разжечь костерок, согреться, выпить чего-нибудь горячего. Но, конечно, все понимали, что никакого костерка разводить нельзя. Костерок в сырую погоду будет дымить, и неизвестно еще, кого этот дым привлечет, кто обратит на него внимание.
– Кирилл, в наблюдение! – приказал Мажарин. – Верти головой во все стороны, но сам не высовывайся. Владимир, сменишь его через два часа. Семен, ты сменишь Владимира. Я сменю Семена, Ян сменит меня.
– А как же я? – спросила Павлина. – Меня-то забыли!
Мажарин искоса взглянул на девушку и сказал:
– Дни сейчас короткие. Хватит и тех наблюдателей, которых я назначил. Всё! Всем завтракать и спать!
Спать, когда на тебя сверху сыплется бесконечная водяная пыль, удовольствие невеликое. Но с другой стороны – куда было деваться? Заснуть нужно было непременно, потому что какой же ты ночной ходок, если не выспишься и будешь засыпать на ходу? Позавтракали консервами и сухарями, а банки из-под консервов зарыли в землю и присыпали прелой листвой, чтобы следы группы не обнаружили враги.
Какое-то время Семен искоса наблюдал, как Павлина пытается укрыться от мелких водяных брызг. Получалось это у нее плохо. Маскировочный комбинезон, который был на Павлине, весь пропитался влагой и потому не спасал и не согревал. Семен вздохнул, молча придвинулся к Павлине и обнял ее за плечи. Она вздрогнула, удивленно подняла голову, посмотрела на Семена, но не отодвинулась. Она понимала, ради чего Семен ее обнял, но он на всякий случай пояснил:
– Так надо… Чтобы тебе стало теплее… Сейчас ты согреешься. Я – горячий, согрею. Вот так… Правда же, теплее?
Павлина кивнула. Ей и вправду стало теплее и уютнее, хотя и неизвестно, по какой причине. То ли оттого, что тепло от тела Семена согревало ее, то ли просто оттого, что Семен был рядом и обнимал ее за плечи.
* * *
С наступлением темноты тронулись дальше. Погода улучшилась. Перестал дуть надоедливый сырой ветер, мелкий дождь тоже прекратился. Павлина попыталась взять свой вещмешок у Семена, но он мягко отстранил ее руку, улыбнулся и сказал:
– Даже и не думай. Нет, и вправду, мне совсем не тяжело.
Места, по которым двигалась группа, были безлюдными. Лишь несколько раз в темноте возникали отдаленные разрозненные огни. Похоже, это были какие-то селения. Их группа обходила стороной и двигалась дальше.
Где-то к середине ночи они набрели на дорогу. Конечно же, смершевцы не собирались идти дальше по этой дороге. Это было бы неразумным поступком, да и к тому же было неизвестно, куда вела дорога. Кажется, она вела совсем не в ту сторону, куда лежал путь группы. Но дорогу надо было перейти, а это было не так просто, это было делом опасным. Мало ли на кого можно было наткнуться на дороге.
Мажарин подал знак всем залечь. Группа тотчас же опустилась на холодную, пропитанную недавним дождем землю.
– Семен, разведай! – шепнул Мажарин.
Мартынок снял с плеч оба вещмешка, поудобнее перехватил автомат и пополз. Дорога была совсем близко. Семен подполз к обочине и огорченно пощелкал языком. Это была не какая-то заброшенная проселочная дорога, это был широкий, мощенный чем-то твердым тракт. И это было плохо. Это означало, что в любую минуту по дороге могут проехать на автомобилях немцы, которые могут заметить лежавшую на открытой местности группу, а потому дорогу следовало пересечь как можно быстрее.
Не успел Мартынок додумать эту мысль, как вдалеке замельтешили огни, а затем послышалось гудение моторов. Это означало, что приближается вражеская техника, может быть, целая колонна машин.
Мартынок торопливо пополз обратно. Сейчас было главным укрыться, слиться с землей, раствориться в темноте. То есть сделать все возможное, чтобы вражеские огни их не высветили. А если высветят – постараться уйти. А если не удастся уйти – принять бой. Скорее всего, в этом бою кто-то останется в заслоне, прикрывая остальных, чтобы они могли уйти. Всем погибать в случайном бою было бы неправильно – не для этого они шли сейчас по вражеским тылам. У них была другая задача, и те, кто останутся в живых, должны были ее выполнить.
– Видал? – сказал Мартынок Мажарину. – Едут… Ничего, может, и пронесет! А если не пронесет, то уходите. Рывками, петлями, по-заячьи… А я прикрою. Иначе все тут и ляжем.
Мажарин ничего на это не ответил, да и что тут было отвечать? Он думал так же. Если их заметят, то надо будет уходить. А кто-то один должен остаться, чтобы прикрыть отход. Один погибнет, зато все другие, может быть, спасутся и продолжат выполнять задание, ради которого они здесь сейчас и оказались.
Машины тем временем приближались. Всего их было три: большой крытый грузовик и две машины поменьше. То ли легковушки, то ли бронетранспортеры – в темноте было не разглядеть. Казалось, что они миновали уже то место, где вжались в землю смершевцы, но вдруг машины остановились. Раздались голоса, кажется, с грузовика на землю стали спрыгивать люди.
– Похоже, заметили… – прошептал Мартынок, обращаясь к Мажарину. – Все, командир, уводи людей. А я тут малость поразвлекаюсь. Страсть как люблю такие развлекалки! Ну давай! Эхма! Семкой Мартынком меня звали, если что!.. Топайте! Там детишки… Нет, погоди! – вдруг окликнул он. – Ты вот что, командир. Присмотри за Павлиной, если что…
Мажарин ничего не сказал и проворной ящерицей заскользил по мокрой земле.
– Уходим! – сказал он всей своей группе. – Семен остается прикрывать. Все, мигом! В полный рост не подниматься! По-заячьи! Павлина, держись меня!
– Но… – попыталась возразить девушка. – Как же… Семен…
– Вперед! – жестко произнес Мажарин.
Он ухватил Павлину за шиворот и буквально поволок ее за собой. Остальные бежали следом – пригнувшись, петляя, не оглядываясь. Сзади зазвучали выстрелы. Это означало, что их все же заметили.
– Не оглядывайся! – выдохнул Мажарин, обращаясь к Павлине. Он по-прежнему не выпускал из руки ворота ее комбинезона. – Вперед! Бегом! Подальше!..
То и дело над головой бежавших смершевцев свистели пули. Но они пролетали высоко: те, кто стрелял, стреляли наугад. Трудно в темноте стрелять прицельно.
* * *
Стрелять прицельно немецким солдатам мешал и Мартынок. Распластавшись на земле, он бил короткими очередями в сторону дороги. Выпустив несколько очередей, он тут же переползал, а точнее сказать, кубарем откатывался в сторону, меняя позицию, и опять выпускал несколько очередей.
Попадал он в кого-нибудь или не попадал, понять было невозможно, да и не это было главным. Главное было – не позволить фашистам устремиться в погоню за группой. Расчет здесь был на то, чтобы убедить немцев, что стреляет в них не один Мартынок, а сразу несколько человек. Тогда-то немцы,
