Мистер Брэдли ответил с готовностью:
— Пункт первый: я не знаю, разбирается ли она в химии. Пункт второй: не знаю, насколько глубоки ее познания в криминалистике. Пункт третий: с определенностью могу утверждать, что она получила неплохое образование (насколько она его усвоила, установить трудно), но думаю, что курса наук в частной школе она не проходила. Пункт четвертый: я не смог установить, есть ли у нее доступ к бланкам фирмы «Мейсон и сыновья», помимо того, что она имеет постоянный счет в фирме, но, по версии сэра Чарлза, счет в фирме равнозначен доступу к бланкам, следовательно, согласимся с сэром Чарлзом. Пункт пятый: мне не удалось выяснить, есть ли у нее возможность печатать на «Гамильтоне», но это узнать нетрудно, во всяком случае, машинка может быть у кого-то из ее друзей. Пункт шестой: она могла быть недалеко от Саутгемптон-стрит, но все перепутала, устраивая алиби, и оно получилось неполным: она не сумела приехать к началу спектакля, а появилась в театре только в десятом часу вечера. Пункт седьмой: на ее бюро я видел ониксовскую самопишущую ручку. Пункт восьмой: я заметил бутылочку хартфилдских чернил в одном из ящичков бюро. Пункт девятый: я не могу назвать ее человеком с творческим складом ума, затрудняюсь сказать, есть ли у нее ум вообще, но, по-видимому, она намеренно вводит всех в заблуждение. Пункт десятый: судя по ее лицу, я бы сказал, что у нее необыкновенно искусные руки. Пункт одиннадцатый: если она человек дотошно аккуратный, то очень тщательно это скрывает как серьезный инкриминирующий момент. Пункт двенадцатый: тут, видимо, надо внести уточнение: «…отравительница, способная убить человека по недомыслию». Вот такой расклад.
— Понятно, — сказала мисс Дэммерс. — Но есть пробелы.
— Полагаю, что есть, — кротко согласился мистер Брэдли. — По правде говоря, я считаю, что эта женщина была бы способна совершить убийство, поскольку другого выхода у нее не было. Но мне как-то не верится.
— А! — произнесла миссис Филдер-Флемминг, заменив междометием мысль, которая чуть было у нее не вырвалась.
— Между прочим, Шерингэм, — заметил мистер Брэдли, — эта скверная дамочка вам известна.
— Мне? Неужели? — спросил Роджер, выходя из транса. — Возможно, что так. Вы не будете возражать, если я напишу ее имя, а вы мне скажете, она это или не она?
— Нисколько. — Мистер Брэдли оставался невозмутим. — Я сам хотел это вам предложить. Полагаю, как президенту вам следует знать, кого я имею в виду, на случай, если окажется, что я ошибся.
Роджер сложил бумажку вдвое и попросил передать ее мистеру Брэдли.
— Думаю, что она, — сказал он.
— Вы абсолютно правы, — сказал Брэдли.
— Вы основываете свою версию на той причине, которая пробудила в этой даме интерес к криминалистике? Я вас правильно понял?
— Можно сформулировать это так, — согласился мистер Брэдли.
Неожиданно для себя Роджер слегка покраснел. Ему было лучше знать, по какой причине миссис Веррекер-ле-Межерер проявляла такой страстный интерес к криминалистике. Не вдаваясь в подробности, скажем, что по той же причине он всякий раз еле уносил от нее ноги.
— В таком случае вы абсолютно ошибаетесь, Брэдли, — ни секунды не колеблясь, произнес Роджер. — Абсолютно.
— Вам точно известно?
Роджер еле сдержал гримасу отвращения.
— Совершенно.
— Да мне и самому не очень-то верилось, — философски заметил мистер Брэдли.
Роджер был занят по горло.
Он метался по городу в такси, не замечая времени. К вечеру надо было закончить все, что касалось расследования. Такому горе-криминалисту, как миссис Веррекер-ле-Межерер, его действия могли показаться сумбурными и лишенными смысла.
Например, накануне днем он взял такси и отправился в Холборнскую публичную библиотеку и там, порывшись в справочниках, получил данные, которые его совсем не обнадежили. После этого он поехал в контору Уилла и Уилсона, хорошо известную фирму, в обязанности которой входила защита коммерческих интересов отдельных граждан, а также предоставление своим клиентам совершенно секретной информации относительно стабильности предприятия, в которое клиент намеревался вложить деньги.
Роджер бойко отрекомендовался как вероятный крупный вкладчик, внес свое имя в список клиентов, заполнил несколько анкет с грифом «Совершенно секретно» и не уходил до тех пор, пока господа Уилл и Уилсон не пообещали ему, разумеется, если он заплатит еще, что через двадцать семь часов требуемая информация будет у него в руках.
Затем он купил газету и отправился в Скотленд-Ярд. Там он и нашел Морсби.
— Я хочу, — он сразу перешел к делу, — чтобы вы помогли мне в одном очень серьезном деле. Вы не можете разыскать таксиста, который взял пассажира на Пиккадилли-серкус или где-то поблизости, это было минут десять десятого вечера в канун того дня, когда было совершено убийство, и высадил его в районе Стрэнда в конце Саутгемптон-стрит? Этот же таксист (а возможно, не он, а другой) взял пассажира в районе Стрэнда около Саутгемптон-стрит приблизительно в четверть десятого и высадил его недалеко от Пикадилли-серкус. Во втором такси скорее всего ехали двое; по поводу первого я не уверен. Или один таксист сделал двойную ездку, в чем я сомневаюсь. Это можно выяснить? Мне это необходимо.
— Трудность в том, что прошло много времени, не так-то просто будет это узнать, — засомневался Морсби. — А что, это действительно так важно?
— Крайне важно.
— Хорошо, попытаюсь, тем более что это нужно вам, а не кому-то еще. И раз вы говорите, что это важно, я вам верю.
— Ну и прекрасно. — Роджер был очень признателен Морсби. — Только побыстрей, ладно? И позвоните мне завтра домой, в Олбани, приблизительно в пять, если вам удастся выйти на этого таксиста.
— Что вы задумали, мистер Шерингэм?
— Я хочу разбить одно любопытное алиби, — ответил Роджер.
К обеду он вернулся домой.
После обеда у него так гудело в голове, что он решил пройтись, — все равно толку от себя он не ждал. В смутной тревоге он прошелся по Олбани и очутился на Пиккадилли. В глубокой задумчивости бродил он по Пиккадилли-серкус, пока его внимание не привлекли фотоснимки из нового ревю, помещенные на рекламных щитах «Павильона». Он пришел в себя, лишь когда, свернув к Хеймаркет и описав большой круг, попал на Джермин-стрит. Он стоял перед театром «Империал» на живописной, оживленной улице и равнодушно взирал, как кучка запоздавших зрителей исчезала в дверях театра.
Из афиши он узнал, что в тот вечер давали «Скрипящий череп», и эта ужасная пьеса начиналась в половине девятого. На его часах было двадцать девять минут девятого.
Надо было как-то скоротать вечер. И он пошел на спектакль.
Прошла ночь.
На другой день рано утром (то есть рано с точки зрения Роджера; была половина одиннадцатого) он очутился в захолустном районе, на окраине цивилизации, короче говоря — в Эктоне. Там он занимался не чем иным, как пытался вступить в разговор с девицей из конторы парфюмерной компании «Британия — Восток». Девица помещалась за перегородкой у главного входа в здание компании, куда посторонних не пускали. Связь с внешним миром девица осуществляла через крохотное матовое окошко. Стучать надо было громко и долго, лишь тогда окошко приоткрывалось; односложно ответив навязчивому посетителю, девица опять закрывала окошко, давая понять, что интервью окончено.
— Доброе утро, — вежливо произнес Роджер, когда наконец ему удалось с третьей попытки достучаться до этой девицы: окошко приоткрылось, она выглянула из своей крепости. — Я бы хотел обратиться.
— Приезжие — по вторникам и пятницам, утром, с десяти до одиннадцати, — отчеканила девица удивленному Роджеру, и опять окошко очень внушительно захлопнулось. Будет знать, невежа, как иметь дело с солидной британской фирмой, да еще в четверг с утра, — сказала она этим жестом.
Ничего не понимая, Роджер уставился в матовое стекло. Тут ему пришло в голову, что она приняла его за кого-то другого. Он постучал снова, потом еще и еще…
— Я же сказала, — рявкнула девица вне себя от справедливого негодования. — Мы принимаем только…
— Я не приезжий, — поспешил успокоить ее Роджер. — Во всяком случае. — Он замялся, вспомнив, какие пустынные пространства ему пришлось пересечь, пока он добрался до этого негостеприимного оазиса. — Во всяком случае, не с коммерческими целями.
— Вы ничего не продаете? — подозрительно спросила девица. Являя собой лицо передового британского бизнеса, она, естественно, относилась с величайшим недоверием ко всякому, кто дерзал обратиться с подобным предложением к ее фирме.
— Нет, ничего не продаю, — заверил ее Роджер совершенно искренно, задетый, однако, ее грубостью.
Он надеялся, что теперь девица смягчится. Конечно, она не кинется к нему в объятия, но хотя бы уделит ему несколько минут.
