— Валерий Геннадьевич, можете вертеть дырку для ордена! Черт побери, все сложилось! «Фантом» у нас! Причем, в таком варианте, о котором мы даже не могли мечтать: с израильским летчиком! А скольких дипломатических усилий стоило все остальное!..
— А я-то здесь при чем? — удивленно спросил Озеров.
— Ладно вам прибедняться, — сказал резидент. — Этот ваш Полещук не только уточнил место падения «Фантома», но и участвовал в допросе летчика… Кстати, надо бы отметить этого лейтенанта…
Озеров вспомнил свой недавний сон про «Фантом» во дворе посольства, резидента в форме полковника ВВС, удивился про себя и спросил:
— Сергей Викторович, а какая у вас форма? Я понимаю, что вопрос дурацкий, но, тем не менее, что вы надеваете в Союзе, когда надо быть в военном обличии?
— Странный вопрос, — сказал Иванов. — Очень странный для вас, Валерий Геннадьевич. — А что, отвечу прямо: черные петлицы с пушечками — артиллерия… Только не спрашивайте, почему я на приемах в другом виде… Так надо, и вы это прекрасно понимаете… Давайте выпьем за «Железо», наш прорыв. Вы должны осознавать, как много это значит для нашей страны.
Валерий Озеров поднял свой стакан с виски, поднес ко рту, но пить не стал. Иванов этого, видимо, не заметил.
Египетские истребители-бомбардировщики сбили вчера над озером Манзала в северном секторе Суэцкого канала израильский самолет типа «Мираж».
В заявлении представителя военного командования ОАР, переданного агентством МЕН, указывается, что воздушный бой между 20 египетскими и 20 израильскими самолетами, в котором был сбит «Мираж», произошел после того, как израильские самолеты попытались преследовать египетские истребители-бомбардировщики, совершавшие второй рейд за вчерашний день на позиции израильских войск.
«Мираж» — уже второй по счету израильский самолет, сбитый в воздушном бою египетскими летчиками за последние 10 дней.
(Каир, 28 июля, ТАСС)
….Хагай Леви аккуратно проверился — слежки не было. Он еще раз, подойдя к витрине магазина, незаметно оглянулся. Каирская улица жила своей обычной жизнью: со значимым видом шагали клерки в белых рубашках с галстуками, громко расхваливали свой товар уличные торговцы, за столиками кофеен под навесами мужчины неторопливо беседовали, читали газеты, курили кальян; стайка девушек в длинных цветастых платьях прильнула к витрине соседнего магазина, рассматривая украшения…
Леви ухмыльнулся. Он уже не продавец сомнительных древностей в грязной галабие, а респектабельный чиновник из Гелиополиса в белой рубашке с коротким рукавом и непривычным, давящим шею узлом галстука.
Жара, казалось, исходившая от всего — мостовой, стен домов и даже лохматых стволов пальмовых деревьев, действовала на нервы, казалось, от этого египетского пекла невозможно скрыться.
Леви ослабил удавку галстука и, подавив желание сесть за столик кафе и выпить ледяной кока-колы, небрежно помахивая портфельчиком, в котором были отнюдь не деловые бумаги, а пистолет «Кольт» с парой запасных обойм, направился к месту очередной встречи с Рамзесом.
Хагай Леви уже устал от непривычной для него работы. Ему хотелось вернуться на родину и воевать с врагами так, как он привык это делать, командуя «Шфифоном». Но Центр пока не давал добро на возвращение, и надо было делать это дело. Леви про себя выругался, посмотрел на часы — времени хватало — и повернул направо, под тент кафе с громким названием «Фараон». Минут десять он, утолив жажду, сидел за столиком, курил, попивая кофе и листая «Аль-Ахрам», каирскую газету, купленную у проходящего мимо мальчишки.
Необъявленная война набирала свою силу. Заголовки статей, фотографии двух плененных израильских летчиков: один — с забинтованной головой, второй — со следами травм на лице (последствия катапультирования или избиения?); хвалебные сводки с театра военных действий, призывы к воззмездию за зверства израильских захватчиков, разбавленные рекламой ночных клубов с арабскими танцовщицами и западными эстрадными группами; американских и французских фильмов, швейцарских часов известных мировых марок, всевозможных египетских фирм, стирального порошка «Rabso», сигарет и прочей ерунды — удручали. Леви еще раз внимательно рассмотрел нечеткие фотографии израильских пилотов, пробежал глазами статью, пытаясь разобрать имена пленных, но так и не понял (читать арабскую вязь он мог с трудом), сложил газету и сунул ее в портфель.
Жара усиливалась, палящее солнце проникало сквозь тент, обжигая лицо и руки. Тонкая рубашка на спине стала влажной. Он посмотрел на арабов за соседними столиками — те невозмутимо играли в нарды, потягивая ароматный дым кальяна. Леви подивился такой жаростойкости египтян, списав ее на азарт игры. Он затянулся сигаретой, допил воду, уже ставшую теплой и противной, и бросил взгляд на улицу. А там все бурлило — реальная жизнь египетской столицы была весьма далека от того, что написано в газете. Он расплатился и, проверившись, поехал на такси к Хан Эль-Халили, где в условленном месте его ждал Рамзес…
От конспиративных встреч с этим агентом, которого Центр высоко ценил за поставляемую информацию, Леви тоже устал. Искренне ненавидя предателей всех мастей, он в который раз ловил себя на мысли, что ему до дрожи в руках хочется размазать этого слащавого высокопоставленного агента по стенке. Но надо было терпеть, и Леви терпел изо всех сил — интересы Эрец Исраэль были намного выше его собственных желаний. Напоследок я все-таки, как минимум, набью ему слюнявую морду, челюсть сверну, подумал Хагай Леви, и эта мысль его почему-то сразу успокоила.
— Оста, — сказал он таксисту, когда машина повернула на улицу Аль-Азхар, — остановись возле вот того дома, возле кафе. Видишь, справа?
— Хадыр, — сказал таксист, повернул, и затормозил.
— Жарко сегодня, — произнес он, заглушив двигатель. — Устаз из Александрии?
Леви молча кивнул и стал расплачиваться с водителем.
— Шукран, — поблагодарил он, щедро отсчитав чаевые. — Да, оста, сегодня слишком жарко. В Александрии намного прохладней, — добавил Леви, в очередной раз удивившись тому, как даже простые египтяне, каирцы, по нескольким фразам распознают в нем александрийца. Если бы знал этот парень, кто я на самом деле, мелькнула мысль, вот бы удивился! А мне пришлось бы его убрать!
Он захлопнул дверцу машины и махнул таксисту рукой. Ялла! Давай, приятель, езжай по своим делам, мысленно говорил он сам себе, и благодари своего Аллаха, что мне сейчас не до тебя…
Направляясь к кафе, Леви вспомнил русского переводчика, которому он свернул шею в Гелиополисе. Только за то, что тот некстати попался ему на пути. Тоже ведь просек, что я — «александриец», подумал он, жаль, что так получилось… Другого варианта просто не было, успокаивала мысль, он должен был умереть еще там, в Рас-Гарибе…
* * *
… Хан Эль-Халили, знаменитый золотой базар Каира, гудел как пчелиный улей, сверкая драгоценными металлами и камнями, и благоухая всевозможными экзотическими ароматами. Это был город в городе со множеством улочек и переулков, бесчисленным количеством лавок и мастерских, в которых на глазах посетителей создавались как поделки, так и подлинные шедевры творчества безымянных египтян, единственной целью которых было подороже продать свои изделия, чтобы заработать на жизнь. Среди немногочисленных туристов (война с Израилем значительно уменьшила их поток, но приезжих со всех концов света, интересующихся Древним Египтом, было всегда достаточно, невзирая ни на что) сновали крикливые мальчишки в галабиях, предлагавшие за бесценок все, что угодно: от фрагментов мумий, сомнительного происхождения, до скарабеев, якобы добытых из захоронений фараонов. Алебастровым подделкам не было числа…
Полещук долго любовался работой чеканщиков, потом смотрел, как мастера инкрустируют перламутром шкатулки, затем, поторговавшись, купил для мамы серьги с александритами (перстень с этим красивым меняющим свой цвет камнем подарил ей отец, и ему захотелось, чтобы у мамы были такие серьги), и оказался в лавке со старинным оружием. Это было нечто. Он примерил кольчугу, потрогал лезвие турецкого ятагана, полюбовался эфесом шпаги, помахал арабской саблей.
— И сколько она стоит? — спросил Полещук из интереса.
Цену хозяин назвал неимоверную. Разговорились. Мальчишка принес кофе, и Полещук утонул в разговорах с хозяином антиварной лавки, Мухаммадом. Почуяв ценителя старинного оружия и даже понимая, что тот вряд ли сможет что-то купить, Мухаммад показал ему все. Даже французское ружье солдат Наполеона, из которого они якобы стреляли в Сфинкса.
— Французы в Сфикса не стреляли, — сказал Полещук, рассматривая старинное ружье. — Ни из него, ни из пушек. Это — миф, Мухаммад. Сфикса изуродовали арабы, захватившие Египет и подумавшие, что это — языческое божество, которому поклонялись египтяне в седьмом веке…
