техника, так что, устраивать там диверсию стало очень рискованно при таких обстоятельствах. Пускай даже у них многочисленный отряд, есть оружие. Однако запас боеприпасов к автоматам ограничен тем, что есть в магазинах, да и не каждый член отряда вооружен. Некоторые из партизан ослабели после плена, часть отряда — хрупкие, не обученные взрывному или стрелковому делу девушки. Партизанское подполье, несмотря на многочисленность, слишком слабая сила против той обороны, что сейчас кольцом встала вокруг поселка.
Алеся восприняла его молчание по-своему, губы у нее задрожали:
— Да, вы, как офицер, будете выполнять приказ до конца! Это ваш воинский долг! А я ведь человек, я хочу жить и хочу, чтобы мой муж был жив. Неужели все ребята из отряда нужны вам как пушечное мясо? Они стали мне родными за время, что мы жили в лесу. Каждый из них! Мы делились последним куском хлеба, всегда помогали друг другу. Неужели они все должны будут погибнуть, чтобы выполнить приказ?! Вы — офицер фронтовой разведки, и одновременно вы — человек! Вы прежде всего человек! Вы должны понять, что операция потребует огромного количества жертв.
Капитан сурово ответил:
— Я не убийца и не хочу посылать на смерть членов вашего отряда. Да, я боевой офицер, и мой долг — выполнить приказ, отданный штабом! Я пожертвую жизнью ради победы, если мне прикажут. Такой задачи штабом не поставлено. Мы должны не героически погибнуть без всякого смысла, а уничтожить врага изнутри. Действовать нахрапом, в лоб при данных обстоятельствах нет смысла, вы правы. Мы погибнем еще у ворот мастерских, да что там у ворот — даже мост пройти не сможем. Поэтому о новом плане операции я сообщу всему отряду и его командиру, вашему мужу, по прибытии. Молнирую в штаб добытые сведения. И только после согласования операции начну действовать. Да, диверсия — это всегда опасность, как и везде на войне. Послушайте, Алеся, я так же, как и вы, не желаю никому смерти, я капитан фронтовой разведки, мой долг — защищать людей от врагов, а не отправлять их на смерть. Обещаю, даю вам свое слово, что сделаю всё, чтобы никто не погиб на этом задании.
Женщина ничего не ответила на горячее обещание Глеба. Она отвернулась и пошла дальше. Женская тонкая фигура согнулась, будто под невидимым грузом, который теперь давил на нее.
В тяжелом молчании разведгруппа пробралась через самые опасные расщелины, прошла горную тропу над обрывом и наконец оказалась у подножия хребта. Солнце уже почти скатилось за горизонт, позолотив долину, перед тем как спрятаться на ночь.
Капитан предложил своей спутнице:
— Подождем немного: пускай совсем стемнеет. Через полчаса можно будет перейти долину без риска. Нас не заметит в самую сильную оптику никакой глазастый снайпер.
Женщина устало опустилась на камень рядом с военным. Вдруг она повернулась к Глебу. Глаза ее снова смотрели открыто, прямо на него:
— Простите меня, что не смогла сдержаться. Я не права, не права, сама знаю это. Не могу вас просить отменить операцию — это ваш долг. Простите мою минутную слабость. Так стало страшно и плохо от усталости, а еще потому, что в Боруне я своими глазами увидела, сколько там фашистов и какая крепкая охрана. — Она выглядела виноватой. Обычно спокойное, ее лицо потемнело от тревожных мыслей. — Я ведь никогда не сталкивалась с врагами лицом к лицу, Володя всегда заботился обо мне, оберегал меня. Всю войну я была только радисткой, работала в лагере, помогала мужчинам, ухаживала за больными. Но ни разу не была на вылазках, не участвовала в диверсии. Муж берег меня от этого ужаса, смертельной опасности. Когда Володя пропал вместе с отрядом, мне пришлось стать сильной. Стать как он. Эта ноша оказалась такой тяжелой… Ужасно страшно, просто невыносимо, когда видишь их лица, автоматы совсем рядом. И знаешь: одно движение — и ты мертв. Этот страх всё время душит, не дает дышать.
Глеб отозвался на ее признание:
— Я знаю, Алеся. Мне тоже страшно, всегда страшно. Нельзя давать страху взять вас в плен. Я вижу, что вы очень сильная! Вы пошли со мной в разведку через ущелье! Вы возглавили отряд! Освобождали партизан из плена! Три человека против двадцати вооруженных охранников. В вас столько силы! Не разрешайте страху ее разрушить. У нас всё получится, я обещаю, что мы выполним задание. Я лично, как военный разведчик, боевой офицер, сделаю всё, чтобы в отряде не было ни одной потери. Вместе мы сможем одолеть фашистов, любую армию, силу — верьте в это и не подчиняйтесь страху.
Тонкие пальцы обвили его ладонь. Алеся на несколько секунд прижала к его плечу заплаканное лицо:
— Спасибо. Я знаю, что так и будет, я верю в ваше слово офицера.
Темнота стремительно заполнила долину, и Шубин приказал:
— Выдвигаемся!
После жуткого ущелья с его обвалами и узкими проходами идти по долине было бы приятно, если бы не тревога. Открытое пространство, несмотря на темноту, пугало. За несколько лет войны Шубин отвык от тишины, ему было непривычно идти открыто по большому участку без возможности мгновенно спрятаться. Каждый звук или тень представлялись опасностью. Добравшись до деревьев, Алеся с Глебом с облегчением выдохнули. На границе массива их уже ждали — из укрытия навстречу кинулись несколько партизан:
— Вернулись!
— Живые!
Владимир Зеленин не мог сдержать чувств: он схватил жену в охапку и не выпускал из объятий несколько секунд. Потом, уже придя в себя, пожал руку и Глебу:
— Спасибо, спасибо, что вы позаботились об Алесе.
Разведчик тоже был рад видеть партизан, но сразу перешел к делу:
— Товарищ командир, прошу собрать отряд. Я должен рассказать план операции.
— Конечно, хорошо. По рации свяжемся с центром, доложим о вашем возвращении.
— Чуть позже, — остановил Зеленина Шубин. — Сначала я бы хотел поговорить с членами отряда, а потом уже доложим о плане операции.
Владимир бросил заинтересованный взгляд: что-то темнит разведчик. После горячего чая и жидкой каши Глеб немного посидел в одиночестве, собираясь с мыслями. На полянке постепенно собирались партизаны, рассаживались на перевернутых бревнах, охапках травы. Когда весь пятачок был заполнен, капитан оглядел толпу перед ним и заговорил:
— Товарищи! По приказу штаба
