– Однако вы пошли в ее купе после ленча и о чем-то говорили? – спросил комиссар.
– Да, – ответила Катарин, – это правда.
Казалось, комиссар ожидал, что она скажет больше.
Он поощрительно взглянул на нее.
– Продолжайте, мадам.
– О чем, месье?
– Вы ведь расскажете мне, о чем вы говорили?
– Я могла бы, но не понимаю, почему я должна это делать.
Как истинная британка, она была возмущена. Этот французский служака слишком бесцеремонен.
– Почему? – воскликнул комиссар. – О, мадам, уверяю вас, есть очень важная причина.
– Тогда, конечно, вы мне ее назовете.
Комиссар задумчиво поскреб подбородок.
– Мадам, – сказал он наконец. – Причина очень проста. Дама, о которой я спрашиваю, была утром найдена мертвой в своем купе.
– Мертвой! – воскликнула Катарин. – Сердечный приступ?
– Нет, – сонным голосом ответил комиссар. – Она была убита.
– Убита!
– Теперь, мадам, вы понимаете, что нам нужна любая информация.
– Но ведь ее служанка…
– Служанка исчезла.
– О… – Катарин замолчала, собираясь с мыслями.
– Проводник видел, что вы были с леди в ее купе, он сообщил об этом полиции, вот почему, мадам, мы вас побеспокоили.
– Как жаль, – сказала Катарин, – но я даже не знаю ее имени.
– Ее фамилия Кеттеринг. Это мы узнали из ее паспорта и пометки на багаже.
Раздался стук. Месье Кау встал и приоткрыл дверь купе.
– Что случилось? – спросил он недовольно. – Не отвлекайте меня.
В дверях показалась яйцеобразная голова вчерашнего собеседника Катарин,
– Мое имя, – представился он, – Эркюль Пуаро.
– Неужели, – запинаясь, проговорил месье Кау, – неужели вы тот самый Эркюль Пуаро?
– Тот самый. Я, помнится, встречал вас однажды, месье Кау, в Sulne(16) в Париже, хотя не уверен, что вы меня помните.
– Ну что вы, месье, ну что вы! Входите, пожалуйста! Вы знаете о…
– Да, знаю! Я пришел узнать, не нужна ли помощь.
– Буду польщен, – ответил комиссар. – Позвольте представить вам, месье Пуаро, – он заглянул в паспорт Катарин, – мадам, то есть мадемуазель Грей.
Пуаро улыбнулся Катарин.
– Не странно ли, – проговорил он, – что мои слова начали сбываться так скоро?
– Мадемуазель, к несчастью, может рассказать нам совсем немного, – заметил комиссар.
– Я уже объяснила, – сказала Катарин, – что эта бедная леди была мне незнакома.
– Но ведь она говорила с вами, не так ли? – мягко спросил Пуаро. – У вас, наверное, сложилось о ней определенное впечатление?
– Да, – задумчиво ответила Катарин. – Кажется, сложилось.
– Что ж, мадемуазель, – вмешался комиссар, – расскажите нам о нем.
Катарин подробно пересказала их вчерашний разговор. Она чувствовала, что предает свою собеседницу, но слово «убийство» все меняло. И как можно точнее, слово в слово, она передала свой разговор с погибшей.
– Интересно! – Комиссар обратился к Пуаро: – Месье Пуаро, правда, это интересно? Либо это не имеет с преступлением ничего общего… – Он не закончил свою фразу.
– А может, это самоубийство? – предположила Катарин.
– Нет, – ответил комиссар. – Это не самоубийство. Она была задушена черным шнуром.
– Боже! – Катарин задрожала.
Месье Кау успокаивающе поднял руку.
– Да, да, все это очень неприятно. Наверное, наши преступники более жестоки, чем ваши.
– Это ужасно!
– Да, да, – ласково произнес комиссар. – Вы очень смелая женщина, мадемуазель. Как только я увидел вас, я сказал себе: «Эта мадемуазель – смелый человек». Поэтому я хочу попросить вас об одной вещи, очень неприятной вещи, но, уверяю вас, это необходимо.
Катарин ошарашенно смотрела на него. Он поднял руку, словно защищаясь.
– Осмелюсь попросить вас, мадемуазель, пройти со мной в соседнее купе.
– Это необходимо? – тихо спросила Катарин.
– Кто-то должен опознать ее, – ответил комиссар. – Служанка исчезла…
– Он покашлял со значением. – Вы единственная, кто с ней общался.
– Ну что ж, – спокойно сказала Катарин, – если это необходимо…
Она встала. Пуаро ободряюще кивнул ей.
– Мадемуазель весьма чувствительна, – сказал он. – Я тоже могу пойти, месье Кау?
– Разумеется, дорогой месье Пуаро.
Они вышли в коридор, и комиссар открыл дверь соседнего купе. Шторы на окне были подняты до половины. Убитая лежала на боку лицом к стене в такой естественной позе, словно спала. Месье Кау осторожно повернул ее на спину, и Катарин вскрикнула, сжав руки. Лицо было изуродовано до неузнаваемости. Пуаро резко спросил:
– Когда это было сделано, до или после смерти?
– Врачи сказали, после, – ответил месье Кау.
– Странно! – Пуаро сдвинул брови, повернулся к Катарин. – Будьте мужественны, мадемуазель, хорошенько посмотрите на нее. Вы уверены, что это та самая женщина, с которой вы вчера общались?
У Катарин были крепкие нервы. Она заставила себя внимательно осмотреть убитую. Затем подалась вперед и прикоснулась к руке бедной женщины.
– Я совершенно уверена, – заявила она наконец. – Лицо трудно узнать, но фигура, рост, цвет волос не оставляют сомнений, и потом я узнала это.
– Она показала на маленькую родинку на запястье убитой. – Я заметила ее, когда говорила с ней.
– Bon(17), – сказал Пуаро. – Вы очень наблюдательны, мадемуазель. Таким образом, вопрос об идентификации трупа решен; но все это очень странно. – Он недоуменно указал на лицо убитой.
Месье Кау пожал плечами.
– Возможно, убийца сделал это в припадке злобы, – предположил он.
– Если бы она не лежала так спокойно, это было бы возможно, – размышлял Пуаро. – Человек, который задушил ее, сделал это безо всякого труда. Небольшой шок, и все, конец. Но почему он потом так изуродовал ее лицо? Почему? Надеялся, что ее не узнают? Или он так ненавидел ее, что не мог видеть лица даже мертвой?
Катарин задрожала.
– Не позволяйте мне пугать вас, – обратился он к ней. – Для вас это необычно и ужасно. Для меня, о Господи, это обычная история. Один момент.
Пуаро тщательно осмотрел одежду убитой. Затем прошел в соседнее купе, где Катарин видела служанку.
На сидении лежали три или четыре пледа, шляпная коробка, саквояжи. Неожиданно он спросил Катарин:
– Вы были здесь вчера. Как вам кажется, здесь что-нибудь изменилось, может быть, что-то исчезло7 Катарин внимательно осмотрела оба купе.
– Да! Исчезла яркая сафьяновая шкатулка. На ней были инициалы «Р.В.К.» Я видела ее на коленях у служанки.
– Вот как? – заметил Пуаро.
– Но ведь наверняка… – начала Катарин. – Я… я ничего в этом не понимаю, но наверняка совершенно очевидно, что и служанка, и шкатулха исчезли?
– Вы хотите сказать, что это сделала служанка?
– Нет, мадемуазель, против этого есть веский аргумент, – сказал месье Кау.
– Какой?
– Служанка осталась в Париже. – Он обратился к Пуаро: – Я хотел бы, чтобы вы выслушали эту историю. Она очень убедительна.
– Мадемуазель, конечно, тоже захочет послушать, – предположил Пуаро. – Вы не возражаете, господин комиссар?
– Нет, – ответил комиссар, хотя было видно, что он возражает. – Конечно, нет, месье Пуаро, если вы этого хотите. Вы уже закончили здесь?
– Думаю, да. О, еще минуту!
Он заглянул под пледы, нашел там что-то, подошел к окну, потом вернулся, держа «это» двумя пальцами.
– Что это? – спросил месье Кау.
– Четыре рыжих волоса. – Он повернулся к убитой. – Они принадлежали мадам.
– Ну и что? Разве это важно?
– А разве нет? На данной стадии расследования мы не знаем, что важно, а что нет, и потому должны внимательно относиться к каждой детали.
Они вернулись в купе, и вскоре перед ними предстал проводник.
– Ваше имя Пьер Мишель? – спросил комиссар.
– Да, месье комиссар.
– Я хочу, чтобы вы повторили этому джентльмену, – он указал на Пуаро, – все, что рассказали мне.
– Хорошо, господин комиссар. Это было вскоре после того, как мы отъехали от Парижа. Я пошел стелить постель на ночь, думая, что мадам будет обедать в вагонересторане. Но в ее купе стояла корзинка с едой. Она сказала, что вынуждена была оставить служанку в Париже и надо застелить только одну постель. Она перенесла корзинку с едой в соседнее купе и находилась там, пока я стелил постель. Затем сказала, что не хочет вставать рано, что любит поспать. Я сказал, что все понял, и она пожелала мне доброй ночи.
– Вы заходили в соседнее купе?
– Нет, месье.
– В таком случае вы вряд ли могли заметить сафьяновую шкатулку среди других вещей?
– Я ее не видел, месье.
– Мог ли в соседнем купе прятаться человек?
Проводник подумал.
– Дверь была полуоткрыта, – ответил он. – Если человек стоял за дверью, я не мог его заметить, но, несомненно, мадам увидела бы его.
– Действительно! – сказал Пуаро. – Вы можете добавить что-нибудь еще?
– Думаю, это все, месье. Больше я ничего не могу вспомнить.
