Где я?
Что со мной?
Кто эти люди, что требуют немедленно «открыть дверь»?
Меня закрыли в камере одиночке?
Но если нас – или меня одного – доставили в полицейский участок, в police station в поселке или в Натхонг, то как это все понимать??
Значит, я все же не в камере? Что здесь вообще происходит?!!
Я поднес к глазам собственную ладонь. Вместо руки я видел расплывчатое пятно. Мои ладони сделались влажными и липкими. Да я и сам весь был, как мне казалось, от макушки до босых ступней покрыт пленкой какой-то слизи…
Рядом кто-то зашевелился, заворочался. Послышался тихий стон.
– Ника? – Я с усилием повернул голову на звук. – Ника, ты здесь?
– Охххх… – прозвучал наконец слабый женский голосок. – Голова… раскалывается!..
– Ника?.. Ника, ты здесь? Говори что-нибудь! Не молчи!
Но даже если моя девушка и пыталась что-то сказать, то из-за грохота, сотрясавшего воздух вокруг нас, из-за внешних шумов я вряд ли бы ее расслышал.
Послышался звон! Кажется, выдавили оконное стекло…
Я попытался встать на ноги. Земля заходила подо мной ходуном, но я, расставив ноги, как моряк во время шторма, все же сохранял относительно вертикальное положение.
В глаза ударил сноп света. Чей-то властный и грубый голос проорал, как мне показалось, прямо над ухом:
– Police! Don’t move, man!
Пока я тупо пытался сообразить, не снится ли все это мне, не перебрал ли я по части алкоголя, и где именно я уже слышал эти голоса и подобные прозвучавшей команды, эти парни действовали – меня сбили с ног и уложили лицом на пол.
Я больше не терял сознание. Более того, я помаленьку, потихоньку приходил в себя.
Но лучше бы я и дальше валялся в отключке.
Ибо то, что происходило вокруг меня, мне очень, очень не нравилось.
Происходящее здесь и сейчас уж точно не сулило лично мне ничего хорошего, одни только неприятности. И это еще мягко сказано.
Прошло около трети часа. Я по-прежнему лежу на полу, лицом вниз, подбородок на сцепленных руках, большие пальцы прихвачены пластиковой «скрепкой». На моих ладонях, на пальцах видны подзасохшие бурые пятна. Но кожа на руках цела, у меня нет порезов или ссадин.
Это определенно не моя кровь…
А в том, что это кровь, а не кетчуп или томатный сок, я не сомневался: хотя я не мясник, не хирург и не патологоанатом, то, как выглядит, как пахнет, как воспринимается органами осязания человеческая кровь, я знаю.
И знаю я это не понаслышке.
Яркий свет режет мне глаза. Помимо того, что в спаленке включен электрический свет, еще и какой-то хрен, присев на корточки, светит мне в лицо своим мощным фонарем.
Слышны звуки шагов; то и дело звучат громкие или, наоборот, приглушенные команды на английском и на тайском.
Как минимум один из ворвавшейся к нам в домик компании снимает происходящее на камеру. Производит полицейскую съемку, или как там у них это называется, у легавых.
Да, определенно дело происходит в нашем бунгало на берегу небольшой бухты, укрытой, как и дикий пляж, от любопытных глаз невысокой горной складкой, смахивающей на заячью губу.
Но как, хотелось бы знать, я здесь оказался? Вернее, не я один, а мы, поскольку Ника тоже здесь – ее несколько минут назад вывели из спальни в гостиную…
С трудом подавил желание громко, смачно матюгнуться. Терпеть не могу разгадывать такого рода головоломки.
Когда я все ж попытался найти ответы на теснящиеся у меня в мозгу вопросы или же выдвинуть версию, объясняющую хоть в какой-то степени весь этот бедлам, у меня вновь адски разболелась голова.
– Поднимите этого! – скомандовал на английском человечек невысокого росточка в полицейской форме. – И ведите его в гостиную!
Двое крепких мужиков в полицейских тужурках и масках помогли мне подняться с пола. Свет фонаря больше не слепил мне глаза, поэтому я кое-что успел разглядеть. Не многое – мне не дают времени оглядеться. Но и того, что я увидел, достаточно, чтобы осознать, что я попал, и попал круто.
Постель смята; простыня пестрит бурыми пятнами. На прикроватной тумбочке, с той стороны, где я обычно сплю, а именно ближе к окну, выходящему на противоположную от бухты сторону, лежит надорванная упаковка пластиковых одноразовых шприцев. А также резиновый жгут, нащипанная в комки вата и флакон с какой-то жидкостью.
Именно туда, на кровать, на эту тумбочку со шприцами, направлена камера одного из полицейских. Он производит съемку, медленно перемещаясь по дуге от двери к окну, так, чтобы надежно зафиксировать на камеру все детали обстановки, вплоть до самых мелких. Например, шприц с надвинутым на иглу колпачком, который валяется на полу у кровати… И еще два шприца, которые лежат на полу у окна, – их он тоже отснял.
– Чего застыл! – прошипел один из двух сотрудников, опекавших меня. – А ну двигай!!
Держа цепко под локотки – как клещами сдавили, наверняка останутся синяки, – полицейские препроводили задержанного, то есть меня, через открытую внутреннюю дверь в гостиную.
Первым, кого я здесь увидел, вернее, выделил среди присутствующих тут персон, была моя Ника. Она сидит на кушетке в противоположном от входа углу. На ней те же голубенькие шортики и топ, в которых она, прихватив накидку, вышла из дому вместе со мной и тайкой Сью.
На ее левой руке закреплен браслет наручников; тонкая цепочка соединяет его с другим браслетом, который защелкнут на широком запястье сидящего рядом с ней полицейского сотрудника в маске.
На правой скуле Ники то ли синяк, то ли пятно крови. Еще несколько пятен или брызг бурого цвета разной величины и формы видны на одежде, на ее обнаженных руках. У нее очень бледное лицо; взгляд отрешен, мысли витают где-то вдалеке от сего мира.
Соломенные волосы Ники, волосы, которые пахнут одновременно медом и мятой, волосы, которые я так любил гладить и целовать, сейчас растрепаны, всклокочены. Местами они слиплись так, словно она побывала под дождем или вышла из душа и не успела их высушить и расчесать.
– Ника, как себя чувствуешь? – чужим скрипучим голосом спросил я. – С тобой все в порядке?
Она повернула голову на голос, посмотрела на меня замутненным взглядом; как-то неуверенно и даже робко кивнула.
И тут же последовал окрик – «не разговаривать!»
Меня подвели к барной стойке, разделяющей, условно, конечно, гостиную на две части. Невысокий плотный человечек в форме офицера полиции, тот самый, что потребовал сопроводить меня в гостиную, устроившись на табурете, изучал наши с Никой документы.
Поскольку он ничего не говорил, но лишь пялился в наши паспорта, то и я помалкивал. А заодно, раз уж возникла пауза, пытался понять, как мы вообще здесь оказались, в бунгало, я и Ника, откуда здесь взялись следы крови и почему у меня так трещит голова.
В какой-то момент я обратил внимание на наручные часы на коричневатом кожаном ремешке, облегающие запястье того, кто держит меня с левой стороны. Манжета камуфляжной куртки чуть подернулась вверх, открывая запястье и эти наручные часы. Seiko с механическим циферблатом – наверняка местная или китайская штамповка…
Не сразу, но я все ж рассмотрел положение часовой и минутной стрелок. Без четверти три. Снаружи темно, глухая ночь на дворе. Мы отправились к джипу, заглохшему на развилке, в одиннадцатом часу вечера. Потом произошло то, что произошло (если только я сам не свихнулся и если эпизод с полицейской акцией на дороге мне не приснился).
Произведя несложные расчеты, я прикинул, что с момента, когда нас там прихватили, прошло примерно четыре часа. Но… но вот тут-то имеется явная нестыковка. Чем мы занимались эти четыре часа? Что делала полиция после того, как нас задержали у заглохшего возле развилки джипа? Как мы на пару с Никой оказались в кровати в этом арендованном мною на двухнедельный срок бунгало? Где была полиция все это время? Почему на нас следы крови? И, кстати, куда подевалась молоденькая тайская девушка Сью? Ведь ее тоже задержали на шоссе; я видел собственными глазами, как на ее запястьях, а следом и на руках Ники, были защелкнуты полицейские наручники…
Пауза длилась минуты три или четыре. Наконец старший полицейский – похоже, что именно он командует здесь, – оторвался от лицезрения моей фотокарточки в загранпаспорте. И уставился уже на меня, недобро сузив и без того узкие глаза.
– Имя! – резко сказал он на английском. – Имя! Фамилия! Откуда и с какой целью приехали в Таиланд!
Поначалу я собирался игнорировать его вопросы. Но если я буду играть в молчанку, то вряд ли пойму, кто они такие и что за всем этим стоит.
– Николаенко Сергей, – озвучил я то, что записано в соответствующих графах загранпаспорта, по которому я приехал в эту страну. – Ни-ко-ла-ен-ко, – повторил я по слогам.
– Откуда приехали?
– Из Киева транзитом через Прагу.
– Киев? Где это?
