Я вздохнул и пошел на кухню. Налил коньяку.
— Кира, выпьешь?
— Ага, за любовь — не чокаясь!..
— Угомонись! Вот черт, как же мне все это надоело.
* * *
Кира спала, свернувшись уютным комочком под одеялом. А вот ко мне сон не шел. Я лежал рядом, слушая ее спокойное мерное дыхание. Черные волосы разметались по белой подушке. Я провел пальцами по шелковистым прядям. Эту девушку я вытянул из лап участи худшей, чем смерть. А потом завертелось — еле выскочили… До самого последнего момента я гнал от себя любые мысли о романтике, чувствах и тому подобном. Но все произошло как бы само собой: просто, естественно и… прекрасно. Прожив полгода вместе, мы поженились, свадьба была скромной, вместо пышной церемонии мы предпочли романтическую поездку в Париж. Очарование «столицы любви» помогло забыть те ужасы, которые мы пережили вместе. И вроде бы все наладилось.
Но только внешне, — мне нужно было привыкать к новой, беззаботной жизни. А я не мог. Не получалось постичь всю эту паутину условностей, которые опутывали «цивилизованное общество». Каждый день улыбаться и раскланиваться с откровенно ничтожными типами. Да к тому же мнящих о себе хрен знает что! Мудаки! Ненавижу! Но ничего, я привык. Привык решать мелочные проблемы, подписывать ворох «очень важных» бумаг. Ни одна из них не стоила и патрона там, в горах…
И все равно — мы слишком часто ссорились. Поводы для грандиозных ссор были, как водится, мелкие. Но вот крови мы друг у друга попили больше, чем мои «полночные пациенты»!..
Для меня отдушиной стал стрелковый тир. Только там я чувствовал себя свободно, ощущая отдачу крупнокалиберного пистолета в руке, резкий, специфический запах порохового дыма, слыша характерный лязг затвора.
А Кира на дух не переносила запах пороха. Не понимала, а может, и не хотела понимать и принимать моего образа жизни. Оно и понятно: это только в кино крутой ветеран-спецназовец отдыхает душой в обществе нимфетки. Мне было трудно объяснить ей элементарные, с моей точки зрения, вещи. Да, у меня в кармане всегда лежал армейский перевязочный пакет, я не выходил из дому без ножа и фонарика. Стремительно оборачивался на любой резкий звук, не любил собак.
Кира, как любая женщина, хотела забыть, абстрагироваться от того полночного ужаса, через который нам пришлось пройти вдвоем. Я же, напротив, готовился к еще более хреновой ситуации. Именно поэтому слишком много времени уделял оружию, серебряным пулям, экспериментальной биохимии и патологической гематологии. И слишком мало времени оставалось, чтобы лишний раз сказать жене, как сильно я ее люблю. Да, это подло, но что я мог сделать? Серые полночные тени маячили за спиной, оставляя слишком мало времени нам обоим.
Тихо, чтобы не разбудить Киру, я поднялся с кровати и натянул тренировочные брюки.
За окном тарабанил унылый осенний дождь. Стояло самое начало осени, но мы же живем в Санкт-Петербурге, здесь и летом-то погода не балует. Как говорится: «Я знаю, что такое лето, но в тот день я был на работе».
Осень… Многие не любят это время года за грязь и постоянные дожди, особенно у нас в городе. А мне нравится. Осенью все выглядит таким, какое оно на самом деле. Настоящее золото на куполах церквей и в декоре дворцов Петербурга сияет ярче, отлакированное дождем. А дешевая позолота — блекнет. Спокойное время года, пора отдохновения от суетного лета. Вечера становятся длинней, но ярче загораются уютом окна домов. Там — тепло и хорошо, там — любят и ждут… Хорошее время — осень.
Я потянулся до хруста в суставах. Если бы курил, то обязательно бы затянулся крепкой сигаретой. Но к этой пагубной привычке я пристрастия не испытывал. Да и лишний демаскирующий признак… Еще с Крымской войны 1854 года пошло правило: «От одной спички троим не прикуривать!» Считалось, что прикуривая первому — выдаешь свою позицию, прикуриваешь второму — даешь возможность снайперу прицелиться, а прикуриваешь сам — противник стреляет.
Черт! Что за мысли дурные… Все о войне, а ведь я теперь человек мирный, семейный.
Все это «смятенье чувств» — из-за неожиданного визита Саши Гена. И пуля эта серебряная… Вдоль спины ощутимо потянуло холодом, отдаваясь маленькими серебряными иголками боли в сердце, — ох, не к добру.
«Серый человек» готовился особенно тщательно — цель сегодня была особенно важной. Он вершил свое дело за обычным письменным столом под яркой лампой. Ярко сверкали серебром и медью патроны в необычно удлиненных гильзах. Боеприпас «.44 Remington Magnum» 11,18x33R был создан в 1955 году известным американским стрелком и оружейником Элмером Кейтом в сотрудничестве с фирмой «Smith & Wesson». И он никогда не был боевым, скорее — охотничьим. Так, в принципе, стрелок и был в своем роде охотником.
Но благодаря Голливуду и фильму «Грязный Гарри» с Клинтом Иствудом в главной роли многие считают револьверный «сорок четвертый» своеобразной панацеей в мире крупнокалиберных боеприпасов. Тем не менее даже в самом сериале о суровом, но справедливом полицейском главный герой пользовался револьвером калибра «.41 Magnum». И он также был отнюдь не боевым.
Среди револьверных патронов «.44 Magnum» считается высокоточным — для загадочного стрелка это качество боеприпаса было едва ли не важнейшим наряду с мощным останавливающим действием.
Патроны с удлиненными гильзами и увеличенной навеской пороха один за другим отправились по своему назначению — туда, откуда плоские головки серебряных пуль вскоре посмотрят на этот несовершенный мир изнутри дульного среза, окруженного сходящейся спиралью нарезов.
«Инструмент» для предстоящей непростой «работы» впечатлял габаритами и мощью. Тяжелый револьвер «Magnum Hunter 629» со стволом длиной более девятнадцати сантиметров! Вес ручного оружия составлял ни много ни мало килограмм шестьсот тридцать граммов. Эту «гаубицу» вот уж никак не назовешь «шотган» или «армсган»! Чтобы научиться стрелять из такого револьвера, нужен талант и годы тренировки. И того и другого у «серого человека» было в избытке.
К сверхмощному револьверу еще прилагались съемные цевье и приклад с обрезиненным затыльником, чтобы компенсировать мощную отдачу «Магнум Хантера 629». К цевью крепились легкие сошки. Прицел — электронно-оптический, переменной кратности, со встроенным лазерным дальномером.
Стрелок тщательно проверил оружие и аксессуары. Установил на направляющие «Пикатини» снайперский прицел, проверил питание и отрегулировал яркость прицельной метки. Снарядил одну за другой шесть камор барабана.
* * *
Как всегда, неприметный человек выбрал себе заранее присмотренную лежку на чердаке. Дом был старой постройки. В случае опасности он мог уйти через любой из четырех подъездов или пробраться в подвал, который соединялся с канализацией. Путь отхода малоприятный, но зато надежный.
Все было сделано, и оставалось только ждать. Ждать загадочный стрелок умел. Стрелок отставил готовый к бою револьвер и еще раз осмотрел окрестности через мощный электронный бинокль. Дом, где находился стрелок, стоял на берегу канала, впадающего в Мойку. Четыре с половиной метра водной поверхности отделяли стрелка от его цели. На другом берегу канала стояло такое же старое здание из красного кирпича. Изрядно обветшавшее, совсем недавно оно было отреставрировано, и теперь там находился элитный закрытый клуб «Шерлок Холмс». Массивный старый дом был выдержан в нарочито викторианском стиле: огромные двери из полированного дуба с золочеными ручками и ливрейный лакей — вылитый Бэрримор. На стоянке перед входом стояло несколько дорогих автомобилей, некоторые из них были вообще раритетами, такие как «Ягуар» конца XIX века или BMW военных лет, «как у Штирлица». Клиенты этого заведения испытывали, по-видимому, только одну проблему: как потратить свои деньги и сделать это с возможно большей выдумкой.
Ну ничего, сегодня он испортит отдых этим сытым господам.
Вечерело, к закрытому клубу стал стекаться народ, на автостоянке перед клубом собиралась выставка «топ-авто».
Но сюда подъезжали не только дорогие автомобили. Из-за поворота канала вылетел на полном ходу дорогущий катер. Распуская белые «усы»-буруны, он развернулся и, снизив скорость, аккуратно подошел к небольшому причалу. Служитель клуба в стилизованной форме Английского Королевского флота принял швартовый и закрепил его на берегу.
На палубе появился невысокий плотно сбитый мужчина средних лет с благородной сединой и небольшим брюшком. Неброский, но дорогой серый костюм, очки в тонкой золотой оправе и манера держаться выдавали в нем изрядного сноба. Впрочем, чувствовалось, что он мог позволить себе гораздо больше личной свободы, чем это принято в «благопристойном» обществе.
Но теперь вся эта роскошь и манеры уже ничего не стоили, потому что тонкие нити перекрестья прицела уже перечеркнули нос с горбинкой, глаза, скрытые за широкими тонированными линзами дорогих очков, резко очерченный рот с упрямой складкой у губ. Все перестало быть важным, кроме ждущего своего «мгновения славы» в темноте ствола кусочка серебра обтекаемой формы.
