– Я ездила на юг Франции, – говорила она высоким и невыразительным голосом. – Не могу сказать, что мне там понравилось. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Но, конечно, для моей работы полезно видеть, что где происходит.
«Бедняжка, – думал мистер Саттерсвейт. – Успех оторвал ее от привычной обстановки – пансиона в Борнмуте[5], где ей самое место». Его часто удивляло несоответствие между произведениями и их авторами. Разве можно было обнаружить в мисс Уиллс хотя бы слабую искорку лощеного стиля пьес Энтони Астор? Внезапно мистер Саттерсвейт с беспокойством ощутил на себе оценивающий взгляд светло-голубых глаз под стеклами пенсне. Эти глаза показались ему весьма смышлеными. Казалось, будто мисс Уиллс старается запомнить его на всю жизнь.
Сэр Чарлз только что закончил разливать напитки.
– Позвольте предложить вам коктейль, – вскочил с места мистер Саттерсвейт.
Мисс Уиллс хихикнула:
– Не возражаю.
Дверь открылась, и Темпл доложила о прибытии леди Мэри Литтон-Гор, мистера и миссис Бэббингтон и мисс Литтон-Гор.
Мистер Саттерсвейт принес мисс Уиллс коктейль и подошел поближе к леди Мэри Литтон-Гор. Как уже говорилось, у него была слабость к титулам, а также к утонченным женщинам, каковой, несомненно, являлась леди Мэри.
В молодости, оставшись малообеспеченной вдовой с трехлетним ребенком, она переехала в Лумут и сняла маленький коттедж, где поселилась вместе с преданной служанкой. Леди Мэри была высокой, стройной, но выглядевшей старше своих пятидесяти пяти лет. Выражение ее лица казалось доброжелательным и несколько робким. Она обожала свою взрослую дочь, но слегка побаивалась ее.
Хермион Литтон-Гор, по какой-то неведомой причине обычно именуемая Эгг[6], мало походила на свою мать. Мистеру Саттерсвейту она казалась не слишком красивой, но, несомненно, привлекательной. И причина этой привлекательности, думал он, заключалась в переизбытке энергии. Эгг выглядела вдвое живее любого из присутствующих. Прямой взгляд ее серых глаз, локоны на затылке, упругие щеки, заразительный смех – все это словно воплощало мятежную юность, полную жизненных сил.
Эгг разговаривала с недавно пришедшим Оливером Мэндерсом.
– Не понимаю, почему плавание под парусом кажется тебе скучным. Раньше ты этим увлекался.
– Эгг, дорогая, все когда-то взрослеют, – отозвался он, приподняв брови и слегка растягивая слова.
Красивый парень, подумал мистер Саттерсвейт. На вид ему лет двадцать пять. Но в его красоте есть нечто иностранное, неанглийское…
За Оливером Мэндерсом наблюдал кое-кто еще – маленький человечек с яйцевидной головой и в высшей степени неанглийскими усами. Мистер Саттерсвейт уже успел напомнить о себе мсье Эркюлю Пуаро. Детектив прореагировал на это весьма любезно. Мистер Саттерсвейт подозревал, что бельгиец намеренно преувеличивает свои иностранные манеры. Его блестящие глазки, казалось, говорили: «Вы считаете меня шутом? Ожидаете, что я разыграю для вас комедию? Bien[7], я пойду навстречу вашим пожеланиям».
Но сейчас взгляд Эркюля Пуаро был серьезным и даже слегка печальным.
Преподобный Стивен Бэббингтон, пастор лумутского прихода, подошел к леди Мэри и мистеру Саттерсвейту. Это был мужчина лет шестидесяти, с поблекшими добрыми глазами и обезоруживающе застенчивыми манерами.
– Нам очень повезло, что сэр Чарлз обосновался здесь, – обратился он к мистеру Саттерсвейту. – О таком щедром и великодушном соседе можно только мечтать. Уверен, что леди Мэри со мной согласна.
Леди Мэри улыбнулась:
– Сэр Чарлз мне очень нравится. Слава не испортила его. Во многих отношениях он все еще ребенок.
Подошла горничная, неся поднос с коктейлями, и мистер Саттерсвейт подумал, как неисчерпаем в женщинах материнский инстинкт. Но поскольку сам принадлежал к викторианскому поколению, одобрял эту черту.
– Выпей коктейль, мама! – Эгг подбежала к ним с бокалом в руке. – Но только один!
– Спасибо, дорогая, – кротко отозвалась леди Мэри.
– Думаю, – промолвил мистер Бэббингтон, – жена не будет возражать, если и я попробую один коктейль. – И он засмеялся добродушным пасторским смехом.
Мистер Саттерсвейт бросил взгляд на миссис Бэббингтон, что-то внушающую сэру Чарлзу о пользе навоза. У нее красивые глаза, подумал он.
Миссис Бэббингтон – крупная, не слишком опрятная дама – казалась весьма энергичной и свободной от мелочных условностей. Как говорил Чарлз Картрайт, приятная женщина.
Леди Мэри слегка склонилась к мистеру Саттерсвейту:
– Скажите, кто та молодая женщина в зеленом платье, с которой вы разговаривали, когда мы вошли?
– Драматург – Энтони Астор.
– Неужели? Такая анемичная особа… – Леди Мэри осеклась. – Нехорошо так говорить, но она выглядит точь-в-точь как неумелая гувернантка.
Описание настолько подходило к мисс Уиллс, что мистер Саттерсвейт рассмеялся. Мистер Бэббингтон устремил на леди-драматурга добродушные близорукие глаза и, сделав глоток, закашлялся. Не привык к коктейлям, подумал мистер Саттерсвейт. Вероятно, они воплощают для него современность, с которой приходится мириться.
– Это вон та леди? – Мистер Бэббингтон мужественно сделал еще один глоток и поднес руки к горлу. – Господи!..
– Оливер, – послышался звонкий голос Эгг Литтон-Гор, – ты настоящий хитрый Шейлок![8]
«Ну конечно! – сообразил мистер Саттерсвейт. – Он не иностранец, а еврей».
Они выглядели подходящей парой. Оба молодые, привлекательные и уже из-за чего-то ссорятся – это хороший признак… В следующее мгновение его внимание отвлек какой-то звук. Мистер Бэббингтон поднялся со стула, раскачиваясь в разные стороны. Его лицо конвульсивно подергивалось.
Леди Мэри тоже встала и с беспокойством протянула к нему руку.
– Смотрите! – воскликнула Эгг. – Мистеру Бэббингтону плохо!
Сэр Бартоломью Стрейндж быстро подошел к пастору и подвел его к кушетке у стены. Остальные столпились вокруг, не зная, чем помочь…
Через две минуты Стрейндж выпрямился и покачал головой.
– Сожалею, – без обиняков заявил он, – но мистер Бэббингтон умер.
Глава 3
Сэр Чарлз сомневается
– Зайдите на минуту сюда, Саттерсвейт, – просунул в дверь голову сэр Чарлз.
Прошло полтора часа. Суматоха улеглась. Леди Мэри увела из комнаты плачущую миссис Бэббингтон и отправилась с ней в пасторский дом. Мисс Милрей названивала по телефону. Прибыл местный врач и взял инициативу в свои руки. Быстро пообедав, гости, не сговариваясь, разошлись по комнатам. Мистер Саттерсвейт собирался последовать их примеру, когда сэр Чарлз позвал его в комнату-«каюту», где умер пастор.
Мистер Саттерсвейт вошел в комнату, справившись с легкой дрожью. Он был достаточно стар, чтобы бояться зрелища смерти. Возможно, скоро он сам… Но к чему об этом думать? «Я проживу еще двадцать лет», – успокоил себя мистер Саттерсвейт.
В комнате, кроме сэра Чарлза, находился только Бартоломью Стрейндж. При виде мистера Саттерсвейта он одобрительно кивнул:
– С Саттерсвейтом можно иметь дело. Он знает жизнь.
Слегка удивленный мистер Саттерсвейт сел в кресло рядом с доктором. Сэр Чарлз мерил шагами комнату. Сейчас он забыл о привычке сгибать руки в локтях и меньше походил на моряка.
– Чарлзу это не нравится, – заявил сэр Бартоломью. – Я имею в виду смерть мистера Бэббингтона.
Мистеру Саттерсвейту показалось, что он неудачно выразился. Происшедшее едва ли могло кому-то понравиться. Но он понимал, что Стрейндж имел в виду нечто совсем иное.
– В высшей степени огорчительно, – отозвался Саттерсвейт, поежившись от неприятного напоминания.
– Да, весьма болезненный инцидент, – кивнул врач, машинально прибегая к профессиональной терминологии.
Картрайт перестал ходить взад-вперед.
– Ты когда-нибудь видел, Толли, чтобы кто-нибудь умирал таким образом?
– Пожалуй, нет, – задумчиво произнес сэр Бартоломью. – Но я видел не так уж много смертей, как ты, возможно, думаешь. Специалист по нервным заболеваниям редко убивает своих пациентов. Он сохраняет им жизнь и зарабатывает на этом деньги. Не сомневаюсь, что Макдугал видел куда больше покойников, чем я.
Доктор Макдугал, которого вызвала мисс Милрей, был самым популярным врачом в Лумуте.
– Макдугал не видел, как умирал этот человек. Когда он прибыл, Бэббингтон был уже мертв. Поэтому он основывался на том, что мы… что ты ему рассказал. Макдугал говорит, что смерть последовала от удара, что Бэббингтон был уже не молод и его здоровье оставляло желать лучшего. Но меня это не удовлетворяет.
– Возможно, его тоже, – проворчал сэр Бартоломью. – Но врач должен сказать хоть что-то. Удар – подходящее слово; оно ровным счетом ничего не означает, но удовлетворяет любительский ум. В конце концов, Бэббингтон действительно был пожилым человеком и, по словам жены, в последнее время жаловался на недомогание. Может быть, у него развилась болезнь, о которой никто не подозревал.
