— Я хотел бы верить в то, что вы рассказали, — ответил Мейсон. — Очень хочу верить в то, что вы невиновны. Но ваша история не выглядит убедительной. И я не представляю, чтобы суд мог в нее поверить.
— Ох, я ведь могу ее улучшить, если только у меня будет немного времени, — заверила она его.
— Это значит, что вы намереваетесь изменить свой рассказ?
— Конечно — чтобы он звучал более правдоподобно.
— Не обращая внимания на факты?
— Факты ничего не значат, — фыркнула она. — Правда часто бывает не слишком убедительной. А у меня есть талант придумывать истории. Вам я рассказала настоящую правду, но не повторила бы ее никому другому.
— Вы хотите, чтобы я поверил в то, что, между вашим первым выходом из квартиры и возвращением наверх, Хайнс и убийца вошли в спальню так, что вы их не заметили? Что неизвестный застрелил Хайнса из вашего револьвера, который он взял с комода, а потом положил его на место, вынул бумажник Хайнса и бросил его на пол, и что ему пришлось спрятаться в спальне из-за вашего неожиданного возвращения?
— Да, так это и должно было произойти.
Мейсон внимательно посмотрел на нее.
— Вы хотите сказать, — продолжал он, — что убийца для правдоподобности взял бумажник с более чем тремя тысячами долларов и бросил его на пол, чтобы вы могли его подобрать?
— Вы мне не верите?
— Не верю.
— Но это было именно так. Клянусь вам своей собственной жизнью. Я говорю правду.
— Как вы думаете, каким образом Хайнс вошел в квартиру так, что вы его не видели?
— Не знаю, — помолчав минуту, она добавила: — Он должен был как-то войти. Если его застрелили из моего револьвера, то он должен был быть там до того, как я покинула дом, все равно, кто его застрелил. Ведь его тело было там, в спальне.
— Конечно было, — согласился Мейсон. Потом вдруг спросил: — А что с тем номером телефона, который Хайнс вам дал? Он сказал, где находится этот телефон?
— Нет.
— А когда вы звонили в холле, может быть, вы или Ева видели, как кто-то входил в дом?
— Нет, никто не входил, пока мы там находились.
— Есть только один способ объяснить эти факты, чтобы ваш рассказ не казался слишком неправдоподобным. Я изучу вашу гипотезу, — пообещал адвокат.
— Какую гипотезу?
— Что Хайнс жил в другой квартире этого же здания, и что у него там был телефон.
— Да! Конечно, так и было! Это должно было быть так. Это поправило бы мои шансы, правда?
Мейсон посмотрел на нее и спросил:
— Вы уверены, что сказали мне правду?
— Да, я сказала вам правду, — серьезно ответила она и добавила: — Но я не дала бы за нее и ломаного гроша.
По телефону, стоявшему в тюремной комнате для свиданий, Мейсон позвонил Полу Дрейку.
— Как дела, Перри? — поинтересовался детектив.
— Не лучшим образом, — признался адвокат. — Но у меня появился след.
— Я слушаю.
— Возьми у Деллы номер телефона, по которому Адела Винтерс должна была звонить Хайнсу. Проверь, где находится этот телефон. Мне больше всего хочется узнать, не было ли у Хайнса квартиры в Сиглет-Мэнор.
— По-моему, полиция раскопала все, что можно было узнать об этом Хайнсе, — сказал Дрейк. — Он там не жил. Он снимал комнату в центре, в одном из пансионатов, вот уже больше пяти лет. Он был одиноким и малообщительным. Играл в азартные игры и, кажется, ставил довольно много.
— Проверь все-таки тот номер телефона, Пол. Это важно. Сообщи мне о результатах как можно скорее. Что ты узнал о квартире Ридли? Точнее, о его соседях.
— Вот здесь, похоже, мы наткнулись на уязвимое место Ридли. Ее зовут Дафна Гридли. Она архитектор, немного занимается отделкой и декорацией внутренних помещений. Живет в этом доме уже шесть лет, и это благодаря ее заботам Ридли получил свою квартиру.
— Как она выглядит, Пол?
— Классно!
— Сколько ей лет?
— Двадцать шесть или двадцать семь.
— Блондинка или брюнетка?
— Шатенка.
— Она не нуждается в средствах?
— Я думаю.
— Сколько зарабатывает?
— Она получила неплохое наследство шесть лет назад. Проектирует только для того, чтобы чем-то заниматься.
— Практически это нам ничего не дает, Пол, разве только что мы подтвердили свои подозрения. Это может доставить лишь немного личного удовлетворения.
— Твои подозрения, — поправил Дрейк. — И никогда нельзя предвидеть, пригодятся ли нам сведения или нет. Я могу узнать еще что-нибудь, если пригляжусь к этой мисс Гридли. Что ты на это скажешь?
— Оставляю это на твое усмотрение. У меня такое впечатление, что вокруг меня сжимаются клещи и что мне нужна будет всевозможная помощь. Проверь тот телефон сразу же, Пол. Я позвоню тебе минут через двадцать, может, через полчаса.
— Хорошо, — сказал Дрейк. — Думаю, что полиция нас здесь опередила, но никогда не повредит попробовать. Не могу сердиться на тебя за то, что ты пытаешься бороться, Перри.
— Надо пытаться. Я должен раскопать это дело до дна. И что-то подсказывает мне, что полиция тот телефон не отрабатывала. Хайнс был замешан в какие-то махинации с азартными играми, и наверняка об этом полиция разузнала все. Но они даже не удосужились спросить тот номер телефона у Евы Мартелл и Аделы Винтерс. Ну ладно, я позвоню тебе позже.
— Я все выясню, — ответил Дрейк. — Но держи карты при себе, Перри. Все выглядит не лучшим образом для этой миссис Винтерс.
— И ты говоришь это мне! — воскликнул адвокат. — К тому же, ты не знаешь самого убийственного доказательства, которым располагает полиция. Ну что ж, не я ее адвокат — это единственное утешение.
Мейсон повесил трубку и пошел к выходу. Сев в машину, он направился в скромный пансионат, который держала женщина, когда-то бывшая его клиенткой.
— Добрый день, Мэй, — поздоровался он. — Как там наша подопечная?
— Отлично. Она в комнате двести одиннадцать. Полтора часа назад я отнесла ей завтрак. Она не хотела доставлять мне хлопот, но я сказала, что вы посоветовали ей не показываться на людях, пока не закончите с ее делом.
— Хорошо, — похвалил Мейсон. — Спасибо, Мэй.
Мэй Бигли, высокой блондинке, было немногим более тридцати лет. Ее лицо имело твердое выражение, но смягчалось, когда она смотрела на Мейсона.
— Я не занесла ее в регистрационную книгу на тот случай, если бы напали на ее след, или пришли с проверкой. Комната двести одиннадцать официально пуста.
— Вы не должны были делать этого, Мэй.
— Вы просили спрятать ее, — сказала она. — А если вы говорите что-то, то это для меня свято.
— Это очень мило с вашей стороны, но рискованно.
— Для вас я не остановилась бы ни перед каким риском.
— Благодарю, Мэй, — улыбнулся адвокат. — Я поднимусь наверх.
Адвокат поднялся по лестнице, прошел по коридору и постучал в дверь комнаты двести одиннадцать.
Ева Мартелл открыла так быстро, что складывалось впечатление, будто она сидела у двери и нетерпеливо ожидала прихода адвоката. Она была одета, и ее лицо осветилось, когда она увидела, кто пришел.
— Ох, как я рада, что вижу вас! Я думала, что эта женщина пришла за посудой. Я хотела сама отнести все вниз, но она сказала, что вы… Но, пожалуйста, проходите, присаживайтесь. Пожалуйста, садитесь в это кресло, оно удобнее. Я устроюсь здесь, около окна.
Мейсон сел, вынул портсигар, открыл его и предложил Еве сигарету. Она отрицательно покачала головой.
— Я слишком много курила и не могу успокоиться. Так ждать и не знать, что происходит… Скажите, тетку Аделу уже выпустили? Вам удалось все устроить?
— У меня плохие новости, Ева, — сказал Мейсон и закурил. — Я не буду вилять, для этого нет времени, я расскажу все как есть.
— Я слушаю, — на ее лице отразилось напряжение, она не сводила с него глаз.
— У полиции готовое, можно сказать несокрушимое, обвинение против Аделы Винтерс.
— Как… В чем?
— В убийстве и в краже.
— Краже?
— Может быть, грабеже. Вы помните тот бумажник Хайнса, набитый долларами? Он доставал оттуда деньги, чтобы заплатить вам.
Девушка кивнула головой.
— Полиция нашла этот бумажник у Аделы Винтерс, когда ее обыскивали в тюрьме. В нем было немногим более трех тысяч долларов.
— Но это невероятно! Она не могла взять бумажник! Она сказала бы мне что-нибудь, если бы…
— И однако, она взяла, — возразил Мейсон. — Она сама сказала мне об этом.
— Когда?
— Совсем недавно. Сказала, что, когда вернулась наверх, чтобы забрать револьвер, нашла лежавший на полу бумажник. Хайнс, вероятно, был уже мертв, а рядом с ним, в спальне, притаился убийца.
— Без оружия?
— Во всяком случае, без орудия преступления.
— Я не могу в это поверить!
— Вы не можете поверить! А как вы думаете, что скажет суд?
