– Нас – это Евгения Шатова, или все человечество?
– Все человечество. И вас, Евгений Шатов, в том числе, – Дмитрий Петрович медленно двинулся по тропинке в сторону реки, предоставив Шатову почетное право идти следом.
Железная логика у них. Непробиваемая. И действительно – возразить нечего. Они замечательно придумали для себя оправдание. Или это мы придумали оправдание для них? Мы сами?
Мы вообще умеем придумывать оправдание для всего. Для войн, для трусости, для подлости – для всего. И если захотим, то все получится красиво. Настолько, что мы сами поверим в это. И других убедим. И заставим поверить, и накажем скептиков.
Дмитрий Петрович остановился на берегу.
– Зачем это все? – спросил Шатов.
– Зачем? – Дмитрий Петрович поднял голову, рассматривая что-то в небе. – Вы еще не поняли, что мир приближается к пропасти?
– Серьезно?
– Серьезно. Мир приближается к пропасти с очень серьезным выражением лица. И из самых лучших побуждений. Некоторые это почувствовали, и даже пытаются искать средства спасения.
– Себя или мира?
– У кого на что хватает воображения. Помельче – себя. Покрупнее – мира. Но они пока не нашли единственного способа, как этот мир спасти.
– А вы, значит…
– Значит. Мы нашли единственный способ, как спасти этот мир. Для начала – эту страну.
– И как же?
– А как спасали королевства и царства. И таки спасали, между прочим. Не нужно ничего придумывать – все уже давно известно. Очень давно. Безумно давно, – Дмитрий Петрович оглянулся на Шатова, и тому показалось, что в глазах собеседника светятся багровые огоньки.
Закат, через секунду понял Шатов. Всего лишь закат.
– Эту страну нужно захватить. Подчинить себе. Навести порядок. Воспитать новых людей.
– Это уже пытались делать и фашисты, и коммунисты. И даже демократы этим развлекались. И у нас, и за морями…
– И у многих из них получалось, – усмехнулся Дмитрий Петрович. – У очень многих – получалось.
– Третий Рейх? СССР? Что еще? Сроки какие-то у них получились маленькие.
– А чем вам не нравится Америка? Трижды проклятая и многажды преданная анафеме? Там вырастили новых людей, не прибегая к концлагерям, но также очень легко управляемых, – Дмитрий Петрович взглянул на свое отражение в реке. – Они не смогут остановить катастрофу, но свои обязанности выполняют очень успешно.
– Значит, вы растите новых людей?
– Не только, мы не только растим новых людей, мы даем им возможность внедриться в ваш мир, прорасти сквозь него, добраться до самого верха, или к нервным узлам этого мира. И однажды мир проснется уже изменившимся.
– Ставшим лучше?
– Кого это интересовал лучший мир, кроме священников? Мир проснется более жизнеспособным, более живым, более эффективным. Все и каждый будут знать свое место и свою роль…
Улей, вспомнил свою вчерашнюю мысль Шатов. Те люди на улице – они знали свои функции. Знали, что нужно выполнять команду и знали, что нужно умирать, если прикажут.
– У вас в голосе звучит гордость, будто это вы придумали все это?
– А почему у вас в голосе звучит сарказм? – Дмитрий Петрович резко обернулся к Шатову. – Я не мог этого придумать?
– Извините, Дмитрий Петрович, но для того, чтобы придумать новый мир и собрать для этого людей и средства, одного высокомерия и барства мало. Слишком мало, – Шатов сломал прутик с прибрежного куста и хлопнул им себя по ладони. – А вы, Дмитрий Петрович, извините, всего лишь писатель, у которого не выходят книжки.
– Книжки? – лицо Дмитрия Петровича исказилось. – Книжки! Книжки ерунда. Испачкать бумагу и убедить всех в том, что это и есть правда – много ума для этого не нужно. Не нужно. Поверьте мне!
Придумывать нужно правду. Правду, которая живет помимо воли этих… критиков, – с отвращением произнес Дмитрий Петрович. – Этих гиен…
– …ротационных машин, – Шатов размахнулся и бросил прутик в реку. – Это повторяют сотни графоманов. Они не доросли еще до моих стихов! Мы не доросли до ваших фантазий, становящихся реальностью!
Шатов надеялся, что Дмитрий Петрович сорвется. Меньше всего Шатову хотелось вступать в литературоведческий спор. Ему хотелось ткнуть вершителя судеб человечества побольнее, заставить выронить высокомерную маску и вернуться на землю. Мелкая месть? Ну и что? Вывести его из равновесия, заставить потерять контроль над собой и… И что? Там будет видно.
Ты уже так рассуждал, Шатов, ты уже пошел вчера в клуб. И это закончилось смертями. Здесь все, кажется, заканчивается смертями. Все.
Но Дмитрий Петрович надежд Шатова не оправдал. Истерики не получилось. Старик несколько раз тяжело вздохнул, словно восстанавливая дыхание, и вдруг улыбнулся:
– У вас не получится меня разозлить или оскорбить. Вы немного не поняли, с кем имеете дело. У меня хватило силы воли и ума дожить до довольно преклонных лет именно потому, что я силой своего ума смог изменить этот мир, смог придумать это все – и школу, и варваров и села. Я смог придумать Дракона, и смог придумать даже вас.
Дмитрий Петрович говорил очень серьезно. И в словах его чувствовалась уверенность в истинности того, что он сейчас говорил. Дмитрий Петрович искренне верил в то, что говорил.
– Я даже придумал Замок. Я придумал Замок и я придумал как заставить его не зажраться и не остановиться в своем развитии. Что улыбаетесь? Не верите?
– А еще вы знаете, кто убил Кеннеди, и куда делся Борман, – Шатов сжал кулаки, стараясь говорить с веселой иронией.
– Я этого не знаю. Мне это не интересно, – Дмитрий Петрович кашлянул, – не интересно. Мне интересно так просчитать человека, что он будет, как на ладони, и будет правильно выполнять ваши приказания, даже если вы их не будете произносить вслух.
– Все эти люди в Петровском, и в других местах, они интересны только как стадо, плодящееся и размножающееся. В них интересны только их дети…
– Вы их тоже будете отсевать?
– Обязательно. Мы их уже отсеваем. И мы их начинаем воспитывать с самого раннего возраста. Те родители, которые не слишком заботятся о детях – быстро вылетают к варварам. А те не слишком любят людей, которые не смогли удержаться в недосягаемом для варваров раю.
– А дети этих родителей?
– Угадайте, – Дмитрий Петрович взглянул на часы. – Нам пора идти к ужину.
– В детский дом?
– Нет, не угадали. В отсев. У них плохая наследственность. Они не могут стать хорошими производителями.
Стадо, подумал Шатов. Стадо на расплод.
– Они когда-нибудь уничтожат вас.
– Глупости. Они благодарны нам, искренне, заметьте, благодарны. Они сами наводят порядок в своих… – заминка, старик подбирает слово.
– В своих стадах, – подсказал Шатов.
– В своих стадах, – кивнул Дмитрий Петрович. – Кто-то, наугад, назначается главным на улице, кто-то в квартале. Кто-то в селе. А если не справляются, то…
– В отсев, – сказал Шатов.
– В отсев, – кивнул Дмитрий Петрович.
– А на их место ставится новый, и так до тех пор, пока вы не найдете идеального блокфюрера?
– А зачем нам идеальный? Мы ищем такого, который справится со своими обязанностями. Мы опаздываем, – напомнил Дмитрий Петрович, немного ускоряя шаг.
– Сделает замечание тот, кто старший над вами? Замок? – Шатов легко обогнал Дмитрия Петровича, и вопрос задал, не оборачиваясь.
– Нет, просто опаздывать на общий ужин – не слишком вежливо. А Замок – я и сам в чем-то Замок. Я его часть.
– Часть? – Шатов остановился и обернулся к Дмитрию Петровичу.
– Да. Вы разве еще не поняли, что мы все, те, кто обедал вместе с вами, и есть Замок. Коллегиальный, так сказать, орган.
– Все это ужасно интересно, – Шатов снова двинулся по тропинке. – Пусть вы все это придумали, пусть вам суждено покорить эту страну и спасти мир от катастрофы. При чем здесь я?
– Сегодня я вам это объясню. Сразу после ужина.
– А мое присутствие на приеме пищи – обязательно?
– Желательно.
– Я попросил бы вас походотайствовать за меня перед остальной частью Замка, чтобы мне было позволено дождаться беседы на свежем воздухе. Извините, но после вчерашнего, я еще не слишком готов к еде. Мы с ней пока еще плохо сочетаемся.
Дмитрий Петрович на мгновение задумался, потом кивнул и вошел в свой дом.
Шатов прошел к своему крыльцу и сел на ступеньках.
Почему все подонки мыслят глобальными категориями? Почему просто не сказать, что получают они кайф от насилия, что не могут обходиться без того, чтобы не хлебнуть глоток-другой свежей крови? Нужно обязательно придумать вескую причину для своей подлости, для своей жажды власти, для своего садизма? Не просто повелевать людьми, но воспитать новое поколение, не захапать в свое распоряжение значительную часть суши, но спасти страну от гибели и вырождения…
