– Отлично, – сказал Мейсон. – Я уже давно излечился, еще когда меня оштрафовали за превышение скорости в Солт-Лейк-Сити. Рад, что и ты исправился. Теперь время от времени можешь работать у меня шофером, пока опять не станешь нарушать. Пойдем, Делла.
Они вышли из конторы и направились к стоянке. Дрейк повез их к жилому дому, где располагались студии художников и просто квартиры. Когда-то в этом здании был, видимо, склад. На огромном скрипучем и медленно движущемся лифте все трое поднялись на третий этаж.
Дрейк нашел квартиру Горинга Гилберта и постучал в дверь. Ответа не последовало, и он постучал громче, потом повернулся к Мейсону, пожал плечами и сказал:
– Никого.
– А дверь заперта? – спросила Делла.
Немного подумав, Дрейк прошептал:
– Где-то здесь дежурит мой парень. Он должен знать, где этот битник. Нам надо…
В это время открылась дверь напротив. В проеме появилась женщина лет тридцати-сорока, обрюзгшая, в легком халате, с окурком, прилипшим к нижней отвисшей губе.
– Кого надо? – спросила она, с любопытством рассматривая группу.
– Горинга Гилберта.
– Постучите в тридцать четвертую. Там вечеринка.
– В какой стороне? – уточнил Мейсон.
Женщина указала пальцем вдоль коридора, и, пока они не скрылись из вида, она продолжала стоять и наблюдать.
Из квартиры номер 34 доносилась музыка.
Дрейк громко постучал. Дверь открыла высокая стройная женщина в бикини.
– Ну, проходите… – начала она. Потом, разглядев группу, остановилась на полуслове и повернулась назад: – Эй, Горинг, это, наверное, к тебе. Чужие.
К двери подошел босой мужчина в расстегнутой спортивной рубашке и стал молча разглядывать пришедших.
– Горинг Гилберт? – спросил его Мейсон.
– Верно.
– Мы бы хотели поговорить с вами.
– О чем?
– О деле.
– Каком деле?
– О картинах.
– О копиях, – уточнил Дрейк.
Гилберт бросил через плечо:
– Пока, ребята.
Послышались голоса:
– Не горячись, парень.
Выйдя в коридор, он указал:
– Моя берлога вон там.
– Знаю, – ответил Мейсон.
Гилберт с усмешкой посмотрел на него:
– Да ну? А ты смышленый! Пойдемте.
И он легкой походкой зашагал по коридору. По всему было видно, что ходить босиком для него привычное дело. Подойдя к двери, он достал ключ из кармана, вставил в замочную скважину и, повернув круглую ручку, предложил войти.
Квартира была завалена полотнами, кистями, мольбертами. Пахло краской.
– Это мастерская работяги, – пояснил Гилберт.
– Вижу, – отозвался Мейсон.
– Ну и что вам здесь надо, мужики?
– Вам знаком Коллин Дюрант? – начал Дрейк.
– Был знаком, – уточнил Гилберт. – И, предваряя ваш дурацкий вопрос: «А откуда вам известно, что он мертв, если вы его не убивали?» – отвечаю: я не убивал его, а слышал, как об этом сообщили по радио, точнее, не сам слышал, а моя подружка, которая и просветила меня. Так что же вам надо?
– Вы работали на Дюранта?
– Ну и что из того?
– Некоторые картины, которые он продавал за оригиналы, оказались подделками.
– Подождите, подождите, – прервал его Гилберт. – Что вы имеете в виду под подделками? Какое мне, черт возьми, дело, что становилось с моими картинами после того, как я их продавал? Но ничего подобного с моими картинами он не проделывал, а всегда объяснял покупателям: «У меня есть картина, которую ни один эксперт не отличит от подлинного такого-то. Это превосходная жанровая живопись, и я могу достать ее для вас почти даром». Ну и что в этом противозаконного?
Как только я узнал об убийстве, сразу понял, что сейчас тут появятся ищейки и будут совать во все свой нос. Ну, теперь я вам все сказал. И это действительно все, что я знаю.
Мейсон, который внимательно наблюдал за Гилбертом, сказал:
– Вы сделали одну работу, которая нас интересует. Это копия, заметьте, не подделка. Я просто констатирую, что это хорошая копия.
– Так-то лучше, – проворчал Гилберт.
– Это копия Филиппа Фети. На ней изображены три женщины в тени под деревом на фоне залитого солнцем пейзажа.
– Конечно, все картины Фети похожи.
– А теперь, – сказал Мейсон, – мы хотим знать, когда вы сделали эту копию, что с ней произошло и сколько вам за нее заплатили.
– А у вас есть право задавать вопросы? – осведомился Гилберт.
– У меня есть такое право.
– Удостоверения личности?
– Дрейк – частный детектив, а я – адвокат.
– Частный детектив в счет не идет, а с адвокатом я разговаривать не обязан.
– Нет, обязаны, – сказал Мейсон, улыбаясь. – Вы можете не делать этого сейчас, но вам придется это сделать потом, в суде, под присягой.
– Так вы хотите, чтобы я говорил сейчас?
– Да, я хочу, чтобы вы говорили сейчас.
Гилберт, немного подумав, прошлепал через комнату, где в углу стояло несколько картин. Он вытащил одну из них, с самого низа.
– Это и есть ответ на ваш вопрос?
Мейсон и Делла Стрит замерли, пораженные блеском и мастерством исполнения работы. Это полотно казалось точно таким, как то, что они видели на яхте Отто Олни, полотно, отличавшееся какой-то мощью и буйством красок. Глядя на него, вы чувствовали, как солнечный свет пронизывает всю картину, ласкает бархатистую кожу на плечах и шее женщин.
– Да, это она, – отозвался Мейсон. – Где вы делали эту копию?
– Да здесь, в мастерской.
– У вас был оригинал?
– Как я это делаю, вас не касается. Сделал, и все. Это чертовски хорошая работа, и я горжусь ею. Здесь есть все, что когда-либо было у Филиппа Фети. Мне заказали копию, да такую, чтобы нельзя было отличить от оригинала.
– Боже, но как вам удалось это сделать? – спросила Делла.
– Это секрет. – И, повернувшись к Мейсону, Гилберт спросил: – Ну и что дальше?
– Когда вы ее сделали?
– Недели две назад, и у меня на нее ушло порядком времени, так уж я работаю.
– Медленно? – уточнил Мейсон.
– Урывками.
– Сколько вам за нее заплатили?
– На этот вопрос я отвечу в суде, если придется.
– Обязательно придется. А если сделаете это сейчас, то сможете избежать многих неприятностей. Особенно важно знать, не расплачивался ли Дюрант чеком.
– Никаких чеков, – сказал Гилберт. – Дюрант, вы говорите? Вот оно что! Послушайте, вы узнали все, что хотели. Теперь я возвращаюсь на свою вечеринку, а вы можете идти на свою.
Тут вмешалась Делла Стрит:
– А вы не могли бы ответить на один мой вопрос, мистер Гилберт?
Гилберт обернулся и, оглядев ее с ног до головы, молча выразил одобрение.
– На твой, детка, да. Я отвечу на один твой вопрос.
– За эту картину с вами расплатились стодолларовыми банкнотами?
Немного подумав, он сказал:
– Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос, но раз уж обещал… Да, со мной расплатились стодолларовыми банкнотами, и, поскольку ты мне нравишься, я скажу больше. Там было ровно две тысячи, и я получил двадцать стодолларовых бумажек. Но это не имеет никакого отношения к тому, что вы ищете.
– Две недели назад? – уточнил Мейсон.
– Около того. Дней десять.
– Каким образом картина опять оказалась у вас?
– Ее и не забирал никто. Она все время здесь.
– А есть ли на этой картине какая-нибудь отметка, по которой вы можете отличить ее от оригинала?
– Я могу отличить, – сказал Гилберт, – и держу пари, что больше никто.
– А вы уверены, что это копия?
– Это копия.
– Сколько вы за нее хотите? – спросил Мейсон.
– Вы что, покупаете ее?
– Возможно.
– Ну ладно, не давите на меня. Я подумаю и дам вам знать.
– Когда?
– Когда решу.
– Хорошо. Вот моя визитная карточка. Я Перри Мейсон, адвокат.
– Черт, да я знаю. Сразу узнал, когда вы появились. Ваше лицо уже примелькалось в газетах. А эта киска кто?
– Делла Стрит, мой секретарь.
Гилберт еще раз смерил ее взглядом.
– Ненормальная, – констатировал он.
– Благодарю вас, – отпарировала Делла.
– А чем ты сейчас занимаешься? Дела или прогулка?
– Дела.
– Когда уходишь?
– В любое время.
– Давай бросай этих папашек и пойдем к нам – милые люди, никакого притворства, пустопорожней болтовни; только прямой разговор – глаза в глаза.
– Как-нибудь в другой раз. А у вас есть право продавать эту картину?
– Откуда мне знать. Если ее покупает адвокат, пусть он и волнуется обо всем.
Тут вмешался Мейсон:
– Очень важно знать, что с картиной ничего не произойдет. Так сколько денег вам надо прямо сейчас, чтобы я мог забрать картину с собой?
– Деньги, деньги, деньги! Мне так надоели эти жлобские разговоры о деньгах, что я скоро взвою. Знаете что? Это мои проблемы. У меня талант, за который люди готовы платить деньги, а я такой ненормальный, что беру эти деньги. Послушайте, что я скажу вам, Мейсон. Мне не нужны деньги. Они у меня есть. Во всяком случае, хватает на эту берлогу, еду, сок. Все остальное мне достается даром. Знаете, я чуть было не решил подарить эту картину вашей секретарше на память обо мне, но потом передумал. Пусть она побудет немного у меня. И еще я хочу вам сказать. Не ходите больше сюда и не предлагайте мне денег. Я покончил с ними. Из-за них я могу стать таким же жлобом, как вы. Деньги не проживут за вас вашу жизнь. Не все можно купить за деньги. Одни лишь иллюзии, фальшивые ценности. Счастья за деньги не купишь. Его можно только выстрадать. Вот с этим цыпленком, думаю, пока все в порядке, а вы двое – конченые люди. И самое печальное, что вы оба – мужики с мозгами и при желании могли бы выбраться из этой рутины. Но вам не хватает смелости. Вы по рукам и ногам связаны цепями условностей. А, к черту все. Возвращаюсь на вечеринку. Там говорят на одном языке со мной. Выходите, притон закрыт.
