Пусть…
– Он открыл огонь, – сказал Хорунжий напряженным Голосом.
Подошедший к машине сержант не успел даже отреагировать. Пуля ударила снизу вверх, под челюсть. Со стороны могло показаться, что сержант чему-то безмерно удивился, взмахнул руками так, что палочка полетела прочь, засеменил назад, пытаясь удержать равновесие на льду, все-таки не удержал и тяжело рухнул на спину.
Второй гаишник, старший лейтенант, проверявший документы у идущего из города дальнобойщика, обернулся на шум, увидел, что водитель джипа делает шаг к упавшему, и подумал, что тот хочет помочь милиционеру.
Стаявшие немного в стороне два автоматчика в бронежилетах замерли, не успев сообразить, что же произошло. Время замерло, а потом стремительно обрушилось.
Автоматная очередь пришлась по ногам автоматчиков на уровне колен. Оба рухнули одновременно.
Старший лейтенант выронил документы водителя «фуры», попытался схватиться за кобуру, но две пули, одна за одной пробили его грудь. Милиционер попытался ухватиться за открытую дверцу машины, стал на колени, потом лег лицом на асфальт. Он был еще жив, когда рядом с ним упал водитель, был еще жив, когда взрывом разнесло помещение блокпоста вместе со всеми, кто в нем находился.
Кто-то подошел к старшему лейтенанту, ногой перевернул его на спину. Милиционер попытался все-таки дотянуться до кобуры. Пальцы не слушались. Они продолжали скрести по земле даже после того, как еще две пули вошли в голову лежащего.
Краб добил автоматчиков, вернулся к «джипу», вытащил сумки, забросил их в кабину тягача. Поднялся в кабину, завел двигатель, потом отсоединил прицеп.
Двигатель тягача взревел. Краб отъехал метров на тридцать, достал из сумки два одноразовых гранатомета, не спеша вылез из машины. Одна граната разнесла «джип», вторая – патрульную машину.
Поехали, сказал сам себе Краб. Поехали. Уже скоро.
– Он теперь едет на тягаче «дальнобойщика». На блокпосту все в кашу. Я могу его остановить. Слышишь, Саша?
– Слышу, пусть едет.
В телефоне было слышно, как Хорунжий вздохнул:
– Понял, до связи.
Гаврилин прошел по палате.
Сколько там было человек на посту? Пять? Шесть?
Снова к горлу подступила тошнота. Это он, это его решение убило этих людей. У них не было шансов. Словно Гаврилин сам поставил их к стене и отдал приказ взводу автоматчиков.
Сколько их будет еще – людей, умерших только для того, чтобы Гаврилин смог не просто отправить на тот свет Краба, но сделать это с максимальной пользой для… Себя? Дела?
Гаврилин подошел к зеркалу, висевшему на стене. Ты только что убил несколько человек. Пусть не своими руками, но…
Неужели не было другого выхода? Другого пути. Так он кажется спросил у Григория Николаевича в парке? Только смерти? Только кровь, грязь и… Что еще? И ради чего? Ради чего?
Чтобы добраться до самого верха? Чтобы задыхаться рядом с Хозяином от недостатка воздуха?
Время. Скоро Краб будет здесь. Здесь. И снова кто-то умрет. Кто-то заплати своей жизнью за то, чтобы Гаврилин мог глотнуть пустоты. Еще можно все остановить. Можно предупредить охрану, можно просто отдать приказ Мише Хорунжему, и тягач остановится, не доехав до клиники.
Отражение в зеркале покачало головой и отвело взгляд. Он уже решил. Он создал этот план, который позволит…
Который позволит Гаврилину дойти до конца, выполнить программу, которую в него вбивали все годы обучения. Которая позволит ему выжить.
Все-таки ошибались хитроумные разработчики и аналитики. Два критерия слишком много. Послушание и жажда жизни. Достаточно только жажды жизни. Ее одной.
Гаврилин снова прошел по палате. Сел на край кровати.
А может, действительно будет правильным просто дождаться, пока Краб придет сюда? Или выйти ему навстречу? И умереть?
Нет, он не хочет умирать. Гаврилин слишком ясно понял это в промерзшем лесу и доме лесника, пропахшем порохом и кровью.
Он хочет жить. Жить. Жить любой ценой. И… Гаврилин отбросил эту мысль, но она вернулась снова.
Гаврилин потер лицо. Это была слишком соблазнительная мысль. Она слишком была похожа на оправдание, слишком похожа на попытку обелить себя, дать себе возможность самоуважения.
Ему ведь дали силу. Ему дали силу, которую он может использовать…
Зазвонил телефон.
– Да?
– Он на подходе к клинике. Я еще могу…
– Не нужно. Пусть все идет по плану.
– Я…
– Ты в клинику не выходишь ни под каким видом. Ждешь снаружи.
– Удачи.
Гаврилин молча выключил телефон. Сколько еще? Пять минут? Десять?
Охранник, сидевший за пультом, успел заметить приближающийся к воротам тягач, но сказать об этом напарнику не успел.
Тяжелая машина проломила ворота, протащив за собой, выворачивая, створки.
Охранник ударил рукой по красной кнопке, на пульте полыхнула красная лампа, заревела сирена.
Его напарник, подхватил с лежака автомат, метнулся к двери, отодвинул заслонку на амбразуре.
– Осторожно! – закричал охранник от пульта, увидев как водитель выпрыгивает из машины.
– Сейчас, сейчас, – пробормотал охранник с автоматом. Прицелиться он успел, но это было все, что он успел до смерти. Взрыв швырнул его вместе с дверью вовнутрь здания.
Автоматная очередь крест на крест перечеркнула дверной проем.
Оставшегося в живых охранника взрывом отбросило к стене. Он оглох, поэтому не слышал звука очередей. Дым, заполнивший комнату, ослепил его.
Охранник почувствовал, как что-то несильно стукнуло его по подошве ботинка. Небольшой округлый предмет. Охранник зачарованно смотрел на гранату. И смотрел на нее всю оставшуюся жизнь.
Что-то взорвалось недалеко от клиники. Гаврилин замер, посмотрел на дверь палаты. Сейчас. Сейчас все произойдет. Он пришел. Краб пришел туда, куда его вел Наблюдатель. И теперь будет понятно, что произойдет.
Как пройдет первое выступление Гаврилина в роли кукловода. Испуганный голос Григория Николаевича в ледяной темноте – кукловод.
Что-то крикнули в коридоре. Кто-то пробежал.
Гаврилин отошел к кровати, сел. Снова встал, прошел. Ну? Скоро?
Что-то грохнуло, близко. Со звоном вылетели стекла в коридоре. Испуганный женский крик, сорвавшийся в визг.
Автоматная очередь. Длинная автоматная очередь, снова крик, на этот раз мужской. Выстрел из пистолета и снова длинная автоматная очередь.
Гаврилин снова сел на постель. Закрыл глаза. Он что-то забыл. Что-то забыл сделать после того, как приехал в клинику. Что-то очень важное. Снова взрыв. Крик, быстро оборвавшийся после короткой автоматной очереди.
Что же он забыл?
Он ведь думал об этом все время. Пока шел по лесу, пока ехал с Хорунжим в парк, пока разговаривал с Григорием Николаевичем. Что…
Зачастили пистолетные выстрелы, в несколько стволов. И автоматная очередь. Слишком короткая.
Истошный крик. Уже почти возле самой палаты. Надсадный крик боли и страха.
Выстрел, в коридоре. Еще выстрел. Несколько выстрелов подряд.
Он точно забыл что-то сделать. Что?
Вспомнил. Он забыл достать блокнот Палача. Спрятал его в матрасе и забыл…
– Сволочи! – иступленный крик. Голос Краба. Ничего человеческого, только ярость.
Выстрел.
– Он в жилете! – чужой голос, кто-то из охранников.
Гаврилин вскочил с постели, стал лихорадочно ощупывать матрац. Где? Он же оставлял блокнот где-то здесь…
– Ногу, ногу подбил, падла! Помогите кто-нибудь!
Выстрел. Еще.
И снова крик Краба, неразборчивый, заглушенный выстрелами.
Все это отошло разом на задний план. Для Гаврилина теперь существовало только одно, найти блокнот. Зачем? Неважно. Просто нужно найти.
Там есть ответ на все. На все. На то, как жить, отнимая жизнь у других… Как не чувствовать боли, теряя человеческий облик…
Выстрел, крик, хрип, уже возле самой двери палаты.
Гаврилин перевернул матрац. Где? Где он?
Это безумие, понимал Гаврилин, не о блокноте сейчас нужно думать, а о… О чем? Просто сидеть и ждать? Даже не пытаясь сопротивляться? Ему нельзя было брать собой оружие в клинику.
Надо найти блокнот.
Граната сорвала дверь в вестибюль. Краб даже не пригнулся, бросив гранату. Он чувствовал себя неуязвимым. Он дойдет. Он посмотрит в глаза умирающего… Он увидит в них страх.
Он Краб, и никто не сможет его остановить. Он стрелял из автомата, пока не кончились патроны. Крики. Ответные выстрелы – на все было наплевать. Он шел вперед. На второй этаж. Максим сказал, что в той же палате.
Дойду.
Двое охранников открыли огонь сверху. Пуля ударила в грудь. Удар отбросил Краба к стене.
Хрен вам, прорычал Краб, хрен. Левой рукой достал из кармана куртки гранату, сорвал зубами кольцо и бросил наверх, туда, откуда летели пули.
Тысячи раз объяснял всем, что нельзя так делать, что граната может скатиться вниз. А теперь наплевать. Ничего с ним не может случиться. Ничего.
