— Ничего не приходит в голову, — сказал я. — Но я еще что вспомнил. Я записал номер машины Филипса. Через него можно узнать его последний адрес. Сейчас принесу.
Они ждали, пока я доставал адрес из кармана пиджака, висевшего в спальне. Я отдал бумажку с адресом Бризу, он прочел и засунул ее в бумажник.
— Значит, только сейчас об этом подумали, а?
— Именно.
— Ну-ну, — сказал он. — Ну-ну.
Они пошли через площадку к лифту, и оба качали головами.
Я запер дверь и вернулся к моему нетронутому второму стакану. Лед растаял, и питье стало безвкусным. Я пошел на кухню, долил стакан из бутылки. Я стоял, глядя в окно на темные силуэты эвкалиптов, качающих вершинами на фоне темно-синего неба. Кажется, опять поднялся ветер. Он бился о северное окно и глухо выл в углах дома.
Я попробовал напиток и пожалел, что потратил на него виски. Выплеснул его в раковину, взял чистый стакан и выпил холодной воды.
Двенадцать часов на то, чтобы развязать ситуацию, в которой я еще ничего не понимаю. Или придется раскрыть полиции имя моего клиента и позволить им навалиться на всю семью Мердок. Наймите Марлоу, и ваш дом будет полон полиции. О чем беспокоитесь? Зачем сомнения и растерянность? К чему пустые подозрения? Посоветуйтесь с тупоголовым, небрежным, нахальным и болтливым частным детективом. Филип Марлоу, Гленвью, 7537. К чему отчаяние? Зачем быть в одиночестве? Позвоните Марлоу и спокойно ждите, когда приедет полицейский фургон.
Ну, это все тоже ни к чему. Поднял с шахматного столика остывшую трубку и раскурил ее. Медленно втянул в себя дым, но он все еще отдавал горячей резиной. Я отложил трубку и постоял посреди комнаты.
Зазвонил телефон.
— Марлоу?
Это был резкий низкий шепот. Тот шепот, который я уже слышал раньше.
— Ладно, — сказал я. — Давай выкладывай. Кому я теперь наступил на ногу?
— Наверное, ты неглупый парень, — сказал резкий шепот. — И, наверное, желаешь себе добра?
— Сколько будет добра?
— Скажем, добра на пять сотен.
— Отлично, — сказал я. — А за что?
— За то, что не станешь совать нос куда не надо, — сказал голос. — Хочешь обсудить?
— Где, когда, с кем?
— В «Айдл-Вэлли-Клаб». Как только туда доберешься. Увидишь Морни.
— С кем я говорю?
Я услышал глухой смешок.
— Просто спроси у ворот парня по имени Эдди Прю.
Телефон, щелкнув, отключился.
Было около половины двенадцатого ночи, когда я вывел из гаража свою машину и развернулся к шоссе на Кауэнгу.
Милях в двадцати от города к северу от шоссе открывался бульвар цветущих кустарников и уходил в сторону холмов. Бульвар тянулся около мили и вдруг исчезал — на повороте начиналась асфальтированная дорога, которая уходила в холмы. Это и была Айдл-Вэлли.
За поворотом стоял небольшой белый домик с черепичной крышей. Над крыльцом козырек и светящаяся надпись: «Айдл-Вэлли. Пост охраны». Распахнутые створки ворот открывают блестящий знак «Стоп». Дорога перед воротами освещена прожектором.
Я остановился. С крыльца мою машину рассматривал человек в форме с шерифской звездой на груди и с револьвером в открытой кожаной кобуре.
Он подошел к машине.
— Добрый вечер. У меня не отмечен номер вашей машины. Это частная дорога. С визитом?
— Еду в клуб.
— В какой?
— «Айдл-Вэлли-Клаб».
— «Восемь-семь-семь-семь». Так мы его здесь называем. Вы имеете в виду заведение мистера Морни?
— Именно.
— Вы не член клуба, как я понимаю.
— Нет.
— Я должен проверить. Связаться с кем-либо из членов или из тех, кто здесь живет. Вы понимаете, здесь частные владения.
— Меня зовут Филип Марлоу, — сказал я. — Мне нужно встретиться с Эдди Прю. Он секретарь мистера Морни.
— Подождите, пожалуйста.
Он подошел к домику и сказал что-то в открытую дверь. Второй человек в форме наклонился к коммутатору. Сзади ко мне подъехала машина и засигналила. Из-за двери домика послышался стук пишущей машинки. Охранник, который разговаривал со мной, обернулся, взглянул на вторую машину и помахал рукой — проезжайте. Меня обогнал длинный зеленый кабриолет с тремя ошалелого вида девицами на переднем сиденье, все три с сигаретами. Машина скользнула в темноту и исчезла за поворотом.
Человек в форме вернулся ко мне и облокотился на дверцу моей машины.
— Все в порядке, мистер Марлоу. Отметьтесь, пожалуйста, у охранника при клубе. Это в миле отсюда по правой стороне дороги. Там освещенная стоянка и номер на стене. Просто номер: восемь-семь-семь-семь. Пожалуйста, отметьтесь у охранника.
— Зачем мне отмечаться?
Он держался очень спокойно, очень вежливо и очень твердо.
— Мы должны точно знать, куда вы едете. В этой долине есть что охранять.
— А если я не отмечусь?
— Вы шутите, что ли? — спросил он.
— Нет. Я просто хотел узнать.
— Вас начнут искать несколько патрульных машин.
— А сколько вас человек в охране?
— Извините, — сказал он. — Вам по этой дороге. Около мили, с правой стороны.
Я посмотрел на пистолет у него на поясе, на эмблему, приколотую к рубашке.
— И это называется демократией, — сказал я.
Он оглянулся, сплюнул на дорогу и нагнулся к окну машины.
— Вы не один такой, — сказал он. — Я знал нескольких ребят из клуба имени Джона Рида. Это было не здесь.
— Товарищ, — определил я.
— Нет, — сказал он. — Но беда в том, что все в этой дерьмовой стране попадает не в те руки.
— Осторожней, — сказал я.
— С другой стороны, разве те ребята хуже своры денежных мешков, которая здесь окопалась?
— Может, ты и сам когда-нибудь сюда переберешься, — сказал я.
Он опять сплюнул.
— Я не стал бы здесь жить, даже если б мне платили пятьдесят тысяч в год и укладывали спать в шифоновой пижаме с ниткой жемчуга на шее.
— Я этого и предлагать не буду, — сказал я.
— Предложить можете в любое время, — сказал он. — Днем или ночью. Просто предложить, а потом посмотрим, что будет.
— Ладно, поеду-ка я отмечусь у охранника при клубе, — сказал я.
— Скажите ему, пусть идет к чертовой матери через свою левую штанину, — продолжил он. — Скажите, это я так просил передать.
— Я так и сделаю, — сказал я.
Сзади подъехала машина, просигналила. Я двинулся вперед. Через сотню метров темный лимузин сдул меня с дороги ревом сигнала и пролетел мимо с шорохом, похожим на шелест падающих листьев.
Ветра здесь не было, и лунный свет в долине был так силен, что тени казались выбитыми ножом гравера.
За поворотом передо мной открылась вся долина. Тысяча белых домов по склонам холмов, десять тысяч светящихся окон, и звезды, вежливо нависшие над ними, — не очень близко, ввиду бдительности патрульных машин охраны.
Выходящая к дороге стена клуба была слепой, без двери и без окон на первом этаже. Номер был небольшой, но ярко светился фиолетовым неоном: 8777. Ничего больше. В стороне под гнутыми фонарями стоял ряд машин, разделенных белыми линиями на гладком черном асфальте. Швейцары в сверкающих чистотой костюмах двигались в огнях фонарей.
Дорожка огибала здание. Глубокое бетонное крыльцо с навесом из стекла и стали было едва освещено. Я вышел из машины и получил карточку с ее номером. Карточку я отдал человеку в форме за маленькой стойкой при входе.
— Филип Марлоу, — сказал я. — Посетитель.
— Благодарю вас, мистер Марлоу. — Он записал у себя мою фамилию и номер машины. И вернул карточку мне, и поднял трубку телефона.
Негр в белой двубортной ливрее с золотыми эполетами и в фуражке с широкой золотой лентой открыл мне дверь.
Фойе выглядело как кадр из мюзикла про красивую жизнь. Масса света и роскоши, музыка, туалеты, играют только звезды, сценарий самый захватывающий, и мелодрама лезет из всех щелей. Мягкий скрытый свет освещает стену так, что кажется, она уходит в небо и не кончается, а над ней мигают настоящие звезды. По ковру надо ходить в болотных сапогах — нога утопает. В глубине свободно изгибается и уходит вверх сверкающая хромом и белой эмалью лестница с широкими ступенями, покрытыми паласом. У входа в ресторан сытый метрдотель небрежно держит под рукой стопку меню в тисненных золотом корочках.
Вход в бар был слева от дверей. Там стоял спокойный полумрак, и вдоль неясного сияния зеркальной стойки бесшумно двигался бармен. Из дамской комнаты, подправляя пальцем помаду на губах, вышла высокая красивая брюнетка в платье цвета морской волны с рассыпанными по нему золотыми блестками и повернулась к входу в зал. Из зала послышались звуки румбы, и она покачивала головой в такт музыке. У входа ее ждал жирный коротышка с красным лицом. Он вцепился толстыми пальцами в ее руку и впился в нее глазами.
Ко мне подошла девушка в нежно-розовом кимоно, приняла у меня шляпу и пренебрежительно осмотрела мой костюм.