— Девушку зовут Глэдис Крейн, — сказал Бриз.
— Она мне это сказала. Никогда о такой не слышал.
— Ладно, — сказал Бриз. — Ладно, — он поднял руку, ладонью ко мне. — Мы не собираемся делать ничего противозаконного. Просто рассчитываем, что и вы тоже.
— Я тоже — что?
— Мы расследуем убийство, Марлоу, — сказал Бриз. — И делаем это всеми способами, которые знаем. Вы нашли тело. Вы разговаривали с этим парнем. Он просил вас прийти к нему. Он дал вам ключ. Вы сказали, что не знаете, о чем он хотел говорить с вами. Мы решили, что у вас было время вспомнить что-нибудь другое.
— Другими словами, в первый раз я врал, — сказал я.
Бриз улыбнулся устало:
— Вы достаточно повидали, чтобы знать, что рядом с убийством люди всегда врут.
— Тут у вас одна проблема: узнать, когда я стану говорить правду.
— Когда ваши слова приобретут какой-нибудь смысл, мы будем удовлетворены.
Я посмотрел на Спенглера. Он так наклонился в кресле, что едва не вываливался из него. Похоже было, что он собирается прыгнуть. Я решил, что причин прыгать у него нет, и подумал, что он взволнован. Потом взглянул на Бриза. Этот был взволнован, как дырка в стене. Толстыми пальцами он держал одну из своих обернутых в целлофан сигар и ножиком срезал с нее обертку. Я следил, как он стаскивает прозрачную бумажку и срезает лезвием кончик сигары, аккуратно вытирает лезвие о брюки и убирает ножик. Я следил, как он зажег толстую спичку и тщательно прикурил сигару, поворачивая ее в пламени, потом убрал еще горящую спичку от сигары и затягивался, пока не решил, что она горит, как надо. Затем он, помахав рукой, погасил спичку и положил ее на полированный стол рядом с целлофановой оберткой. Затем он откинулся, подтянул штанину и принялся мирно курить. Каждое движение в точности повторяло его движение, когда он прикуривал сигару в комнате Хенча, и будет в точности повторяться каждый раз, когда он захочет покурить. Такой это был человек, и от этого он был опасен.
Гораздо более опасен, чем легко возбудимые Спенглеры.
— Филипса я сегодня увидел в первый раз, — сказал я. — Я не считаю его рассказа о том, что мы встречались в Вентуре, потому что я его не помню. Встретились мы так, как я вам сказал. Он следил за мной, и я его перехватил. Он хотел поговорить со мной, он дал мне ключ, я пошел к нему, сам открыл дверь его ключом, как он мне и сказал, потому что на стук никто не ответил. Он был мертв. Вызвали полицию, и через цепь событий, к которым я не имею никакого отношения, выяснилось, что пистолет лежит под подушкой у Хенча. Тот самый пистолет. Я вам это говорил, и это правда.
Бриз сказал:
— Когда вы обнаружили труп, вы отправились вниз к некоему администратору по имени Пассмор и заставили его подняться, не говоря, что кто-то убит. Вы наговорили ему какой-то ерунды насчет драгоценностей.
Я кивнул:
— С людьми типа Пассмора в подобных заведениях лучше держаться втемную. Меня интересовал Филипс. Я решил, что Пассмор мог бы рассказать мне о нем, если бы не знал, что тот мертв. Если б он знал, что ему придется объясняться с полицией, вряд ли он стал бы говорить. Вот и все.
Бриз немного отпил из стакана и немного покурил свою сигару и сказал:
— Вот это я и хотел бы уточнить. Все, что вы нам рассказали, может быть абсолютной правдой. А может и не быть. Так бы я сказал.
— Что вы имеете в виду? — спросил я, отлично понимая, что он имеет в виду.
Он хлопнул по колену и спокойно посмотрел на меня. Без враждебности, даже без подозрений. Просто спокойный человек, делающий свое дело.
— Я имею в виду вот что. Вы ведете какое-то расследование. Мы не знаем, какое. Филипс изображал из себя частного детектива. Он вел какое-то расследование. Он следил за вами. Как мы можем знать, что его работа и ваша работа не связаны каким-то образом? Вы же нам не говорите. А если они как-то связаны, то это уже наша работа. Верно?
— Это одна из точек зрения, — сказал я.
— Не забывайте, Марлоу, речь идет об убийстве.
— Я не забываю. Но и вы не забывайте, что я в этом городе уже давно, и я видел немало убийств. Одни были раскрыты, другие нет, третьи не были раскрыты, хотя и могли быть. А два-три из них были раскрыты неверно. Кому-то хорошо заплатили за ошибку, и похоже, что об этом было известно или имелись сильные подозрения на это. Но решили закрыть на эту историю глаза. Такое случается, хотя и нечасто. Возьмите хоть дело Кассиди. Вы, наверное, помните?
Бриз посмотрел на часы.
— Я устал, — сказал он. — Давайте забудем о деле Кассиди и вернемся к делу Филипса.
Я покачал головой.
— Нет, я хочу отметить одну важную деталь. Припомните дело Кассиди. Кассиди был очень богатый человек, мультимиллионер. У него был взрослый сын. Однажды ночью в их дом вызвали полицию, и там на полу лежал молодой Кассиди — лицо в крови и пуля в виске. Его секретарь лежал в соседней ванной, уткнувшись головой в другую дверь ванной, выходившую в холл, держал в левой руке догоревший окурок, просто догоревший до фильтра окурок, который опалил кожу между пальцами. У его правой руки лежал пистолет. Он был убит выстрелом в голову со среднего расстояния. Там было много выпито. С момента их смерти прошло четыре часа, из них три часа там был семейный врач. И что же вы сделали с делом Кассиди?
Бриз вздохнул:
— Убийство и самоубийство в ходе пьяного дебоша. Секретарь упился и застрелил молодого Кассиди. Я это вроде читал в газетах. Вы это хотели мне сказать?
— Вы могли прочесть это в газетах, — сказал я. — Но дело было не так. Больше того, вы знали, что дело было не так, и прокурор знал, и следователи прокуратуры были отозваны с этого расследования в течение какого-то часа. Расследования как такового не было. Но каждый репортер в городе и каждый полицейский во всех деталях знали, что стрелял юный наследник, что это Кассиди напился до горячки, что это секретарь пытался урезонить его, но не смог, а потом пытался увернуться, но не успел. Это у юного Кассиди была рана от выстрела в упор, а не у секретаря. Секретарь был левша и держал сигарету в левой руке, когда был убит. Даже если ты не левша, ты не станешь небрежно перекладывать сигарету в другую руку, чтобы застрелить человека. Так мог бы поступить бандит из вестерна, а не секретарь миллионера. И что делала семья и семейный врач в течение четырех часов до приезда полиции? При таком раскладе расследование было просто поверхностным. Почему их руки не обследовали на следы пороха? Потому что вам не нужна была правда. Кассиди — слишком большая фигура. Но ведь там тоже речь шла об убийстве… Или нет?
— Оба парня были мертвы, — сказал Бриз. — Какая, к черту, разница, кто кого убил?
— Вам не приходило в голову, — сказал я, — что у этого секретаря могла быть мать, или сестра, или невеста, или все трое? Что у них была своя гордость, и своя честь, и своя любовь к пареньку, которого изобразили пьяным параноиком, потому что у его хозяина были миллионы?
Бриз медленно поднял стакан и медленно допил, медленно поставил его и медленно покрутил на столике. Спенглер сидел напряженный, с блестящими глазами, с какой-то напряженной усмешкой на раскрытых губах.
— К чему вы ведете? Я слушаю.
Я сказал:
— Вы, ребята, держите свои души в своих руках. А мою — нет. Пока вам нельзя будет доверять всегда и во всем, везде и при любых условиях, доверять искать правду и найти ее, а не переставлять фишки, как захочется, — до тех пор я имею право слушать свою совесть и защищать своего клиента сколько хватит сил. Пока я не буду уверен, что вы не принесете ему больше вреда, чем добра великой истине. Или пока меня не приволокут к кому-то, что заставит меня говорить.
Бриз сказал:
— На мой взгляд, вы говорите так, словно пытаетесь заглушить совесть.
— О господи, — сказал я. — Давайте-ка еще выпьем. А потом вы мне расскажете о девушке, с которой вы заставили меня говорить по телефону.
Он подумал.
— Эта дама — соседка Филипса. Слышала, как вечером он разговаривал с каким-то парнем у дверей. Она билетерша в дневном кинотеатре. Мы решили, что ей стоит послушать ваш голос. Забудьте об этом.
— Что ж это был за голос?
— Неприятный. Ей он не понравился.
— Видимо, поэтому вы и подумали обо мне, — сказал я.
Я собрал стаканы и пошел с ними на кухню.
Пока я дошел до кухни, я забыл, где чей стакан. Пришлось вымыть. Когда я их протер и собирался налить по новой, вошел Спенглер и встал как раз у меня за плечом.
— Не переживайте, — сказал я. — Цианистый калий у меня кончился.
— Ты со стариком не ершись, — сказал он мне в спину. — Он повидал много больше, чем ты думаешь.
— Спасибо за совет, — сказал я.
— Знаешь, я бы почитал про это дело Кассиди, — сказал он. — Интересно звучит. Видно, это было еще до меня.
— Это было очень давно, — сказал я. — И никогда этого не было. Я просто шутил. — Я взял стаканы, отнес их в комнату и расставил по местам. Забрал свой и сел в кресло у шахматного столика.
