смеха прямо из них. Комбат и сам едва сдерживался.
— Ладно, шутки в сторону! С утра жду калеку у себя; Жорин — представишь!
Жорин выдернул голову из ладоней с совершенно круглыми глазами на каменном красном лице и вырос во весь рост.
— Я? — прокашлялся он. — Почему я?
Смеха стало ещё больше.
— Все свободны! — скомандовал комбат.
Казарма батальона, включая карантинную роту, где новобранцы ожидали своего распределения по подразделениям, располагалась в четырёхэтажном административном здании. Чтобы не бросаться в глаза, Егор занял свободную койку в дальнем углу. Светильников здесь не хватало, но зато было окно. Правда Егор засомневался, что оно выручит днём, когда две трети его было заложено мешками с песком и подготовлено для ведения обороны. Успокаивало одно — это перевалочное место, карантин, а значит пробудут они здесь не долго.
Проснулся Егор рано. Достал из ручной клади бионический протез руки, а активный тяговый, что висел на спинке кровати, запихнул обратно в рюкзак. Предстоящее знакомство с командиром батальона волновало, хотя еще с вечера Егор решил — не возьмут, найдёт другой отряд. Приладив протез на место, проверил питание, проверил настройки, проверил хват — вдруг придется здороваться за руку. Стоило сразу показать — он не беспомощный человек, хотя, снаряжайся он на глазах окружающих — именно так бы и приняли. Прилаживая протез из углеродного волокна на место правой ноги, Егор нечаянно опрокинул рюкзак из которого торчал сменный беговой протез с длинной карбоновой дугой на конце, разбудив соседа. Разлепив глаза, тот лежал молча, вопросительно — выжидающе глядя в оба хмурых ото сна глаза.
Егор не помнил его имени — слишком много было с вечера ротозеев.
Размял культю, проверил синтетическую манжету, услышав:
— Мы вчера познакомились, просто напомню — Виктор. Песков, можно просто — Песок, — протянул он из-под одеяла руку. — Помощь нужна?
Егор протянул в ответ — проверить рукопожатие.
Песков, с недоверием и настороженностью собаки, которую кормят чужие руки, пожал стальную кисть протеза.
— Я помню, — соврал Егор. — Меня — Егор. Спасибо, помощь не требуется.
— Блин, как у Терминатора! — не мог смолчать Виктор. — Чего поднялся так рано? — вдруг посыпалось из его прокисшего рта. — А это, что за клюшка? — кивнул он на карбоновый протез.
— Сменная нога. Для другого случая, — пояснил Егор, осознавая, что не настроен вдаваться в детали, не потому что собеседник был ему незнаком или неприятен, а потому что день, из-за предстоящей встречи с комбатом, обещал быть трудней, чем вчерашний. И зверски хотелось чего — нибудь съесть; но, ничего съестного у Егора не осталось, а голод разговорами было не унять.
Виктор завороженно разглядывал ногу — протез и смущался своего вида куда больше Егора всякий раз, едва встречался с ним взглядом. Егор к своей ноге давно привык; а Виктор — очевидно, видел протез впервые.
— Удобный? — снова спросил он.
— Родная нога была удобней.
— Протез — просто огонь! Никогда таких не встречал… — признался Песков. — Импортный?
— Американский.
Подперев голову рукой, Песков многозначительно замолк будто пытался припомнить и не вспомнил — где на воображаемом глобусе находится Америка. С любопытством следя за манипуляциями Егора и его железной руки, наконец, сказал:
— Вот они стоят, наверное?
— Как хорошая немецкая иномарка, — неконкретно ответил Егор.
— Забавно: протезы — американские, а стоят — как немецкие?
— Цифр не знаю — протезы достались в подарок… Но обслуживание сумасшедших денег стоит.
— Нихуяси, кто ж такие подарки делает? Мне б так!
— Американские коллеги… — сказал Егор, и добавил. — Лучше — жить без подобных презентов!
— Хочешь горячего чаю? — неожиданно предложил Песков, окончательно пробудившись и усевшись на скрипучей кровати, как птица на жердь.
— Есть чайник?
— Термос. — Уточнил Песков. — Организм я — молодой, встаю по ночам, пожрать… — объяснил он. — Дома так делал. Пожрать, конечно, нету… Но, тут — и кипятку будешь рад!
Соглашаясь, Егор кивнул.
— Я — из Воронежа. А ты? — получил Егор в руки чашку вместе с вопросом.
— Москва.
— Никогда не слыхал… А где это? — неожиданно признался Виктор, казалось, искренне, но тут же расплылся в дружеской улыбке. — Шутка такая!
— Егор улыбнулся сквозь парящую чашку.
— Я здесь уже третьи сутки. Думал, день — два и сменим локацию. Ни шиша! Смерть, как надоело ждать — пора бы на передовую!
— А лет тебе сколько? — спросил наконец Егор.
— Двадцать три… — подул в свою Песков. — А что? А тебе?
Егор внезапно осознал, что новый сосед, несмотря на располагающую отзывчивость и доброжелательность, с утра слегка казался навязчивым, и уже изрядно утомил. А может, препятствием была непреодолимая пропасть, на дне которой лежала разбитая вдребезги опытность жизни Егора и разочарование в ней, и чрезмерная разница в возрасте.
— Тридцать шесть, — хмуро признался Егор, на мгновение ощутив себя сначала сильно старым, затем — в возрасте Песка, припомнив, что в свои двадцать три тоже оказался на войне, также пил чай, курил под дырявый свод ротной палатки, бесстыдно мог заговорить с едва знакомым человеком, без сожалений дубасил солдат, и даже, как будто ощутил ещё не ампутированные руку и ногу. Неожиданно подумал о Кате. Представил как за это время подрос сын и постарели родители. Почувствовал, как неприятная тоска защемила что — то в груди. И также быстро, за миг, осознал горечь всего происходящего с ним сейчас. Так и застыл, ссутулившись, на кровати с остывающим кипятком в бесчувственной руке.
Ротный Жорин появился в карантине ровно в восемь.
— Готов? — спросил он как перед экзаменом, добавив. — Комбат ждёт…
Егор бойко поднялся и суетливо пошёл следом, но уже на лестнице тяжело преодолевая пролёты двух этажей, будто серьёзные препятствия, почувствовал шаткость. Спуск на протезе по лестнице был немногим легче подъёма в силу конструктивных особенностей протеза, но сейчас — это было чувство совершенно иного характера.
— О! А с виду цел! — развёл руки Ходарёнок, словно хотел заключить Егора в объятья, но попятился назад пока не обрушился в кресло за столом. — Хорош! Нечего сказать, хорош! И генерал твой — тоже! — оглядел Ходарёнок Егора с головы до ног, прежде чем предложил присесть.
— Спасибо. Постою, — отказался Егор, решив, что предложение сделано из сочувствия к нему. Как инвалиду. А он — нет. Он — давно, без каких — либо признаков инвалидности, стоя, с двумя пересадками, преодолевал расстояние от станции метро «Красносельская» до «Динамо». Да мог и больше, решил Егор, припомнив Нью — Йоркский марафон восьмилетней давности и пеший марш на два километра на новеньком тогда ещё только подаренном «умном» протезе. Выстою — решил.
— Ну и наебали вы меня со своим генералом! Молодцы! — Ходарёнок, сузив
