– Я чист, – продолжал Роммель, слегка нахмурившись и потирая подбородок. – Я свободен от всего, что было в нашей истории с Гитлером. Один из главных уроков, вынесенных мною из второй мировой войны – то, что нужно быть внимательными и уважительными к меньшинствам, которые проживают на вашей земле.
– Вы имеете в виду евреев, проживающих на территории Германии? – заметил я.
Роммель согласно кивнул головой.
– Сегодня в Штутгарте легко встретить греков, турок, югославов… Они – часть нашего общества. Их права защищены. Хотя представители этих народов составляют лишь небольшой процент от общего количества жителей Штуттгарта.
– Исходит ли какая-нибудь опасность от неонацистов, от их движения в сегодняшней Германии?
– Не думаю, – моментально возразил Роммель. – Неонацисты, безусловно, есть. Иногда они даже избивают турецких рабочих или же громят витрины магазинов выходцев из Азии или Восточной Европы.
В подобных случаях с ними не церемонятся. Наручники и тюремное заключение – прекрасное лекарство от сумасшедших наци. Но это не является угрозой для демократии. Мы не хотим, чтобы наша страна вновь взорвалась войной. – Роммель оживился, найдя, очевидно, хороший аргумент для доказательства своих логических построений. – Кстати, в Штуттгарте проживает много семей коммунистов, погибших в концлагерях. Они являются неотъемлемой частью нашего общества. Люди, чьи родители сражались с Гитлером. Хотя при этом ненавидели Сталина.
– Ваше поколение, господин Роммель, – произнес я, – еще помнит ужасы прошедшей войны. Кошмар бомбежек. Многие ветераны тех сражений, которые сегодня проживают в разных странах – в Советском Союзе, Франции, Англии – просыпаются по утрам, наверное, в холодном поту. Забыть пережитый ужас невозможно – даже сейчас, спустя многие годы, он будет приходить во
сне. Как кошмары Фредди Крюгера.
Мэр Штуттгарта едва заметно улыбнулся, подтвердив тем самым, что помнит нашумевшие голливудские фильмы ужасов про события, разыгравшиеся на улице Вязов.
– Сын «Лиса пустыни» не боится, что юное поколение свободной Германии забудет уроки истории полувековой давности? – счел необходимым уточнить я.
– Я переспрошу вас, Маклин: что такое «уроки»? Некоторые уроки никогда не усваиваются. Но, уверен, что национал-социализм или нечто подобное никогда не расцветет в Германии. Никогда, – повторил он с искренней уверенностью.
Я незаметно взглянул на часы. Время аудиенции подходило к концу, но мэр города не обнаруживал признаков нетерпения и желания поскорее распрощаться с нами. Я решил воспользоваться этим обстоятельством.
4
– Полагаю, что история существует для того, чтобы из нее не извлекались решительно никакие уроки, – заявил я. – В Египте мне показали старинный папирус, написанный четыре тысячи лет тому назад. Знаете о чем в нем говорилось?
– Интересно, о чем же?
– Это был диалог между египтянином и его душой. Мучительный диалог. «С кем поговорить мне сегодня? Братья злы, а нынешние друзья никого не любят. Сердца жестоки, каждый похищает добро своего соседа. Кроткий гибнет, сильный торжествует, нет больше праведника, земля принадлежит грешникам», – процитировал я по памяти. – Четыре тысячи лет назад. Можно ли утверждать, что мир изменился сегодня в лучшую сторону?
Мои аргументы произвели на Роммеля сильное впечатление. Настолько сильное, что сейчас он немного походил на сдувшийся воздушный шарик. Я видел, как мэр города пытается найти удачный и достойный ответ на вопрос журналиста. И не находит.
– О каких уроках для молодого поколения можно говорить, если в швейцарских банках и по сей день хранятся деньги и драгоценности жертв нацизма, погибших в концлагерях. Золотые коронки, вырванные у евреев. Обручальные кольца, снятые с рук узников, перед отправлением в газовые камеры и раскаленные печи крематориев. Сережки, вырванные из мочек ушей женщин, и прочее золото, вывезенное представительствами Красного Креста для переправки швейцарским «гномам».
Зияете, как называется такая операция на обычном языке? «Отмывка» грязных денег и ценностей!
Роммель молчал. Он не мог не знать о частном расследовании американских сенаторов, которое уже начинало раскручиваться мировой прессой. Расследовании, способном потрясти миллионы людей, многие из которых были совершенно равнодушны к политике. О том, что в распоряжении американских спецслужб оказались документы, уличавшие международную организацию Красного Креста в переправке фашистских ценностей для хранения на специальных счетах в Швейцарии. Сообщения о незаконных и преступных операциях некоторых сотрудников Красного Креста во время второй мировой войны вызвали настоящий шок в мировом сообществе и требования о тщательном их расследовании.
– А история, связанная с Мартином Борманом? – развивал я свое наступление. – Не свидетельства о том, что начальник партийной канцелярии Гитлера был замечен в Парагвае или в аргентинском городе Барилоче. Есть утверждение, что в апреле сорок пятого года Уинстон Черчилль – один из столпов держав, участвовавших в разгроме нацистов, – лично санкционировал проведение спецоперации по тайному вывозу в Лондон из осажденного Берлина Мартина Бормана. Не в силу личного альтруизма последнего отпрыска герцога Мальборо, а по гораздо более прозаическим причинам: в обмен на золото нацистов.
Роммель хранил молчание. Я беспощадно продолжал:
– Британские командос, численностью более трехсот человек, по пути в Берлин несколько раз вступали в сражения с передовыми частями Красной Армии. После получения ценного трофея, которым и был Борман, англичане вывезли его в Лондон; сделав ему пластическую операцию, люди Черчилля снабдили военного преступника прекрасными документами и тщательно проработанной легендой для спокойной послевоенной жизни. Не бесплатно, В обмен на подавляющее большинство спецсчетов Бормана в тех же швейцарских банках. Разве безнаказанное зло способствует усвоению уроков юными поколениями, о которых вы только что говорили?
– Даже в состав спасительных лекарств входит некоторое содержание яда. У Черчилля было правило, надо знать, кому, где и когда говорить правду, – нашелся что ответить Роммель. – Даже на процессе в Нюрнберге, когда поднималась тема о четырех тысячах польских офицеров, расстрелянных в Катыни в сороковом году, и Черчилль и Рузвельт категорически запретили своим обвинителям на суде развивать эту тему. Они прекрасно знали, что органы НКВД устроили резню в лесном урочище близ Смоленска. Но молчали. Молчали, ибо находили опасным, невозможным для себя в тот момент обстоятельством ссориться с человеком по фамилии Сталин. И предпочитали закрывать на это глаза.
– И все же, господин мэр, позвольте мне усомниться в том, что мир извлек надлежащие выводы из горьких уроков той войны. Потому, что все вещи во все времена схожи по своей природе. Деяния совершаются людьми, которых обуревают всегда одни и те же страсти. Их поступки приводят всегда к одним и тем же результатам. К одним и тем же ошибкам, которые столь трагично влияют на жизнь миллиардов людей, живущих на планете.
– Но знание прошлого облегчает прогнозирование будущею, не так ли? – воскликнул Роммель. – Именно поэтому вы интересуетесь Ковчегом?
Я встал, понимая, что аудиенция подходит к концу.
– Увы, я не первый, кто им интересуется. Он столько раз переходил из рук в руки, что следы Ковчега обрываются в песках времени.
Движением руки Роммель неожиданно задержал меня.
– Не знаю, насколько это поможет в ваших поисках. Но отец, рассказывая моей матери о недовольстве Гитлера поисками библейских святынь, упоминал городок Росслин. Он находится в Шотландии.
Я победно взглянул на Питера. Он показал мне правый кулак с оттопыренным вверх большим пальцем и внезапно охрипшим голосом сказал:
– По-моему, стоит попробовать, Стив.
Глава двадцать вторая. ШОТЛАНДСКИЙ СЛЕД
1
Было решено, что оператор Люк Тайлер и звукооператор Кристиан Шэннахен улетят домой, в Атланту. В принципе, вместе с ними мог отправляться и Питер. Но он загорелся Ковчегом после разговора с Роммелем, попросив поведать ему о предпринятых мною поисках, начиная с разговора с Тэдом Тернером.
– Очень, очень интересно, – говорил он во время моего монолога, а под конец, как мне показалось, с некоторой завистью сказал: – Блестящий сюжет. Помимо резонанса, который вызовет серия телерепортажей и статей в газетах, можно будет издать книгу.
– Книгу долго писать, – вяло возразил я.
– Возьмешь отпуск на месяц, забудешь о барах и девочках. Любой издатель заплатит тебе гонорар вперед. – Питер восторженно присвистнул. – В самом деле, деньги можно заработать очень большие.
Прагматичность и расчетливость всегда были сильной стороной Арнетта. Начиная любой свой проект, он подробно расписывал все его плюсы и минусы, не лез, очертя голову, в новые начинания. Несколько раз он давал мне весьма дельные советы. Вот и сейчас я впитывал каждое его слово.
