заменитель. Вся культура – это заменитель. Тележвачка, поп-культура, алкоголь, наркотики – это способ скоротать время с юношеских лет до могилы. Человек уходит от своих проблем и тревог в мир вымышленных персонажей. В мир искаженных ощущений и чувств.
– Да, но «елочка» не идет ни в какое сравнение ни с чем. Обычный наркотик перед ней – как рогатка перед корабельным орудием.
– Точное сравнение. – Гермес погладил пальцем таблетку. – Но не это главное.
– Те, кто сидит на «елочке», – они работают, выглядят бодрыми, исполняют свои общественные обязанности. Внешне они не выкинуты пока из жизни. Но глаза их пусты. Это адская пустота.
– Пропасть без дна.
– Да. – Денисов сжал кулак. – В мире не остается ничего, что интересовало бы их по-настоящему. Ни дети, ни родители, ни любимые, ни работа, ни деньги. Ни какие-то чувства. Они имитируют чувства. Имитируют интерес к окружающему. Они имитируют самих себя. Они живут одним – ожиданием провала туда. В тот мир, проводником куда служит «елочка». У них один интерес, одна забота – провалиться туда.
– И опять ты забыл главное, Медведь, – произнес Гермес. – Корень проблемы – у них появляется хозяин. Тот, кто приносит «елочку». Происходит полное подавление личности в этом мире ради счастья в призрачном пространстве иллюзии. Представляешь перспективы! Толпы людей в офисах, у конвейеров, работающих ударно, с отдачей. Но ждущих единственного мига – свидания с «елочкой».
– Мир во власти «елочки», – передернул плечами Денисов.
– Это власть над умами. И над обществом. Нет ничего желательнее для любой власти, чем послушные умы. Наши идеологи в недавнем прошлом немало и глупо работали над этим. На Западе методы тоньше, но и там вся методика обработки сознания, вся масскультура, вся реклама, литература, телефильмы работают уже больше века на это. И не всегда успешно. А тут – пожалуйста, «елочка». И я не удивлюсь, если однажды легализуют ее. Представь себе рекламный ролик: «Только с «елочкой-фрутс» вы обретете счастье».
– Вряд ли такое возможно.
– А почему невозможно? Мы привыкли, что мир неизменен. А мир меняется. И мир на пороге больших перемен, когда все старые ценности вдруг покажутся истлевшими и трухлявыми. Человечество открыло очередной ящик Пандоры.
– Мы открыли.
– Да. Но стервятники-янки моментально подхватывают все, что плохо лежит. Рано или поздно они научатся делать ее. И тогда – начало новой эпохи.
– Не сгущаете краски?
– Надеюсь, что сгущаю.
– Я тоже.
– Ладно. Прочь философию. Вернемся к делам насущным. Денисов, ты представляешь, что зависит от того, как сработают твои люди?
– Представляю.
– Они должны сработать безукоризненно.
– Они сработают безукоризненно. Это же наши люди.
В «дипломате», лежащем на коленях у Медведя, что-то запиликало. Денисов открыл его. Внутри лежал прибор, занимавший большую часть пространства. Это была многоканальная рация с блоком засекреченной связи и с автоматическим переносом частот, что делало пеленг и считывание информации посторонними практически невозможным.
– Ростов, ответь Дублину, – послышался голос.
– Ростов слушает, – произнес в микрофон Медведь.
– Мы начинаем выдвижение.
– Пересекаемся в точке восемь.
– Принято. – На том конце дали отбой.
– Храни тебя бог, Олег, – произнес Гермес.
– Мы возьмем свое. – Денисов захлопнул «дипломат» и поднялся с кресла. – Сегодня кое-кто пожалеет, что имел глупость появиться на свет…
* * *
– Долой прилипал, – прошептал Маккерфи, ощущая, как неожиданно в нем начинает просыпаться мальчишеский азарт. Адреналин в крови повышается. Кровь в висках пульсирует. И ощущение настоящей жизни. Мужчина – это охотник! Ему нужно, чтобы кровь пульсировала в висках.
Перво-наперво надо оторваться от наружного наблюдения. Маккерфи замечал, что с каждым месяцем за ним следили все ленивее и ленивее. Поговаривают, будто оперативники госбезопасности нарочно теряют объекты, чтобы в освободившееся время работать по заказам коммерсантов. Даже грустно. Раньше одной из лучших служб наружного наблюдения в мире считалась русская. Город они делили на квадраты. И каждая группа отвечала за свою территорию, сопровождала все объекты на ней, а потом передавала другим. Теперь у русских нет средств. Форсированные моторы в их «Жигулях» и «Волгах» давно заржавели. Настоящие шпики поувольнялись. Поэтому пусть и не мечтают, что сегодня они его выследят. Он без труда уйдет от них.
– Пожалуйста. – Атташе по культуре вручил купюру мужику в нелепой зеленой униформе, собиравшему деньги за платную парковку у магазина «Мебель».
Маккерфи любил этот магазин. Мебель здесь была дико дорогая и дрянная, зато имелось три выхода. Пусть оперативники из «наружки» побегают.
Отбившись от продавцов, ринувшихся, как охотничьи собаки на стреляных уток, к потенциальному покупателю, он нырнул в подвальное помещение, где торговали светильниками. Оттуда скользнул наверх в кафе, где парочка посетителей лопала пиццу и пирожки с капустой, запивая кока-колой. Вон стеклянные двери ведут на свободу.
На улице он огляделся. Ускорил шаг. Прыгнул на подножку автобуса, придержав захлопывающуюся дверь.
Поплутав немножко, вздохнул легко. Свобода! Никаких лишних глаз и ушей! «Наружка» его в очередной раз прошляпила, кажется, ничуть не огорчаясь по этому поводу.
Спустился в метро. На всякий случай еще немножко помотался по станциям. Выпрыгнул пару раз из вагона, когда двери закрывались. Ну и пусть видят, если еще есть наблюдение, что он от них уходит. Это не страшно. По большому счету, шпионы сегодня в России не интересуют никого. Все секреты давно проданы. Все, кто надо, завербованы, перевербованы и большей частью законсервированы, кормить такое количество дармоедов, желающих работать на ЦРУ, – даже у сверхдержавы денег не хватит.
Чисто!
Теперь стояла задача – встретиться с Жиганом. Получить товар. Перевести на счет этого жулика деньги. Дальше – сложная комбинация по переброске товара сначала в посольство, а потом за рубеж. Но особых трудностей не предвидится. Все отлажено, механизм запущен и работает, как «Ролекс».
Странный у русских язык. «Елочка» – так назвали они новый наркотик. «Елочка» – это шанс, который дается раз жизни. И черт с ней, с Америкой, черт с ним, с долгом. Ведь гонять кокаин на самолетах управления – то же самое. Но вопрос в деньгах. Когда-то ему предложение одного из наркобаронов, с которым свела служба, показалось необычайно выгодным. Но что оно против «елочки»!
Ох, какая опасная игра. Но ничего не поделаешь. Маккерфи знал возможности своего государства. И знал силу своих компаньонов, которые в этом государстве занимали очень высокое положение. Наркотики – это для публики разговоры об их зловредности. Наркотики – самый выгодный в реализации товар. Это сотни миллиардов долларов. И это живые деньги. Это финансирование предвыборных кампаний и антиправительственных движений. Это жизнь целых государств, которым нечего продавать, кроме кокаина или опия. И ничего не сделаешь с этим. Арестовывать пушеров – уличных торговцев – это одно. Перекрыть движение миллиардов долларов – это другое. Маленький бандит – уголовник. Большой бандит – столп общества. А его компаньоны – бандиты очень большие.
Доехав до метро «Лермонтовская», Маккерфи поднялся наверх. Там на стоянке рядом с длинным стеклянным зданием Вычислительного центра Министерства путей сообщения
