Борис
Еще один марш-бросок, предпринятый успокоения ради, завершился более чем неожиданным открытием. Борис обнаружил слежку. Его окликнула старушка с палочкой:
— Сынок, помоги перейти через дорогу.
Отказаться было неловко и, смиряя шаг, Устинов повел пожилого человека на другую сторону улицы. Тогда же краем глазом и ухватил серый Ford, скромно прижавшийся к бровке. Этот номер 524–53КМ Борис уже видел утром около своего дома. Ошибки быть не могло. 52 и 53 — номера квартир его и Кати; 4 — их этаж; КМ — Катя Морозова. Потом форд попался на глаза в центре, припарковался, паршивец, рядом с Юлиным вольво. Тогда Борис лишь удивился — та же машина. Сейчас — предположил: за ним следят. Третью встречу за такой короткий промежуток времени, в столь отдаленных друг от друга районах, объяснить иначе было невозможно.
Странно, но страха не было. Простой расчет стреножил эмоции: хотели бы — давно убили! За то время, что он находился «под колпаком», пять человек сложили головы во имя неведомой идеи. «Раз я жив, — Устинов улыбнулся горько, — значит, нужен кровавой комарилье».
— Спасибо, милый, хочешь конфетку? — Старушка протянула барбариску.
— Спасибо, не нужно. Так на моем месте поступил бы каждый.
К Богунскому Устинов вернулся спокойный, как удав. Он принял решение и, впервые за день, знал, что делать дальше.
— Степан, за мной следят, — сказал, усаживаясь на заднем сидении. — Давай покатаемся немного, у меня есть идея.
Богунский лишь кивнул.
— Как же милиция?
— Ни как, — отмахнулся Борис. — Ни нам, ни ментам Валя уже ничего интересного не расскажет.
Четверть часа они крутились по улочкам, меняли ряды, плутали в переулках. Серый форд неотступной тенью следовал за джипом. На углу около университетского парка Борис, подхватив сумку, выбрался из машины.
— Встретимся через пятнадцать минут у главного корпуса.
Устинов, не спеша, побрел по тропинке. Метров через двадцать он резко свернул, нырнул в кусты и оттуда увидел, как из форда выскочил белявый парень лет двадцати и бегом бросился ему вслед. Не мудрствуя лукаво, Борис, изловчился и дернул пробегавшего мимо пацана за ноги, подстраховав для порядку, дабы дитятко не убилось. Парень ухнул утробно, попытался подняться, не смог и поник поверженно.
— Не шуми, — Борис прихватил левой рукой парня за шею и сдавил для острастки. Блондинчик взвился, захрипел, захлопал губами как рыба.
— Не бойся, не обижу. Зачем за мной следишь, падла?
— Шеф приказал.
— Ему зачем?
— Заказ взял.
— Какие еще заказы были?
— Не твое дело.
— Не хорошо старшим грубить, — Борис, в наущение, снова надавил на горло.
— Я ничего не знаю. Шеф подрядил следить за тобой. Дал адрес, приметы, возможные маршруты. Мы сели на хвост и отзваниваемся каждые полчаса, сдаем координаты.
Нечто подобное Устинов и предполагал. Соглядай по возрасту и стати тянул на мелкую сошку, ни как не на сценаристов сегодняшнего шоу.
— Не знаешь, так не знаешь, я звоню в милицию.
— Зачем? — взвился пленный.
— Убивать тебя — рука не поднимется. Таскать за собой — обременительно. Остается: сдать в казенный дом, на хлеб и воду. Но ты не расстраивайся. И в неволе люди живут.
Борис достал мобильный, явно сожалея о тяжкой судьбе блондинчика, грустно улыбнулся.
— Какой номер? Вечно я путаю пожарную со скорой и ментуру, памяти никакой.
Парень попросил:
— Не звони. Давай договоримся.
Устинов пожал плечами.
— Мои условия: сведи меня с шефом и гуляй на все четыре стороны. Хочу узнать заказчика.
Парень кивнул. Законное желание. Без лишних слов он взял из рук Бориса телефон, набрал номер.
— Киса говорит. Я вляпался. Клиент грозит ментовкой и хочет с тобой перетереть. Как быть?
Суть драки и допроса уместилась в 20-ти секундное сообщение. Затем трубка перекочевала к Устинову.
— Добрый день. Меня зовут Борис Устинов. Ваши ребята пасут меня с утра. Надо встретиться. У меня есть некоторая информация. Возможно, вам лично угрожает опасность.
— Ты где? — раздалось в ответ.
— В парке Политехнического института.
— Через четверть часа минут на центральной аллее, — последовало указание и короткие гудки.
Борис поморщился — невежливый дяденька. И в свою очередь отыгрался на блондине:
— Чеши отсюда, пока я добрый.
Воодушевленный подзатыльником, парнишка исчез, словно его здесь и не было. Отряхнув джинсы, Борис направился к Богунскому.
— Пошли, Степа. Через минут десять у нас встреча с мафиози.
— Господи. Откуда ты его взял?
— Места надо знать.
— И о чем мы с ним будем толковать?
— О жизни и любви. Заодно выясним, зачем за мной следили.
—И то, правда, — Богунский сокрушенно вздохнул и с явной неохотой поплелся за Борисом. По пути он достал из кармана, сложенный вчетверо, лист бумаги, протянул Устинову, — смотри, что я нашел. Лежало в Катиной книжке вместо закладки.
—А-а-а… — Борис глянул, отмахнулся небрежно. — У меня в столе таких штук пятьдесят.
Катерина в свое время окончила художественную школу и марала бумагу по любому поводу: волнуясь, скучая, отдыхая, развлекаясь. На доставшемся Степе эскизе она отразила лагерную жизнь. Красавец-брюнет, сексуальная блондинка, спортивного вида тетка фигурировали в мелких эпизодах. Старуха взирала с портрета в центре листа. Почему-то в виде старой графини из «Пиковой дамы».
— Ты знаешь этих людей?
На всякий случай Устинов соврал:
— Нет.
—Точно? — переспросил Богунский.
Борис молча пожал плечами.
Центральная аллея просекой рубила парк на две части, упираясь одним краем в гордое, старинное здание института. Другим, образуя крутой поворот с еще более старой трассой. С нее на аллею свернула темно-синяя мазда и притормозила в паре метров от скамейки, на которой устроились Устинов и Богунский. Хлопнула дверца, появился высокий кряжистый мужик, за ним второй — явные охранники.
— Я — Устинов. Мне нужен шеф, — приподняв разведенные в сторону руки, Борис показал пустые ладони.
— Он кто? — первый секьюрити кивнул на Степана.
— Он со мной.
Фейс-контроль закончился. Из машины выбрался невысокий тип лет шестидесяти. Одетый до неприличия просто: джинсы, футболка, стоптанные туфли, мафиози практически не отличался от любого пенсионера, прогуливающегося в это время дня в парке. Он был воплощением скромности и остался бы незамеченным в любой толпе. Если бы не взгляд. Цепкий, хваткий, прищур метил мужчину тавром непокорства. Не верь, не бойся, не проси — простой, в звериной сути, закон тюрьмы застыл в глазах стальной твердостью. «Капкан, а не взгляд» — оценил Устинов. Мужик, безусловно, обладал сильной харизмой. И словно электризовал пространство, вокруг себя.
— Присядем, — приказал он, не предложил, — что имеете сообщить? Кстати, где пацан?
— Я его отпустил.
— Хорошо, — кивнул одобрительно. — Хорошо, — второй раз слово прозвучало в ином контексте. Мужчина вытянул вольготно ноги, закинул ладони на затылок, потянулся сладко. — Красиво, — влажным умиленным взором приласкал золотисто-зеленые шапки листвы на деревьях. — Чудо, как красиво.
И мгновенно, переломив настроение, уже другим, раздраженным, жестким тоном, напомнил Устинову вопрос.
— Что имеете сообщить?
Борис вдруг понял: взгляд — капкан, подавляющая уверенность — всего лишь поза. Мужчина испуган, взвинчен, загнан в угол. Более того, он в отчаянии. Стало даже интересно. Что могло привести ТАКОГО типа в ТАКОЕ состояние? Не страх ли смерти?
— Зачем за мной следить?
— Без комментариев.
— Другие задания у вас были?
Молчание вместо ответа.
— Сегодня, в центре города, убили человека, среди бела дня, в людном месте. Киллеры чудом унесли ноги, немного невезения и их бы задержали. Ваша работа?
— Много вопросов задаешь, — ответил мужик и спустя мгновение добавил, — что, парень, как считаешь, есть загробная жизнь?
— Не знаю, — растерялся Устинов.
— То-то и оно.
Помыслы собеседника витали далеко от жаркого сентябрьского полдня.
— Ну, а девчонку — секретаршу кто угробил? — почти смущаясь от неуместного напора, повел дальше Борис.
— Хрен с ней, — буркнул шеф, — старуху жалко…
Если не судить строго, сказанное можно было расценить как чистосердечное признание.
— Кто заказчик? — вмешался Богунский.
— Понятия не имею. Условия обговаривались по Интернету. Деньги пришли на расчетный счет в банке…
Реалии источили последние силы мужчины. Не завершив фразу, он замолк, отключился от назойливых ребятишек и пустого любопытства.
— Странны дела твои, Господи. Не суди, и не судим будешь. Аз воздам.
— Дурак, ты дядя, хоть и шеф! — Богунский надменно скривил губы. — Пьяный дурак!
