1
Группа полковника Согрина сходится с верхней группой тогда, когда меняет направление ветер и приносит со стороны далекого Черного моря небольшой липкий снегопад, обещающий вскоре вырасти в нечто более солидное, если судить по тучам, быстро затянувшим небо. Тучи тяжелые, темные, но быстрые. Обычно это предвещает пургу.
Останавливаются только на минуту.
– Теперь можно и по тропе идти, – решает Сохно.
– До новой засады? – ехидничает лейтенант Брадобрей.
– В джамаате осталось только семь человек, – миролюбиво, но назидательным тоном рассуждает Кордебалет, опережая Сохно, готового ответить более резко. – И идет он на выручку, скорее всего, другому джамаату. Эмир джамаата опытный, если судить по тому, как он ловко расставил ловушку омоновцам. Он не будет больше рисковать людьми, которых и так мало. Более того, он уверен, что его засады сработали. Вторую он выслал в помощь минерам.
– Да, – соглашается Согрин. – Эмир считает нашу группу уничтоженной. И дожидается, когда его люди догонят его. Выключить «подснежники», беречь аккумуляторы...
– Значит, надо сразу догонять, а не перекуривать, – поторапливает Сохно и первым шагает вперед. – А то пурга навалится, все следы заметет.
Здесь, на тропе, нет надобности пускать впереди опытного специалиста-горника. А с ролью ведущего подполковник вполне справляется. Он даже фору любому из молодых лейтенантов готов дать и с удовольствием может доказать свое право на первенство. Да и идти по утоптанному снегу гораздо легче, нежели по снежной целине. По крайней мере, не надо искать путь, чтобы не потерять правильное направление.
И Сохно идет. Он так идет, что только Кордебалет с Согриным и тянутся за ним без напряжения. Сказывается девятимесячный безостановочный труд на разведывательных маршрутах. Старшим офицерам подобный марш-бросок в привычку, а для лейтенантов он сложен, не успели еще втянуться в подобный ритм. Может быть, здоровья молодым офицерам и хватило бы, но не хватает главного качества каждого профессионального спецназовца – умения терпеть.
Когда Сохно на месте ведущего сменяет Кордебалета, со стороны, но уже не издалека, доносятся новые автоматные очереди. Теперь ветер доносит их отчетливо. И заставляет сменить направление движения, чтобы срезать угол. Благо горный профиль пока позволяет это сделать.
Кордебалет выносливостью и умением терпеть товарищу не уступает и задает еще более быстрый темп. Группа постепенно начинает растягиваться, и Сохно, сменившись с места ведущего, традиционно занявший место замыкающего, громко, не боясь сбить дыхание, и с насмешкой подгоняет лейтенантов:
– Пора отвыкнуть от асфальтированных дорожек, если взяли в руки оружие... Здесь нет няньки, чтоб за ручку водить...
Насмешка действует сильнее, чем смог бы подействовать приказ. Она звучит вызовом, и лейтенанты, памятуя свою недавнюю гордость, пытаются принять его. Впрочем, хватает их ненадолго. Скоро цепочка снова растягивается. Теперь в замыкающие выходит Кордебалет, которого сменил полковник Согрин. Ему тоже торить тропу, потому что путь опять срезается, теперь уже чуть-чуть в ином направлении – место перестрелки снова сместилось в сторону, но выстрелы слышатся уже так явственно, что ошибиться в направлении невозможно.
У полковника голова полностью седая. Правда, никто не знает – от возраста или от работы, при которой трудно избежать седины. Лейтенанты, помня, как шли вместе с полковником и не отставали, надеются и здесь успеть, но Согрин знает, когда следует добавить, и потому темп не снижает. Преследование входит в завершающую фазу. Кому-то там, впереди, где идет бой, требуется немедленная помощь, потому что помощь только что подошла к боевикам. И это заставляет полковника шагать еще быстрее, не щадя ни себя, ни других.
Теперь растянувшуюся цепочку подгоняет Кордебалет. Этот не посмеивается, как второй подполковник. Этот просто к Сохно обращается, но достаточно громко, чтобы и другие его услышали:
– Бой придется втроем вести. С этих загнанных лошадей. Прислали обузу... Без них бы сразу обошлись...
– Что с загнанными лошадьми делают, лейтенант Егоров? – с легким хохотком спрашивает Сохно идущего впереди бывшего инструктора-горника.
Инструктор-горник молчит...
* * *
Первым не выдерживает темп погони лейтенант Саакян, обладатель неприятного, слегка презрительного взгляда. Издает такой красноречивый стон, словно воздух глотнул в последний раз. И просто падает на колени в снег, потом и на руки опирается – и вставать не хочет. Не хватает характера, сломался... Полковник Согрин в самом деле загнал его.
Мрачный лейтенант Егоров, идущий следом, молча подхватывает Саакяна под локоть, пытаясь приподнять. Егоров и Брадобрей единственные из всей пятерки, кто держится. Остальные готовы примеру Саакяна последовать.
Егоров смотрит на подходящего Сохно, ждет помощи. В его понятии, не помочь сейчас – это бросить товарища в беде. В понятии Сохно, помочь сейчас Саакяну – значит привести прямо в бой не готового к этому человека. Духом не готового, а не силами. Потому что дух всегда прибавляет сил, а сил у человека гораздо больше, нежели он сам думает. И потому Сохно, не глядя ни на Егорова, ни тем более на Саакяна, проходит мимо. Точно так же мимо проходит Кордебалет. Даже демонстративно огибает по снежной целине упавшего, чтобы не наступить на него.
Егоров этого не понимает.
– Товарищ подполковник, – говорит он в спину Кордебалету. – Не бросать же...
– Не бросают раненых... Там, – Кордебалет показывает вперед, – должно быть, много раненых и убитых. И нам некогда возиться со слабаками, потому что каждую минуту убитых и раненых прибавляется... Бросить его! Вперед! Это приказ.
И идет дальше.
Егоров нерешительно выпускает локоть. Саакян смотрит жалкими глазами побитой собаки. И стоит на снегу в собачьей позе... Он заплакать готов от бессилия.
Кордебалет оборачивается еще раз, но ничего не говорит, просто смотрит на Егорова.
Егоров выпрямляется и шагает. Через минуту оборачивается сам. Саакян уже встал и идет за группой. Страх остаться в горах в одиночестве оказывается более сильным лекарством, чем слова подбадривания и чужая поддерживающая под локоть рука.
* * *
После инцидента с Саакяном, не оставшимся незамеченным никем, лейтенант Брадобрей желает показать, что и среди лейтенантов есть люди тренированные, и пытается сменить полковника Согрина на месте ведущего.
Согрин только руку шлагбаумом протягивает:
– Ты не потянешь...
И продолжает путь в том же темпе.
Это звучит уже откровенным недоверием. Но Брадобрей молча глотает такую пощечину. Против командира он ничего сказать не может. Путь тем временем становится все более сложным. Согрин ведет группу на подъем по такому крутому склону, что бойцы каждую минуту рискуют сорваться и скатиться кубарем. Хорошо еще, что склон каменистый. Часто приходится ухватываться руками за камни, чтобы помочь усталым ногам, да и равновесие поддержать. Саакян и Фомин вообще ползут. И далеко отстали от группы. Чуть-чуть приотстает и лейтенант Юров. Тоже не хватает дыхания и запаса характера. К более-менее ровному перевалу, где дыхание можно перевести, подходят впятером. Наверху дует стократ сильнее, снег лицо сечет и мешает смотреть вдаль. Но смотреть ночью в принципе и некуда. Да еще в такую ночь. Следует только внимательно слушать. Что они все и делают. Стрельба то стихает, то возобновляется. А потом стихает полностью. Но направление уже определено. И можно идти дальше. Саакян, Фомин и Юров уже подходят к перевалу, но их не дожидаются. Ждать отстающих можно только на учениях. Сейчас же обстановка не просто боевая, обстановка заставляет спешить, чтобы вовремя помочь тем, кто там, в горах, рядом, воюет с боевиками. Все равно лейтенантам предстоит переводить дыхание. Согрин жестом полководца дает направление. Первым теперь выходит Сохно, а полковник становится замыкающим в первой пятерке.
Идут опять быстро, хотя при спуске скорость опаснее, чем при подъеме.
Но стрельбы уже не слышно, несмотря на то, что ветер дует прямо в лицо.
* * *
Сохно поднимает руку, призывая к вниманию. Останавливается. Собираются все вместе. Вышли на след группы, которую преследовали. След ведет чуть в сторону.
– Идем за ними... – решает полковник.
Сохно не дожидается дальнейших команд. Сразу начинает с широкого шага. Порой почти на бег переходит. Теперь это можно. Теперь не спускаются, а вдоль по склону идут. Ветер любые звуки уносит. Ничего не слышно со стороны, как и ничего не видно.
Так и выходят к обрыву. Кордебалет поднимает целую горсть стреляных автоматных гильз.
Но вниз смотреть бесполезно точно так же, как смотреть вдаль. Темень в ущелье гораздо гуще, чем наверху. Согрин приседает, раскрывает планшет и светит в карту. Сохно с Кордебалетом прикрывают его от взглядов со стороны. Луч фонарика, несмотря на секущий снегопад, может быть кем-то замечен и вызовет выстрел.
