Хотя, возможно, не всё потеряно. Если качество записи плохое, он объявит ее грязной подделкой злопыхателей! Он ни в чем не виноват. Он честный бизнесмен и депутат, который заботится о благе народа, а не о собственном кошельке. Он придумал самую невероятную акцию, чтобы устроить людям праздник. О нем еще будут писать хвалебные статьи!
Скворцов искоса взглянул на системщика.
— Ты можешь прокрутить эту запись?
— Попробую восстановить. А надо?
— Делай, что я сказал.
Спустя пару минут системщик доложил:
— Готово, Леонид Романович.
— Включай и иди к черту. Я сам посмотрю.
Он остался наедине с огромным экраном и с первых же секунд понял, что оспорить запись почти невозможно. Слишком хорошая техника в двадцать первом веке. Изображение, как в кино. Совсем не то, что былой компромат, добытый с помощью допотопных видеокамер в темных саунах и зашторенных спальнях.
Как бы в подтверждении невеселых мыслей зазвонил мобильник. Говорил Евгений Михайлович, координатор партии, вместе с которой Скворцов прошел в Думу:
— Угадай, чем я сейчас занят, Романыч? На тебя славного любуюсь. Ты часом не в актеры подался? В боевиках хочешь сниматься? Только квота по актерам у нас уже заполнена.
— Откуда? — просипел Скворцов, теряя голос.
— Мир полон добрыми людьми, Романыч. Чем становишься выше, тем их больше вокруг тебя.
— Я… это подделка. Я не виноват.
— Ну, вот что, — собеседник стряхнул иронию и перешел на жесткий лад. — Нам надоели твои выкрутасы. Каждый день идиотские сюрпризы, а сегодня до криминала скатился! Такие скандалисты не нужны нашей фракции. Забудь о депутатстве, ты вычеркнут! Это окончательное решение. Сегодня в Центризбирком список уйдет без тебя!
— Не верьте, это подделка!
— Галстук, Романыч, галстук. Я узнал твой эксклюзивный галстук, цвета губной помады проституток. Помнишь, в аэропорту хвастался?
Скворцов вцепился в свой ядовито-красный галстук, купленный в известном миланском бутике. Телеведущая рекомендовала ему иметь в костюме яркую деталь, которая выгодно смотрится на экране. Сегодня он надел его, рассчитывая покрасоваться перед телекамерами.
— Евгений Михайлович, я…
— Оправдываться будешь в другом месте. На хорошего адвоката, надеюсь, деньги еще остались.
Высокопоставленный партийный функционер отключил связь.
Но телефон Скворцова молчал недолго. Следующим позвонил Норманн Льюис.
— Господин Скворцов, я должен проинформировать, что наш фонд вынужден отказаться от сделки с вами, — вежливо вещал американец. — Мы отзываем все подписанные ранее предварительные соглашения. Я уже дал указания юристам. В ближайшее время я выступлю перед прессой с официальным заявлением.
— Но почему? Я сделаю скидку.
— Видите ли, господин Скворцов, наш фонд существует уже более полувека. Всё это время мы заботимся о своей репутации, поэтому не заключаем договора с сомнительными личностями.
— Это я — сомнительная личность? Да пошел ты, черная задница, со своими вонючими баксами! — И Скворцов разразился тирадой русских ругательств, давая американцу понять убогость его языка.
Переведя дух, бизнесмен задумался. Депутатство накрылось, сделка сорвалась, репутация в полном дерьме. Но компания «Бригантина» остается за ним. А это всё еще огромные деньги! Надо быстрее убрать сумасшедшую скидку и избавиться от девчонки, которая претендует на три четверти его компании. Пароль должен сказать Давыдов, подобные чудики обычно держат слово, даже себе во вред. С Диной Кузнецовой он помирится и пригласит ее к себе домой — а уж от несчастных случаев и неизлечимых болезней никто не застрахован.
— Мне вернули художественный салон, вернули! — радостно трясла бумагами Зоя Сергеевна Давыдова в кабинете Самошиной. — Миша, я так тебе благодарна, так благодарна. Как тебе это удалось?
— Они поняли, что нарушили закон и исправились. Вы еще получите компенсацию.
— Глазам не верю, — Зоя Сергеевна листала бумаги с печатями. — Я поеду туда. Прямо сейчас. Надо всех своих обзвонить, обрадовать. К Рождеству мы должны открыться. У меня же постоянные клиенты, Миша, уважаемые люди. Они привыкли покупать подарки под Новый год. Мой товар штучный — не то, что в этих супермаркетах, где кругом одно и то же. Я поеду. Не могу терпеть.
В дверях она столкнулась с Леонидом Романовичем Скворцовым.
— Вот вы где. — Скворцов выпустил женщину, прикрыл дверь, подошел к столу, за которым сидела Самошина и оперся на него широко расставленными руками. — Теперь я понял, кто работал против меня.
— Леонид Романович, — без тени смущения ответила Вероника. — В вашем кабинете вас ждут представители следственного комитета.
— Наплевать! Я еще покажу им, кто такой Скворцов.
— Вот и покажите. — Самошина набрала телефонный номер и коротко сообщила: — Он у меня.
— Ах ты, сучка! Забыла, кому обязана всем этим! — Скворцов навалился на стол и попытался схватить Веронику за волосы, под которыми поблескивали бриллиантовые сережки.
— Оставьте ее! — Давыдов жестко обхватил и отдернул Скворцова.
— Рыцарь нашелся! Говори пароль и проваливай, пока цел!
— Вероника!
Самошина вскочила, поправляя сбитую прическу. Мужчины катались по столу, опрокидывая расставленные по фэн-шую предметы.
— Я в порядке. Хватит драться! Миша, осторожнее!
В кабинет вошли следователь и два оперативных работника.
— Наконец-то! Разнимите их!
Оперативники растащили запыхавшихся драчунов. Следователь развернул перед Скворцовым удостоверение и представился. Скворцов недоуменно поморщился:
— А где Петров? Он ведет дело Давыдова.
— Вел. По заявлению госпожи Самошиной следователя заменили.
Скворцов сердито зыркнул на Веронику. Казалось, если бы не удерживающий его оперативник, он бы и на женщину бросился с кулаками.
Следователь держался хладнокровно:
— Леонид Романович, в связи с открывшимися обстоятельствами Михаил Давыдов переходит в разряд свидетелей. А вам я должен задать несколько вопросов.
— Только через адвоката!
— Прекрасно. Сейчас мы вместе поедем в следственный комитет, туда же вызовем вашего адвоката.
— Если мерзавец Давыдов свидетель, то кто же тогда я?
— Уголовно-процессуальным кодексом предусмотрено такое понятие, как подозреваемый.
— Я депутат Госдумы!
— Бывший, господин Скворцов, бывший. Мы навели справки. Центризбирком не подтверждает ваше избрание.
— Да что у тебя против меня кроме паршивой незаконной видеозаписи?
— На счет нарушения законов предлагаю тоже поговорить в следственном комитете.
Давыдов спохватился и достал из кармана диктофон.
— У меня еще есть вот это. Я записывал последний разговор не только на компьютер.
— Гнида! — выругался Скворцов.
— А также я бы хотел передать открытку. Она была приложена к телефону, подаренному Викулову. Этот телефон убил его. На открытке дарственная надпись Скворцова.
— Ложь! Ничего я не дарил!
— По его приказу убили моих родителей, — добавила Дина. — Я узнала наемного убийцу. Его сегодня отвезли в больницу из соседнего кафе.
— Бред! Я не знаю никаких наемных убийц! Эта девчонка сбежала из психиатрической больницы…
— …куда вы меня запихнули, чтобы завладеть долей моего папы!
— Это Динара Олеговна Кузнецова. Дочь погибшего совладельца «Бригантины» Олега Кузнецова, — пояснил следователю Давыдов.
На лице следователя, следившего за словесной перепалкой, промелькнуло профессиональное удовлетворение.
— Вот видите, сколько у нас свидетелей. Мне придется снять со всех показания.
— Я готов, — откликнулся Давыдов.
— И я, — подтвердила Дина.
— Сейчас и начнем. Вы позволите поработать здесь? — следователь посмотрел на хозяйку кабинета.
— Пожалуйста. Только сначала я должна кое-что узнать. — Вероника подошла к Михаилу и, понизив голос, спросила: — Скажи мне пароль. — Она виновато улыбнулась. — Бизнес продолжается. Я не могу спокойно терпеть такие огромные убытки.
— Вероника, я уже назвал его.
— Я не слышала.
— Это твое имя. Вероника.
Глаза молодой женщины дрогнули, а Дина, заранее прикусившая губу, недовольно пробурчала:
— «Динара» труднее было бы подобрать.
Пассажирский самолет мягко коснулся посадочной полосы, загудели шины, двигатели шумно заработали в реверсивном режиме. Последний предновогодний рейс Москва—Сочи успешно приземлился в аэропорту Адлера.
— Юрка, здесь совсем нет снега! — удивилась Дина, прижавшись носом к стеклу иллюминатора.
Насупившийся Юра Скворцов молчал. В течение полета его настроение не раз менялось от истеричного смеха до беспричинной грусти. Девочке ответил Давыдов:
