class="p1">– Ладно. – Влад поднялся, ощущая, как внутри все запело. Через какой-то час он увидит Настю!
– Только не расслабляйся особо, Влад. Жди звонка.
* * *
Комбинация была многоходовая, сложная, но все сыграно было как по нотам.
Ее задумали, когда аналитики «Пирамиды» сумели вычислить объект Минхимпрома в Семиозерской области, который неожиданно исчез из всех документов. Прибыв поздним вечером в «Зоопарк» на встречу к Гермесу, который, кажется, никогда не спал, Медведь доложил о ситуации в подробностях.
– Бандитская фирма «Бандера энд компания» приватизировала объект. Да так, что все документы о сделке исчезли.
– Секретную лабораторию приватизировали? – не поверил ушам Гермес. – Такое может быть?
– Не может, по идее. Но есть. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью.
– Страшноватую сказку, Олег, – покачал головой Гермес. – Хичкок отдыхает.
– Наследство советской империи пользуется спросом, – покачал головой Медведь. – Помните, «Синдикат» тоже прибрал секретный объект КГБ. И тоже там химичили с фармакологией. Параллель прослеживается. Значит, это уже не случайность, а система.
– А что удивительного? – сказал Гермес. – Страна столько лет отдавала все свои ресурсы оборонке. Были созданы многие объекты. Передовые открытия, перспективные технологии, прорывы в будущее на этом поганом базаре, в который превратили страну, государству не нужны. Никому не нужны…
– Кроме американских шпионов, русских бандитов и азербайджанской общины. – Медведь говорил зло. – Директор Института тонкой химии после передачи числящегося за «ящиком» семиозерского объекта «сороковка» очень быстро и подозрительно отдал концы. И еще трое из тех, кто занимался сделкой, отдали концы. Двое умотали за рубеж. С большими деньгами.
– Бандера в точности как «Синдикат» сработал.
– Это еще не все! Не знаю, удивитесь ли вы, если я скажу, что тут не обошлось без помощи Якова Селянского.
– И здесь он! – то ли со злостью, то ли с восхищением воскликнул Гермес. – Пострел везде успел.
– В сырой земле давно, а дела его поганые живы.
Вице-премьера Селянского, работавшего на «Синдикат», после разгрома этой структуры взорвал пластиковой взрывчаткой один знаменитый психопат-писатель. За дело, кстати, взорвал!
– Надо искать тех, кто работал в лаборатории, – велел Гермес.
Вскоре удалось найти таких – вышвырнутых из родной специальности ученых. Они с охотой расписали оперативникам «Пирамиды», представлявшимся сотрудниками спецслужб, что творилось в лаборатории, какие там исследования проводились, кто именно там работал. Первоначальный массив данных был собран…
Потом Медведю удалось раздобыть план подземной лаборатории. И встал вопрос: что дальше? Производить захват объекта? Но по ряду причин перебрасывать штурмовую группу в Семиозерскую область было затруднительно. И подготовка заняла бы немало времени, а обстановка вокруг объекта накалялась не по дням, а по часам.
– Зачем нам марать руки и брать грех на душу? – сказал Гермес на заседании консультационного совета «Пирамиды». – Есть люди, которые с удовольствием решат эти проблемы за нас.
– У нас есть союзники? – с напускным удивлением полюбопытствовал главный аналитик.
– Есть. Амаров. И его подручные.
Гермес изложил идею. Легче всего сработать руками азербайджанцев. Пусть они разбираются с охраной, которую выставил на объекте Бандера. Пускай тащат в удобное место аппаратуру и пленных ученых. Пусть осваивают производство. Недолго им радоваться… Кроме того, имеется реальная возможность внедриться в окружение Амарова и разобраться в ситуации со всех сторон.
План был разработан и утвержден. Оставались детали. И тут был простор для творчества.
Оперативники «Пирамиды» взяли под наблюдение передвижения Амарова и его ближайшего окружения. И когда Шарифов прилетел в Москву, ему подсунули Кохмана, являвшегося действительно специалистом в биохимии, притом по тематике, близкой к тематике «берлоги». А заодно он считался одним из лучших оперативников «Пирамиды».
Кохман преподнес азербайджанцам координаты лаборатории. Азербайджанские боевики захватили ее, разместили оборудование в укромном месте в Семиозерской области. Запустили производственный процесс. Теперь Кохману оставалось только активизировать маячок, вделанный в его туфли и часы. Координаты новой лаборатории были установлены. И на этот раз в бой вступили бойцы «Пирамиды». Охрану сняли чисто. И теперь грузили аппаратуру.
– Что с Шарифовым? – спросил Кохман, когда заканчивалась эвакуация оборудования с азербайджанской территории.
– А что? Беспокоишься о друге? – усмехнулся старший штурмовой группы.
– Ну конечно. Такая вежливая, обходительная сволочь.
– Сейчас решается вопрос, – успокоил старший.
Вопрос с новоиспеченным руководителем азербайджанской диаспоры Семиозерска был решен просто.
Когда Шарифов выходил из офиса в сопровождении охраны, он на миг застыл на месте. А потом рухнул на колени. Во лбу его возникли две дырки. Застрелили его из малокалиберной австрийской винтовки полицейского образца с двухсот пятидесяти метров, с крыши шестнадцатиэтажного дома. Это единственное место, откуда можно было достать азербайджанского главаря. Но для этого требовался снайпер высочайшего уровня. Работа проделана уникальная и четкая.
Одновременно оперативники «Пирамиды» ударили по другим главным лицам азербайджанской группировки. Операцию подготовили тщательно. Никто не ушел.
* * *
– Настя, здравствуй, – произнес Влад, возникая на пороге.
– Вернулся, – прошептала она и прижала его к себе, будто хотела раздавить.
– А куда же я денусь? – Он поцеловал ее в губы.
Отстранился, улыбаясь, ловя миг счастья, посмотрел ей в лицо. По ее щеке текла слеза.
– Ну, родная моя, жив-здоров. С курорта, – расплылся он в улыбке.
Так и лезла на язык прибаутка от Медведя: мечта десантника – приземлиться на крышу своего дома. Он приземлился на крышу своего дома. Прошел через ад, и снова здесь. Где его ждут. И будут ждать всегда.
– Что-то не загорел.
– Не представляешь, в каком я санатории отдыхал. Бильярд, бар…
– Женщины.
– Вот именно. Но не про меня.
Он ступил в прихожую, захлопнул дверь. Они прошли в большую комнату. Упали на диван. Он прижимал ее, гладил по голове.
– Тяжело было? – спросила она.
Он хотел ответить привычным «пустяки», но понял – не тот момент, чтобы легкомысленно отмахиваться от вопросов.
– Тяжело. Как обычно. Это война.
– Война, – вздохнула она. – Сколько она будет продолжаться, проклятая?
– Пока не победим.
– А мы победим? – вздохнула Настя с какой-то обреченностью.
– Обязательно. Отчаяние – смертный грех.
– Ох, Влад. Ты вернулся. Ты не мог не вернуться. Я знаю, ты всегда будешь возвращаться.
– Всегда.
Их губы снова соприкоснулись. И для них опять перестало существовать все вокруг, кроме двух огней – пылающих любовью душ в бескрайней ледяной Вселенной.
– Влад, я тебя люблю, – прошептала Настя.
– Ты моя жизнь, – прошептал Влад.
Эти вечные слова, повторяющиеся людьми из века в век, – в них несокрушимая сила и в них надежда на светлый лик Грядущего.
* * *
– И вечный бой, покой нам только снится, – процитировал Гермес Блока и пригубил коньяк.
– Это означает начало новой программы? – спросил Русич и щелкнул по носу чучело песца – новый экспонат в «Зоопарке», жутко натуралистичный, казалось, сейчас тяпнет за руку.
Денисов чертил что-то в блокноте – рисовал какие-то рожицы. Русич вальяжно развалился в кресле – он имел право расслабиться, потому что понимал, что скоро передышка кончится. Гермес держал в пальцах серебряную рюмку с французским коньяком.
– Новое – продолжение старого, – сказал он.
– И ты, Русич, в
