И вдруг — такая удача! Просто большой приз… Или как там его… Большой шлем! Самого Варяга замел… Час назад их роту подняли по плану «Перехват» для поимки какого-то черного джипа с петербургскими номерами, он и сам толком не разобрал, что за джип и на кой черт его ищут, но приказ есть приказ… И только теперь до него дошло, что в том самом джипе и находился вот этот гражданин Игнатов… Варяг… А больше некому… Выходит, Игнатов-Варяг опять в розыске и опять в бегах. И теперь если по-умному повести себя, то можно сорвать такой куш, какой подваливает раз в жизни — да и то не всем!
Капитан оценивающе оглядел трех вылезших из пазика мужчин и стал прикидывать: так, вот этот, значит, Варяг. вон тот коренастый светловолосый, который с ним рядом, явно его человек, но по виду не мальчик на побегушках, а сам себе голова… Может, тоже авторитетный предприниматель? Пока неясно. Третий, плотный брюнет с хитрыми пронзительными глазами, напоминал одновременно и блатного, и фраера. Ну а водила в «адидасах» — самая обычная шестерка при пиковом короле… Что ж, значит, если кого и разводить — так этого самого Варяга…
Завьялов кашлянул и покосился на двух своих сержантиков. Как бы их спровадить подальше, чтоб уши не растопыривали.
— Костяев! Пышков! Автобус обыщите! Если найдете что, доложите!
Проводив взглядом обоих ретивых омоновцев, забравшихся в пазик, капитан Завьялов приблизился к Варягу и тихо предложил отойти в сторонку.
— Я вас узнал… — доверительно сообщил капитан с кривенькой усмешкой. Он помолчал, думая, что бы такое сказать для затравочки. — Вы Игнатов… Владислав Геннадьевич. Так?
Варяг даже не удивился осведомленности провинциального омоновского капитана. Он уж давно привык к тому, что его лицо знакомо не только российским ментам, но и многим простым гражданам. Хотя такая популярность не доставляла ему большой радости. Но сейчас он вдруг понял, что ему повезло с этим болваном капитаном, который сам кинул ему подсказку. И не просто подсказку, а спасательный круг!
Да, я Игнатов Владислав Геннадьевич, — строго подтвердил Варяг и сунул было руку во внутренний карман, чтобы достать красную книжечку с золотым двуглавым орлом.
— Руки! — предупредительно прикрикнул капитан. — Держать руки так, чтобы я их видел! — И, снова понизив голос, продолжил: — Значит, вы Владислав Геннадьевич Игнатов… Очень хорошо! Так ведь именно вас мы и разыскиваем… Мне по рации передали: задержать Игнатова Владислава Геннадьевича… Полчаса назад вы разъезжали по области в черном джипе марки «тойота-лэндкрузер», а сейчас уже сидите в старом пазике, в какой-то вонючей куртке. Нестыковочка…
Уже зная, как ему повести себя дальше, Владислав, вколов в капитана спокойный, но пронзительный взгляд, тихо проговорил:
— И что будем делать?
Под этим колючим взглядом капитан Завьялов поежился и облизал внезапно пересохшие губы.
— Как что… — Он вспомнил стандартный сценарий своих бесед с красноярскими авторитетными людьми и мелкими уличными торговцами, с которыми ему приходилось заключать полюбовные сделки. — У нас есть два пути… Путь непримиримого конфликта и путь взаимовыгодней договоренности. Первый путь чреват…
И тут в спину капитану Завьялову больно уткнулось что-то тупое, жесткое… Он сразу догадался, что это пистолетный ствол.
— Заткни пасть, оратор хренов, — зашипел ему в ухо Сержант, который незаметно оказался рядом. — Шевельнешься, капитан, и схлопочешь пулю. Мой водила держит твоих пацанов на мушке, так что они не успеют пукнуть — как оба сыграют в ящик. Поэтому лично у тебя есть только один путь, голуба, — отдать честь господину Игнатову и дать нашему автобусу зеленый свет.
У капитана глухо булькнуло в горле, словно он подавился глотком тухлой воды. Не оборачиваясь, он прохрипел:
— С огнем играете, господин Игнатов… А ведь мы могли бы договориться…
Варяг презрительно усмехнулся:
— Договориться? Договариваться будешь с вертухаем на красной зоне. А со мной будешь вести себя как паинька!
Ему вдруг стало все предельно ясно. И с души точно тяжелый камень упал. Таких мелочных продажных ментов, как этот капитан, он в своей жизни повидал не один десяток. Это в благоприятной для себя ситуации они хорохорятся и наглеют, когда куражатся над испуганной теткой у торгующей на вокзале огурцами, а стоит их припереть к стенке, припугнуть, взять за задницу, — как они сразу поджимают хвост или начинают им трусливо вилять, вымаливая пощаду.
— Уж не знаю, командир, на что ты надеешься и кто тебе задурил голову дурацкими приказами, — жестко проговорил Варяг, — но вот тебе нынешний расклад… Ты меня задерживаешь, под стволами везешь в Новгород, сдаешь начальству, но ровно через пятнадцать минут, после пары звонков в Москву, меня с извинениями отпускают, а тебя… Подумай сам, что с тобой будет. Ты прав, капитан, я — вор в законе Варяг. Так что, если со мной что случится, спрос будет с тебя по полной программе. Испрашивать с тебя будет не полковник из областного УВД, а мои кореша из Петербурга, Магадана и Красноярска… — Варяг заметил, как при слове «Красноярск» капитан побледнел как полотно, но не понял причину столь внезапной перемены. — Ну, что будем делать? Договариваться?
— Договариваться, — выдавил Завьялов после секундного замешательства.
— Правильно. Только не по-твоему, а по-моему. — Варяг оглянулся и мигнул Сержанту: мол, убери пушку, она уже без надобности. И, наклонившись поближе к уху Степана, что-то зашептал.
Завьялов, беспомощно вытянув шею, пялился в запотевшие окна пазика и ни черта не мог разобрать. Вдруг ему по затылку ударили чем-то тупым, тяжелым — и перед глазами разверзлась тьма…
Сержант подхватил обмякшее тело омоновского капитана и привалил к заднему колесу пазика. Потом выверенным движением расстегнул кобуру, вытащил оттуда табельный ПМ и, с лязгом вынув обойму, отшвырнул ее далеко в кусты, а пустой пистолет бросил на дорогу. Варяг тем временем уже оказался у передней дверцы автобуса и знаком пригласил Сашу Зарецкого и Шурика Журбина помочь ему. Втроем они ворвались в автобус и молча набросились на оторопевших новгородских сержантов, никак не ожидавших от задержанных такой прыти и наглости. Через мгновение оба лежали без чувств на полу автобуса, обезоруженное и связанные промасленной веревкой. Журбин на всякий случай сунул обоим кляп — обрывки вонючей мешковины.
Сбросив с себя вонючие робы, все четверо заскочили в «Газель», и Журик, врубив движок, развернул фургон и сразу пустил его во весь опор. В считаные минуты «Газель» затормозила у платформы Березки. Прилаженная к приборному щитку рация засипела и разразилась невнятным монологом, в котором можно было различить только позывные: «Сокол-два… Сокол-два… вызывает Ильмень…»
На безлюдной платформе они зашли под кирпичный навес, где обнаружились две изрезанные перочинными ножичками давно не крашенные скамейки. Вдали послышался пронзительный гудок приближающегося поезда. Варяг посмотрел на часы: было уже пять двадцать пять.
— Пассажирский или электричка? — озабоченно спросил Сержант.
— Электропоезд! — уверенно заявил Журик. — Вон он!
И верно: через несколько минут электричка до Чудова пришвартовалась к платформе, и двери с шипением разъединись. Заняв места в середине пустого вагона, беглецы некоторое время молчали, не веря в свою удачу.
— Доедем до Чудова, — наконец нарушил молчание Зареикий, — а там пересядем на электричку до Волхова. Прямо в Питер не поедем — там наверняка засада. А в Волхове у меня пацаны знакомые сеть АЗС держат, у них тачку возьмем и до Питера с шиком…
— Лады. — Варяг кивнул и, привалившись к жесткой спилке сиденья, устало усмехнулся. — Ну так что там, Степа, дальше-то с тобой было? После того, как Россетти тебя за одно место взял…
* * *Сержант вышел на палубу. Было раннее ноябрьское утро* а солнце уже пригревало, и стало душно. Он подошел к борту, облокотился на поручень и с тоской посмотрел на густую синеву моря, вдали переходящую в ослепительную серебристость, и с омерзением сплюнул в воду. За те три недели, что он провел на борту яхты синьора Россетти (старик предусмотрительно отказал ему от комнаты на вилле, опасаясь, видимо, что гость может сбежать), ему надоело все до смерти. И Италия, и море, и грудастые загорелые девки, которые здесь паслись табунами, и сам хозяин — обманчиво радушный, показушно щедрый и коварный. Нельзя сказать, что к Сержанту здесь относились плохо. Как раз наоборот, все его желания выполнялись, он был волен даже сойти на берег, но при всем при этом он чувствовал себя пленником, прикованным невидимыми кандалами к этой яхте, к этому городу, к старику Россетти.
