от книги, – продолжал Сиверов. – Логично? Думаю, да. А каким образом?
Глеб «доделывал» свой план прямо на глазах. И, к счастью, чашка выпитого не так давно кофе прибавляла ему вдохновения.
– Скорее всего, будет инсценирована кража. Или ограбление. И случится оно, надо полагать, прямо в ночь после аукциона.
– Это еще почему? – перебил его Потапчук. – Сейчас он слушал очень внимательно. – Почему именно в эту ночь? А скажем, не назавтра или через недельку.
Но у Глеба уже был ответ на этот вопрос. И он спокойно его озвучил:
– Потому, товарищ генерал, что в воскресенье выборы. Смотрите. Аукцион в пятницу. Сюжет попадает в выпуски новостей – значит, реклама для Рыхлина. Выборы в воскресенье. И если ограбление в субботу, то об этом снова скажут в новостях. А если попозже…
– То есть ты думаешь…
– Думаю, да, – ответил Глеб. – Если сделка все-таки будет завершена – то есть Рыхлин перечислит деньги на счет аукциона, то Турбину придется платить неслабый налог. Причем ни за что.
– Знаешь… – чуть нахмурился генерал. – Есть в твоих рассуждениях какая-то здравая мысль.
– Но не более того? – обидчиво спросил Глеб.
Потапчук задумался. Похоже, он принял идею Слепого всерьез. И теперь взвешивал все «за» и «против».
– Ладно, – наконец, сказал он. – Будем работать по твоему плану. А там посмотрим.
Глеб облегченно вздохнул.
– Идея проста, – вдохновился Слепой. – Они появляются в аукционном доме, я их там встречаю, нейтрализую и сдаю милиции. Милиция с вашей подачи сделает вид, будто случайно раскрыла кражу. Потом мы крутим этих людей и… все выясняем.
– А кто это, по-твоему, может быть?
– Можно только предполагать. Лично я очень надеюсь наконец-то встретиться с тем загадочным незнакомцем, который меня обставил уже с большим счетом.
– Глеб, это работа, ничего личного, – слегка улыбнулся Потапчук.
– Само собой, само собой, – ответил Слепой. – Кстати, мне очень пригодились бы схемы того здания. Разумеется, с учетом всех перепланировок. Думаю, вы сможете их достать.
– Думаю, да, – согласился генерал. – Но надо еще подумать. Ладно, встретимся завтра.
– Хорошо. Надеюсь, на аукционе будет ваш человек?
– Естественно, Глебушка, а как же иначе? – снисходительно улыбнулся генерал. – Мероприятие будет полузакрытое – всего сорок билетов. Но два я уже давно купил – на всякий случай один лишний. По три тысячи они, между прочим.
– Дороговато, ничего не скажешь. Мне нужна будет самая свежая информация о том, как идут дела.
– С этим не проблема. Только вот… – Потапчук грустно улыбнулся, – что же доложить начальству?
– Скажите, что операция запланирована. Пусть ждут результатов.
– Угу, – безо всякого оптимизма кивнул Федор Филиппович. – Как ты там говорил: еще не вечер?
– Ну, на этот счет есть и другая пословица: скоро только кошки родятся. Можете процитировать обе.
– Ладно уж, процитирую, – генерал встал и протянул Глебу руку на прощание. – Да, кстати, есть еще задание. Подъедь в Новую Деревню, это километров шестьдесят от Москвы. Там в церкви настоятель один шибко умный. Вроде историк, и все такое. Он большую статью про это «Слово» написал: мол, фальшивка, и все тут. Так ему теперь фашисты проходу не дают. Разобраться надо бы.
Глава 20
Новая Деревня оказалась небольшим селением, чуть ли не все жители которого работали на расположенной тут же вермишельной фабрике. Глебу сказали, что найти иеромонаха Леонтия здесь очень просто, – достаточно спросить любого прохожего. Так оно и случилось.
Церковь стояла чуть поодаль от домов, на холме. Наверное, это было самое высокое место в окрестностях. Рядом находилось старинное кладбище. Над каменными крестами возвышались грустные ольхи.
Слепой не удержался от соблазна на минуту выйти из машины и полюбоваться великолепным осенним пейзажем. Купол церкви плавно омывали облака, а ее крест отражал лучи появившегося где-то в уголке неба солнышка.
Но как только он приблизился к храму, идиллия была нарушена. На белоснежной стене красовалась черная надпись: «Вон из России. Слава Перуну!»
Вокруг нее, вздыхая и охая, толпились прихожане: бабушки в платочках, пара молодых ребят и один высокий мужчина. Глеб приблизился к ним.
– Господи, да что же это творится-то, а? – причитала какая-то старушка. – Советы прошли уже, в церковь люди ходють, и не гоняють. А тут на те такое…
– Не горюйте вы так, – послышался вдруг чей-то бодрый голос. – Наша церковь и не такое стерпит. Даже врата адовы не одолеют ее, не говоря уже о каких-то хулиганах.
Глеб обернулся. Из невзрачного домика возле храма показался батюшка – молодой человек с длинной бородой и живыми глазами. Он приблизился вплотную к исписанной стене, подставил стремянку, бодро вскарабкался по ней и скомандовал парню-пономарю:
– Ну давай мне кисточку и побелку.
Через пару минут от надписей не осталось и следа. Священник спустился вниз, потер рука об руку и улыбнулся своей пастве.
– Батюшка, а негоже богохульство-то это на стенах церкви оставлять, – подал голос кто-то из толпы. – Оно ж там все еще осталось, хоть и замазано.
– Ну а что ж тут попишешь, если эта краска спреевая не смывается совсем? – ответил батюшка веселым голосом. – Придумали ж такую, а? Да и не в этих надписях суть. Важно то, что в нас самих написано, на скрижалях сердца. Тогда ничего нам страшно не будет, решительно ничего.
Люди постепенно расходились. Глеб обернулся, чтобы еще раз полюбоваться пейзажем, теперь уже с вершины холма, и отправился искать священника.
Но энергичного батюшку каким-то непостижимым образом он успел проворонить. Справившись с работой маляра, настоятель вскочил в седло своего велосипеда и покатил в деревню по какому-то делу. Причем никто не знал, когда он вернется.
Глебу ничего не оставалось, как только отправиться на прогулку. Впрочем, он даже обрадовался этому случаю. Возможность беззаботно пройтись, вдыхая чистый осенний воздух, представлялась нечасто.
Могилы, разбросанные на склоне холма, вдохновляли подумать о вечном. Сиверов долго вглядывался в портрет какого-то Семеринова, Петра Яковлевича, уездного врача, отдавшего Богу душу в далеком 1897 году. На фото он был запечатлен статным мужчиной в расцвете сил с уверенной улыбкой в густой бороде. А теперь что
