигнальным патроном, но сначала наткнулся на холщовый мешочек с ключами, на лице промелькнула довольная улыбка: очередная головоломная операция успешно завершалась, а ключи от ящиков с сокровищами служили гарантом его неприкосновенности. По крайней мере, на ближайшие несколько часов.
Оставив мешочек, он вытянул сигнальный пистолет с заряженным белым парашютным патроном и выстрелил вверх. Взвившись на восемьдесят метров, ракета зависла, освещая под собой довольно приличное пространство.
– Франц, они не промахнутся? – шутливо поинтересовался кто-то из подчиненных.
– Если нас не вытащат из воды в течение следующих трех минут, я пожалуюсь рейхсфюреру, – ответил Шмидт в тон вопрошавшему.
Сам же с надеждой подумал: «Полагаю, пилотам хорошо видны наши ярко-оранжевые жилеты. Мы в самом центре освещенного круга…»
Он не ошибся – пилоты двух самолетов отлично видели группу соотечественников, одетых в яркие жилеты. Но он ошибался в другом.
Первая ошибка заключалась в том, что умудренному опытом Францу не стоило всецело доверять особам, приближенным к верхушке рейха. Такие люди, как оберфюрер Рауфф, всегда держали в голове глобальный результат, не щадя ради его достижения жизней простых офицеров и солдат.
Из первой оплошности, как следствие, вытекала вторая: вместо самолетов-амфибий «BV-138» над беззащитной дивизеншутцкоммандо кружили два «Heinkel-111» с полной бомбовой загрузкой.
Определив удобно подсвеченную цель, пилоты прекратили имитацию захода на посадку, выровняли полет, встали на боевой курс и открыли бомболюки.
Через несколько секунд светлое пятно с барахтающимися людьми накрыли шестнадцать бомб весом по двести пятьдесят килограммов каждая.
Белый огонек кружил на парашюте еще с полминуты, освещая вспененное море и куски человеческих тел…
Япония, Токио
Корсика, Аяччо
Несколько дней назад
Старый японец смешно таращил глаза, отчего напускная ярость смахивала на предсмертную гримасу.
Рауфф тряс перед его лицом старым снимком:
– Вот мое фото. Узнаете?
Куроки водрузил на нос очки, поднес поближе снимок и надолго замолчал. Потом в изнеможении откинулся на подушку и выдавил из себя несколько слов.
Ознакомительная версия.