от него осталось?
Продравшись сквозь густой кустарник, Глеб спустился в перелесок. И прочесав его почти насквозь, вышел на небольшую поляну. Увиденное там заставило его вспомнить о насущных проблемах.
Рядом с явно свежим кострищем лежало несколько номеров газеты «Русская власть» с изображением свастики на первой странице. Значит этой ночью здесь побывали те, кто оставил на стенах храма свой автограф.
И не исключено, что и сейчас они где-то неподалеку. Судя по всему, эти типы не местные. И разыскать их в деревне будет не так и сложно.
Взглянув на часы, Глеб подумал, что настоятель вполне уже мог вернуться. И отправился назад к церкви.
* * *
Действительно, велосипед уже стоял рядом с домиком. Сиверов постучал, а потом дернул за ручку двери. Она открылась сама собой. Увиденное поразило Глеба.
На пороге стоял батюшка с огромным окровавленным ножом в правой руке.
– Входите, входите, – радушно поприветствовал его священник. – Это я рыбку как раз купил, так разделываю вот.
– А что ж матушка хозяйством-то не занимается? – поинтересовался Сиверов, входя в тесную прихожую.
– Так нету у меня матушки, – улыбнулся священник. – Не положено. Я монашество принял.
Положив нож рядом с карпом, он отер руки кухонным полотенцем и тут же протянул Глебу свою мозолистую ладонь.
– Будем знакомы. Иеромонах Леонтий, – сказал он. – А вы с чем пожаловали?
– Я корреспондент «Пермского треугольника», – Глеб зачем-то показал свое липовое удостоверение, сохранившееся еще с конференции. – Вот, про эту новую находку пишу, «Слово о полку Игореве». Интересна ваша точка зрения.
– Что ж, если она вам и вправду интересна, то милости просим, – иеромонах Леонтий пригласил его сесть за стол. – Хотя, признаться вам честно… В мире есть намного более важных вещей, чем эта глупость.
Он налил Глебу кофе и поставил на стол конфетницу. Затем подул в свою чашку, отхлебнул и начал:
– Моя критика позиций Кондратьева, царство ему небесное, была чисто научной. Религия здесь ни при чем. Когда-то я серьезно изучал древнюю литературу и даже защитил на эту тему кандидатскую диссертацию. Да и сейчас, что называется, в курсе дела. Так вот. Позиция Кондратьева и иже с ним ненаучна, потому что бездоказательна. Можно придумать какую угодно басню, и в наш развращенный век многие так и делают. Можно сказать, что Христос был женат на Марии Магдалене или… да хоть на апостоле Петре, прости Господи!
– Но ведь христианская доктрина тоже не имеет доказательств, – возразил Глеб.
– В общем, вы правы, конечно. Наукой существование Бога не докажешь, как, впрочем, и обратное. Но если мы будем говорить о таких вещах, как существование Иисуса Христа – на земле, я имею в виду, – или подлинность библейских текстов… Это подтвердит любой непредвзятый историк. Что касается теорий Кондратьева, то фактов он в свою пользу никаких не приводит – или эти факты извращены. То есть это полная мистификация.
– Но почему тогда многие люди верят в то, что это «Слово» подлинное? – не сдавался Глеб.
– Знаете, один умный человек сказал такую замечательную фразу, – на лице иеромонаха Леонтия промелькнула улыбка. – Атеист отличается от верующего тем, что верит во многое, но только не в Бога. Ведь материализм, если разобраться – тоже религия. А верующий, наоборот, ни во что не верит, кроме Господа. Ни в гороскопы там разные, ни в гадания, ни во всемирный заговор и прочую чушь. Только в Бога – и больше ни во что!
Глебу эти разговоры были совсем не интересны. И поддерживал он эту тему исключительно для того, чтобы потом перейти к главному. Но батюшка оказался милейшим человеком, и послушать его было очень приятно. А Глебу не так и часто удавалось побеседовать с интересным человеком.
– Хорошо, – прищурился Сиверов. – Тогда такой вопрос. А что вы скажете, если подлинность этой книги подтвердится? Если экспертиза признает ее настоящей?
Он надеялся этим вопросом застать батюшку врасплох. Но не тут-то было.
– Что ж, тогда я признаю ее подлинность, – не задумываясь, ответил он.
– Но ведь… Тогда получится, что православные… как бы не правы…
– Православные, дорогой мой друг, правы не потому, что в истории сложилось так, а не иначе. Ведь религия – это не свод правил. Это в первую очередь живое общение человека и Бога. А потом уже все остальное. Я христианин не потому, что предки наши были христианами. Просто я душой своей чувствую присутствие Господа и стремлюсь к Нему.
Этот туманный ответ заставил Глеба задуматься.
– Хорошо, ну а почему я тогда не чувствую? – чуть понизив голос, спросил он. – Или, вернее, нет. Я все-таки верю в то, что есть что-то на небесах…
– Ну это примерно то же самое, что влюбиться не в конкретную Машу или Таню, а в какую-то абстрактную женщину, о которой вы даже не знаете, блондинка она или брюнетка, – перебил его священник.
– А многие ведь вообще ни во что не верят, – пояснил Глеб. – Значит, и не чувствуют.
– Не чувствуют потому, что не прислушиваются, – ответил иеромонах. – А прислушались бы – по-настоящему, со смирением… Тогда, глядишь, и услышали бы.
– Честно говоря, Бог для меня – это что-то из области детских сказок. В которых всегда побеждает добро, – признался Глеб. – Но в жизни ведь все значительно сложнее. Часто зло побеждает.
– Ну, знаете, это еще как сказать. Во-первых, всякая победа в этом мире относительна. А во-вторых…
– Лично мне бы хотелось, чтобы в этом мире хоть иногда побеждало добро, – перебил его Глеб. – Такое, знаете ли, наивное желание. Тоже из детских сказок.
– Ваше стремление весьма похвально. Так что пусть Бог вас благословляет.
– Пока, похоже, мне удается справиться и без Его помощи…
– Ну, это вы зря так думаете, – иеромонах Леонтий поставил чашку на стол. – Ведь, как сказано в Писании, всякий дар совершенный исходит от Бога. Может, вы это не всегда понимаете… Да и без Бога добро не может победить.
– За победу надо сражаться, – возразил Слепой.
– Сражаться надо, это спору нет. Но вот победу всегда дает Бог, и никто другой. Вспомните про Давида и Голиафа. Какой-то маленький пастушок вышел на поединок с огромным великаном и уложил
