Медсестра, миссис Херрис, подтвердила мое предположение. Это была спокойная крупная женщина с усиками и усталыми глазами. По ее словам, миссис Куэйл было уже гораздо лучше, хотя она все еще очень слаба. Ночь прошла неважно — несколько раз у больной была рвота с кровью. В соответствии с указаниями доктора Твиллса она делала промывание желудка, вводила магнезию, делала грелки, давала кофе.
— Дайте-ка я на нее посмотрю, — сказал Рид. — Так, на всякий случай. Не волнуйтесь, я ничего не скажу. Она решит, что меня вызвали помочь Твиллсу.
Он зашел в комнату, закрыл за собой дверь, а Сарджент спросил:
— Вы, миссис Херрис, как я понимаю, не спали всю ночь?
— Разумеется, — спокойно ответила та. — А в чем дело?
— Я бы хотел знать, не слышали ли вы чего-то такого — шума, крика, падения со стороны комнаты мистера Твиллса?
Медсестра задумалась, покусывая нижнюю губу. Потом сказала:
— Криков или падений не было, мистер Сарджент. Но я слышала другое. Уж не знаю, стоит ли об этом говорить…
— Разумеется. Я вас слушаю.
— Я слышала, как кто-то смеялся.
Возможно, все дело было в спокойном тоне, которым она произнесла эти слова, возможно, так на меня влиял узкий холл с коричневыми дверями и белыми фарфоровыми ручками. Ноу меня от этих слов по коже побежали мурашки. В белом халате, с тускло освещенным лицом, она вдруг напомнила мне статую Калигулы. «Я слышала, как кто-то смеялся…»
Детективу тоже, похоже, сделалось не по себе.
— Со стороны комнаты доктора? — уточнил он, оглядываясь через плечо.
— Вроде бы. Хотя точно сказать не могу.
— Когда вы это услышали?
— Ровно в пять минут четвертого, — спокойно отвечала медсестра. Она провела руками по накрахмаленной белой юбке и продолжила: — Я это помню, потому что в три пятнадцать должна была вводить эфир подкожно. Я послала мисс Мери Куэйл вниз еще раз простерилизовать иглу, и дверь была полуоткрыта. Тут-то я и услышала этот смех. Очень неприятный…
— Что вы сделали?
— Подошла к двери, прислушалась. Но больше он не повторился. Я решила, что кто-то засмеялся во сне, закрыла дверь и вернулась в комнату.
Я представил себе этот смех в ночной тиши. Мне почему-то показалось, что это был пронзительный, хихикающий смех. Возможно, отравитель не мог сдержать своего ликования. Жуткое ощущение…
— Вы кого-нибудь видели? — осведомился Сарджент после паузы. Говорил он тихо и как-то неуверенно.
— Нет.
— Вы что-нибудь еще услышали?
— Что-то вроде шагов, — сказала медсестра, сдвигая брови. — Но поклясться не могу. Я решила, что если это шаги, то, наверное, это ходит внизу миссис Куэйл.
— Три часа, — сказал Сарджент. — Примерно в это время как раз умер Твиллс.
Мы стояли и молчали в темном холле, каждый из нас пытался представить, что же происходило в доме этой ночью. Вскоре к нам вышел доктор Рид. Состояние больной его вполне удовлетворило. Шурша накрахмаленной униформой, медсестра вернулась в комнату. Мы стали спускаться вниз. Ни я, ни Сарджент не доложили о том, что услышали от миссис Херрис, коронеру. Я не знаю, почему мы этого не сделали. Возможно, потому, что он воскликнул бы «Чепуха!», а нам уже надоело слышать это слово.
Внизу нас встретил Мэтт, которого так и распирало от любопытства, и мы вместе прошли в кабинет Доктора Твиллса. На столике посредине все еще горела газовая лампа с зеленым шелковым абажуром. У стола в качалке сидел судья Куэйл. Он закутался в одеяло, а под головой у него была подушка. Дрожащими пальцами он подносил к губам чашку с бульоном.
Когда мы вошли, он вздрогнул и уставился на нас мутными измученными глазами. Он был небрит, худ, и длинные седеющие волосы падали на уши длинными прядями, словно у женщины. Покрытые коричневыми пятнами руки были в голубых прожилках вен. Когда мы постучали в полуоткрытую дверь, Мери стояла за спиной отца и взбивала подушку. При нашем появлении она отошла к одному из стеклянных шкафов у стены.
— Присаживайтесь, джентльмены, — хрипло проговорил он и дрожащей рукой с чашкой указал на стулья. — Присаживайтесь. Мне уже лучше.
— Ты с ними осторожнее, папа, — предупредила Мери, злобно глядя на нас. — Они тут сводят всех с ума, но я не позволю, чтоб они тебя расстраивали. Не позволю!
Судья с шумом втянул воздух. Было видно, что он очень волнуется. Однако он пытался сохранить величественность манер.
— А ты, Мери, выйди. Оставь меня. — Она заколебалась, и он сердито хлопнул ладонью по ручке кресла. — Ты слышала, что я тебе сказал? Или я должен повторять сто раз? Выйди!
— Хорошо, папа, я иду…
Она поспешно удалилась, а судья, метнув ей вслед гневный взгляд, уставился на нас, причмокивая губами.
— Вы должны рассказать мне все, джентльмены. Все. Я знаю, что они пытались меня отравить. И это неудивительно. Будь я в лучшей форме, — тут голос его задрожал, но вскоре снова сделался твердым, — я бы взял их за глотки и вырвал бы признание. Но я слаб. Очень слаб.
— Они убили Твиллса, судья, — сказал доктор, откидываясь в кресле. — И еще они пытались убить миссис Куэйл.
— Да-да. Я сначала в это не поверил, доктор. Твиллс рассказал мне об этом вчера, до того как со мной случилось все это… Он вошел в библиотеку, помните, Марл? — Судья посмотрел на меня так, будто пытался ухватиться за давнее воспоминание. — Он сказал мне, что миссис Куэйл схватила его за руку и сказала: «Помогите, у меня такие судороги, по-моему, меня…» — Нервным движением руки судья закрыл глаза, затем продолжил: — А вот теперь не стало и Уолтера. Я просто не могу в это поверить.
— Судья, — просто спросил коронер, — кто это сделал?
Но судья не услышал вопроса. Его голова была опущена, красные воспаленные глаза смотрели в пол.
— Давайте поговорим начистоту, судья. Нам известно все…
Медленно Куэйл поднял голову. В глазах страх и такое напряжение, что вот-вот раздастся взрыв…
— Я имею в виду, мы знаем про то, как вас преследовали, — спокойно продолжал Рид. — Кто-то в доме не дает вам покоя. Джо готов вывести его на чистую воду. Так что почему бы не рассказать нам все?
Судья уставился на меня. Помолчав, он произнес неожиданно резко:
— Вы им ничего не сказали? Впрочем, вы не в курсе. Но и моя семья тоже не в курсе. Это я знаю, только я. И никто другой. И сохраню тайну…
— Похоже, они как раз все знают, судья, — заметил Сарджент.
— Когда мне потребуется ваше мнение, сэр, я поставлю вас об этом в известность, — отчеканил Куэйл, метнув презрительный взгляд на окружного детектива. Затем его мутные глаза поочередно уставились на каждого из нас. Судья пытался подавить страх, но безуспешно.
— Как хотите, — буркнул коронер, — но они все знают. Черт возьми, Мэтт Куэйл, не надо разыгрывать передо мной пьесу Шекспира. Если вы боитесь кого-то завернутого в простыню, если вы боитесь, как маленький мальчик, этой мраморной руки…
— Кто вам говорил о…
— Белой мраморной руке, — отчетливо выговаривая каждое слово, произнес Рид. — О ней знает вся семья.
Судья попытался поднести к губам чашку и отпить глоток бульона, но рука его так дрожала, что он был вынужден поставить чашку. Он смотрел в пространство, широко раскрыв глаза.
— Значит, они сами в этом замешаны, — пробормотал судья. — Все до одного. Но я без борьбы не сдамся. Я им покажу.
Куэйл тяжело дышал, и я подумал, что с ним может опять случиться припадок. Но Рид пристально смотрел на него своими блестящими маленькими глазками.
— Послушайте меня, — снова заговорил Куэйл, немного придя в себя. — Совершено убийство, а также сделана попытка еще двух убийств. Я не пожалею сил, чтобы загнать в угол того, кто в этом виновен. Если у вас есть вопросы, джентльмены, я готов на них отвечать, но прошу раз и навсегда: я больше не желаю ничего слышать о том самом предмете…
Да, Риду попался крепкий орешек. Он же, глупец, вел себя как плохой дантист, сверлил зуб долго и со страшным скрежетом. Создавалось такое впечатление, что он вознамерился проверить на практике какую-то свою теорию независимо от того, что произошло: убийство или нет. Пора было вмешаться мне. Я сказал:
— Да, судья, о том самом предмете больше ни слова. Но в связи с отравлением мистеру Сардженту хотелось бы кое-что уточнить. Вы в состоянии говорить на эту тему?
— Я рад, что у вас хватило сообразительности сказать это, — с ледяной учтивостью произнес судья. — Да, я готов. Задавайте вопрос.
— Вы, я полагаю, знаете, каким ядом вас пытались отравить? — спросил Сарджент.
— Да. Гидробромидом гиоскина. Редкий яд. — Судья говорил ровно, без эмоций. — Им воспользовался Криппен. Кажется, это единственный случай в истории.
Это было для нас полной неожиданностью. Рид хмуро вскинул голову и посмотрел на судью, когда тот упомянул англо-американского врача, который отравил свою жену.
