не знал, что сережки купила миссис Фромм.
— Неважно, в любом случае вы отдавали себе отчет, что сережки эти в своем роде уникальные. Кстати говоря, довольно интересно поразмышлять, а почему вообще миссис Фромм купила эти сережки, увидев их в витрине. Иген показал, что при разговоре с ним по телефону некая женщина употребляла в качестве пароля фразу: «Сказал паук мухе». Возможно или даже вероятно, что миссис Фромм случайно услышала эту фразу, и у нее зародились определенные подозрения. Потом в один прекрасный день она увидела эти сережки в витрине, вспомнила странную фразу и, повинуясь минутному порыву, решила приобрести сережки для опасной игры, которую замыслила.
Вулф шумно вздохнул.
— Продолжаю. Человек, который переехал машиной Пита Дроссоса, был на редкость непонятной личностью, с необъяснимыми поступками. Естественнее всего предположить, что именно он находился в машине с женщиной накануне и сейчас опасался, что подросток опознает его, однако эта гипотеза отпала, как только я узнал, что в машине с женщиной находился Мэттью Бирч, которого убили во вторник вечером. Повторяю: как бы то ни было, поведение этого человека было необъяснимо. Я попытался поставить себя на его место. Предположим, что я решил убить Пита Дроссоса и приехал, непонятно почему, средь бела дня на тот перекресток, чтобы сбить мальчика машиной, как только он появится. Я не могу рассчитывать на успех с первой же попытки, конечно, я должен иметь в виду, что мне придется не раз и не два объехать вокруг квартала и пересечь этот перекресток. К тому же место это довольно многолюдное. Маловероятно, что кто–то специально обратит на меня внимание, пока я езжу вокруг квартала, но после происшествия меня наверняка заметят и запомнят многие. Что же я могу сделать, чтобы затруднить почти неизбежное опознание и разоблачение? Приехать в маске я, конечно, не могу, но есть много других способов. Прекрасно маскирует, например, приклеенная борода. Я же не делаю никакой попытки изменить свою внешность, а плюю на возможных свидетелей и осуществляю задуманное в своем обычном коричневом костюме и фетровой шляпе. Следовательно, я или несусветный болван, или… женщина. Давайте рассмотрим наиболее предпочтительный вариант, что я женщина.
Итак, в этом случае большинство сложностей сразу отпадает само собой, поскольку большую часть ролей играю я сама. Я участница шайки вымогателей, возможно, даже ее главарь. Миссис Фромм что–то заподозрила — достаточно, чтобы насторожиться, но слишком мало, чтобы принимать какие–то меры. Она осторожно расспрашивает меня. Потом даст или дарит сережки в виде пауков. Во вторник днем я встречаюсь с Мэттью Бирчем — одним из моих сообщников. Он доверяет мне управлять его машиной, что необычно, затем вдруг выхватывает револьвер и угрожает мне. Чем бы ни была вызвана такая враждебность, я прекрасно знаю, на что он способен, и всерьез опасаюсь за свою жизнь. Бирч заставляет меня ехать в определенное место. На перекрестке, когда мы останавливаемся на красный свет, к нам подбегает мальчик, чтобы протереть стекло с моей стороны, и я успеваю показать ему одними губами: «Позови полицию!» Светофор переключается, Бирч велит мне ехать дальше. Я повинуюсь, но постепенно начинаю освобождаться от страха, ибо я тоже не робкого десятка. Каким–то образом мне удалось улучить момент и застать Бирча врасплох — я набрасываюсь на него с первым попавшимся под руку оружием (молотком, точным ключом, монтировкой или даже его же собственным револьвером), но не убиваю его, а только оглушаю. Он у меня в машине, беспомощный, без сознания, и поздно ночью я отвожу его в уединенное место, переезжаю колесами, бросаю где–нибудь машину и возвращаюсь домой.
— Такую байку я мог бы придумать и сам, — хрипло буркнул Кремер. — Предъявите что–нибудь поубедительнее.
— Я и собираюсь. На следующий день и решаю, что мальчик представляет для меня угрозу. Если подозрения миссис Фромм каким–то образом подтвердятся и моя связь с Бирчем выплывет наружу, то мальчик сможет опознать меня как женщину, что сидела в машине с Бирчем. Теперь я уже горько сожалею о минутной слабости, когда я обратилась к мальчику с просьбой позвать полицию, из–за чего он не мог не запомнить меня. Нет, оставлять его в живых нельзя. Я переодеваюсь в мужской костюм, возвращаюсь домой и совершаю то, что вам уже известно. На этот раз я уже оставляю машину в другом районе, а домой возвращаюсь на метро.
Теперь я уже полностью скомпрометирована и нахожусь в очень уязвимом положении. В пятницу утром миссис Фромм забирает сережки–пауки и выходит в них из дома. Возвратившись, она сообщает мне, что наняла Ниро Вулфа провести расследование. Здесь она дала маху — ей уже следовало подозревать, насколько я опасна. И той же ночью она в этом убедилась, хотя поведать об этом никому уже не смогла. Я нашла ее машину, стоявшую недалеко от квартиры Горана, и спряталась за передним сиденьем, вооружившись монтировкой. Вскоре миссис Фромм вышла из дома в сопровождении Горана и…
— Хватит! — рявкнул Кремер. — Вы голословно обвиняете Джин Эстей в убийстве. Да, я говорил, что вы отвечаете за все вами сказанное, но я доставил сюда этих людей, так что всему есть предел. Или выкладывайте факты, или покончим с этим.
— У меня имеется лишь один факт, — сказал Вулф, скорчив гримасу, — но и он пока не подтвержден.
— Все равно выкладывайте.
— Хорошо. Арчи, позови их.
Направляясь к двери, я краешком глаза заметил, что Пэрли Стеббинс, сам того не желая, удостоил Вулфа величайшим комплиментом в своей жизни. Он повернул голову и вперил взгляд в руки Джин Эстей. А ведь Вулф всего лишь произнес речь. Как справедливо заметил Кремер, Вулф не привел ни единого даже самого скромного доказательства. И на лице Джин Эстей не отразилось хоть мало–мальски заметное замешательство или испуг. Тем не менее Пэрли смотрел на ее руки, готовый к действию.
— Давай, Орри! — позвал я, распахнув дверь.
Кое–кто повернулся, чтобы посмотреть на вошедших, а другие остались сидеть в тех же позах. Орри задержался в дверях, а я провел Левина к моему столу, откуда он мог без труда видеть всех наших гостей. Левин отчаянно старался не подавать виду, как он волнуется, но, усаживаясь, едва не свалился с краешка стула, так что мне пришлось его подбодрить.
— Вас зовут Бернард Левин? — обратился к нему Вулф.
— Да, сэр, — подтвердил тот, облизывая губы.
— Вот этот джентльмен, что сидит возле моего письменного стола, — инспектор Кремер из нью–йоркской уголовной полиции. Он здесь по долгу службы, но лишь в качестве наблюдателя. По своей инициативе и под собственную ответственность я задам вам
