Поначалу Колян прилежно ходил по коридору. Потом уселся в кресло и почти час пялился на фотографии в журнале без обложки. Но к четырем часам понял, что даже порнуха в это время суток вызывает сонливость.
Колян снова встал с кресла и медленно прошел до конца коридора. Резко обернулся и прошел весь коридор обратно. Получилось на два шага меньше. Колян хмыкнул и промерял коридор еще раз, следя за тем, чтобы длина шагов была одинаковой.
Лучше всего было бы прикемарить в кресле, но то, как Клин получил в горло нож все еще продолжало напоминать о необходимости хоть какой-нибудь бдительности. Вспомнив о Клине, Колян вытащил из кобуры пистолет, снял его с предохранителя, загнал патрон в патронник.
На всякий случай. Потом Колян задумчиво посмотрел на предохранитель. Ставить на него пистолет или нет? Ну его на хер! Не хватало еще выстрелить в самого себя.
Пистолет был поставлен на предохранитель и отправлен в кобуру. Отдав таким образом дань бдительности и боеготовности, Колян прислонился к стене, скрестив руки на груди. Глаза закрылись сами собой.
Сон в четыре утра наваливается неожиданно, человеку еще кажется, что он бодрствует, а на самом деле… Любой часовой в армии и на флоте это знает. Но Колян не служил ни в армии, ни на флоте.
Только что перед ним был пустой коридор, потом он уже разговаривал со своей девчонкой, а еще через секунду кто-то толкнул его в плечо.
Краб. Всего в полуметре. Застал. Эта мысль испуганно метнулась в голове. Застал. Он же теперь со свету за это сживет. Он же за такие вещи… Служака…
Потом вдруг мелькнуло, что ведь вечером предупреждали, что Краб больше не начальник, что Краба нужно в первую очередь… Колян, все еще не проснувшись окончательно, удивленно посмотрел на Краба:
– Ты чего это?..
– Спишь, сынок?
– Тебе ведь нельзя…
– Молодец, вспомнил.
Вспомнил. Рука Коляна метнулась к кобуре. Ему нужно было всего три секунды, но их у него не было.
Пуля клюнула его между глаз, встряхнула мозг, перемешала его с кровью и выплеснула этот коктейль через проломленный затылок на стену.
Колян умер, даже не поняв этого. Он не чувствовал, как тело его подхватил Краб и аккуратно, без шума опустил на пол. Не почувствовал он, как Краб вытащил у него из кармана ключи от комнаты, не слышал щелчка замка.
Тело еще вздрагивало, ноги выбивали непонятный ритм.
– Службу нужно нести бдительно, – сказал Краб, выходя из оружейной с двумя сумками в руках. – Бдительно охранять и стойко оборонять.
Краб поставил сумки на пол, закрыл дверь на ключ и резким движением руки обломил его в замке.
Тело Коляна наконец прекратило цепляться за жизнь. Ярко-красная полоса прочерченная на стене кровью Коляна, была похожа на нелепо-большой восклицательный знак, с головой-точкой внизу.
Максиму налили вина.
– Так это, – сказал Максим, – может, нельзя?
– Чего это? – удивился парень со странной кличкой Ящер, – Не хрен им было нас по морозу целый день гонять, а потом еще и в ночь не давать спать. Давай!
Они чокнулись и выпили.
– Ты не бзди, у нас вообще-то здесь нормально. Просто вначале с этим хреновым Солдатом вышла непонятка…
– У нас тоже в клинике. Я даже хотел увольняться поначалу.
– А потом с этим вот мужиком вышло. Эта беготня по лесу, мать ее. Задрали. Еще и поспать не дадут толком, – Ящер снова налил в стаканы, – Давай!
Максим с сомнением посмотрел на стакан в своей руке.
– Я тебе говорю – пей. Сколько там той жизни!
Максим вздрогнул. Это он напрасно так о жизни. Жить ему самому осталось всего ничего. Максим посмотрел на вход. Ящер перехватил его взгляд и засмеялся:
– Не тусуйся! Раньше только Краб мог доебаться за порядок. А сейчас он уже в заднице. Глубоко-глубоко в заднице! За это и выпьем!
Руки у Максима дрожали. Зачем он тогда согласился на предложение Краба? Зачем? Сейчас бы сидел в клинике спокойно. Правда, бабки! Пересчитать он не успел, когда бросил пакет с деньгами к себе в комнату, но если прикинуть на вес – до фига выходит. И все равно стремно.
Если что-нибудь получится не так, либо Краб грохнет, либо те, другие, достанут. Может, захапать бабки и слинять?
– Не спи, замерзнешь на хер, – засмеялся Ящер.
– Хорошо, – Максим залпом выпил вино, – какая тачка сегодня дежурная?
– А тебе что? – лениво спросил Ящер.
– Ничего, хотел просто отпроситься завтра в город…
– В город? Отпроситься? Охренел совсем!
– Чего так?
– Чего?! – передразнил Ящер, – Пока Хозяин не даст разрешения – никто никуда не поедет. Тут все вроде как на военном положении.
– И надолго еще?
– А это как скажут. А дежурная тачка сегодня вон джип-широкий стоит. Еще по одной? Да что ты все на дверь пялишься?
– Меня ждет, – раздалось от дверей.
Максим вскочил со стула и шарахнулся в сторону. Ящер замер с бутылкой в руках. Вино тонкой струйкой лилось ему на колени, но он этого не замечал.
– К-краб?
– Угадал. Бутылку поставь.
– Чего?
– Бутылку, говорю, поставь, а то загремит.
– Что загремит?
– Бутылка.
Максим осторожно отступил к стене.
– Кто-нибудь здесь еще есть? – спросил Краб.
– Нет, только он, – ответил Максим.
– Значит, никого, – сказал Краб.
Пуля опрокинула Ящера на спину вместе со стулом. Бутылка отлетела в сторону, разлетелась вдребезги.
Краб быстро подошел к столу и еще дважды выстрелил Ящеру в голову.
– Вот такие вот дела, – сказал Краб Максиму, – какая машина дежурная?
– »Чероки».
– Посмотри пока, что там с бензином и ключами, а я пока принесу вещички.
Краб вернулся через минуту, поставил объемные сумки на заднее сидение.
– Ключи в замке, бак полный.
– Отлично, – Краб достал из сумки короткую винтовку, аккуратно прикрепил к ней оптический прицел. – Возле ворот у нас сейчас двое…
– Двое, – подтвердил Максим.
– И ладненько.
Краб подошел к приоткрытым воротам гаража, поднял винтовку к плечу, замер. Максим услышал два быстрых щелчка. После паузы – еще один.
– Теряю класс, – обернувшись к Максиму, сказал Краб, – пришлось подчищать.
Максим молча кивнул.
– Вот такие вот пироги, – Краб положил винтовку в машину, вытащил оттуда зеленый тубус одноразового гранотомета.
– Бегом к воротам, открой и жди. Я тебя подберу, – сказал Краб через плечо и вышел из гаража с гранотометом.
Максим посмотрел ему вдогонку. Подберет, как же! Жди. Взгляд помимо воли остановился на разможженном лице Ящера. Напрасно я в это ввязался, подумал Максим. Напрасно. Но выхода нет. Он побежал к воротам.
Краб прошел через двор не таясь. Он очень хорошо знал, что лучший способ не привлечь к себе внимания – это действовать уверенно, почти нагло. Если человек спокойно идет через двор, значит, он имеет на это право. Или веские основания.
Окно кабинета Хозяина светилось. Не спит. Не спится старику, бессонница. Краб сплюнул. Взвел гранатомет, поднял его к плечу.
Никто не имеет права так обращаться с Крабом. Тем более эти уголовники. Никто.
Краб оглянулся на ворота. Уже открыты. Это хорошо. Это он молодец, этот Максим. Жадный только. И глупый. Но это он поймет уже скоро.
Краб навел гранотомет на окно кабинета. Жаль, что приходится кончать старика вот так, не видя его глаз. Но ничего не поделаешь. Некогда.
Граната описала пологую дугу, и взрыв осветил двор. В доме кто-то закричал.
Краб отбросил в сторону бесполезную трубу и побежал к гаражу. За спиной слышались крики, ругань. Все как положено. Внезапное ночное нападение. Теперь минут двадцать неразберихи и паники пройдет прежде чем кто-нибудь сообразит, что нужно делать.
«Джип» завелся сразу, Краб подъехал к воротам. Максима нигде не было видно, только тела двух охранников лежали поперек прохода.
Сбежал, Макс, сообразил! Краб еще раз посмотрел на особняк. Что ж вы теперь без Хозяина делать будете, бедненькие?
«Джип» переехал через тела, что-то под колесом с треском просело.
Не останавливая машину, Краб переклонился через спинку сидения, достал из сумки автомат, снял с предохранителя и положил возле себя, на переднее сидение.
Через пять километров, возле шлагбаума, пришлось притормозить.
К машине подбежал один из охранников:
– Что там рвануло?
– Где второй? Сюда его!
Подбежавший оглянулся, махнул рукой в темноту, он не узнал Краба. Или просто забыл, что ему говорили о Крабе. Такое бывает.
Краб одной длинной очередью убил обоих. Осторожно объехал шлагбаум. Теперь в клинику.
…Максим успел вернуться на свой пост до того, как кто-то догадался хватиться Краба. Прежде чем удариться головой о стену, Максим позвонил по мобильному телефону и сказал всего два слова:
– Он выехал.
Изображать из себя супермена при Григории Николаевиче было легко, помогала злость. При Хорунжем было уже сложнее. Намного сложнее. Но и это было ерундой по сравнению с тем, каково оно стало наедине с самим собой.
