— Я, конечно, не имею опыта в полицейских делах, но, как бы то ни было, медицинская экспертиза отнюдь не является абсолютно точной, как, видимо, думают непрофессионалы и новеллисты. Мы ошибаемся, и медицинская наука тоже. Что такое диагноз? Предположение, основанное на очень неглубоких знаниях и на некоторых неопределенных данных, которые могут вести к различным заключениям. Я, возможно, очень хорошо диагностирую корь, потому что за свою жизнь я видел сотни случаев кори и знаю необычайно широкий спектр ее признаков и симптомов. Но вряд ли вы когда-нибудь увидите то, что в справочниках называется «типичным случаем» кори. За свою жизнь я видел несколько странных случаев. Например, женщину, которую уже практически отправили на операционный стол, чтобы вырезать аппендикс, и вдруг в последний момент у нее диагностировали паратиф! Я видел ребенка с кожной болезнью. Честный и старательный молодой доктор определил это как явный случай серьезной витаминной недостаточности, а местный ветеринар приходит к матери мальчика и говорит, что у ее сына стригущий лишай, поскольку он играл с больной кошкой.
Врачи, как и все люди, являются жертвами предвзятых идей. Вот лежит человек, явно убитый, а рядом с ним окровавленные щипцы. Было бы чепухой утверждать, что его ударили чем-то иным, и все же, учитывая, что люди даже не представляют, чем можно разбить их головы, я подозреваю иное — что-нибудь типа этого.
— Вы этого не говорили на дознании?
— Нет, потому что я действительно этого не знаю. Дженкинс, полицейский хирург, был удовлетворен, а с его мнением считаются. Но это предвзятая идея… орудие лежит рядом с телом. Могла бы рана быть нанесена им? Да, могла. Но, если бы вам показали эту рану и спросили, чем она вызвана… Ну, я даже не думаю, смогли бы вы ответить, поскольку в общем-то это не имеет смысла… Я хочу сказать, что представьте себе двоих — один наносит удары кирпичом, другой — щипцами…
Доктор замолчал и неудовлетворенно покачал головой.
— Не имеет смысла, разве не так? — спросил он Пуаро.
— А не мог он упасть на какой-нибудь острый предмет?
Доктор Клоуд покачал головой.
— Он лежал лицом вниз посредине комнаты на толстом старомодном аксминстерском ковре.
Доктор прервал себя, как только в комнату вошла жена.
— А вот и Кэтти с помоями, — хмыкнув, заметил он.
Миссис Клоуд пробалансировала по комнате, неся поднос с чайными приборами, полбуханкой хлеба и мрачного вида джемом на донышке вазочки.
— Мне кажется, чай заварился, — нерешительно произнесла она, сняв крышку чайника и сунув в него нос.
Доктор Клоуд вновь хмыкнул и со словом «помои» вышел из комнаты.
— Бедный Лайонел! Со времен войны его нервы в ужасном состоянии. Он слишком много работал, ведь врачей не хватает. Он не давал себе отдыха. Ходил по вызовам и утром, и днем, и вечером. Удивительно, что он совсем не сломался. Конечно, он надеялся, что отдохнет, как только наступит мир. Все было решено совместно с Гордоном. Его хобби, может, знаете, ботаника, особенно проблемы использования лекарственных трав в средние века. Он пишет об этом книгу. Он ждал спокойной жизни, чтобы заняться научными исследованиями. Но затем, когда Гордон погиб… Ну, вы знаете, месье Пуаро, как дела обстоят сейчас. Налоги да прочее, он не смог удалиться от дел, и это его очень озлобило. Но ведь, действительно, какая несправедливость! Гордон умер, не оставив завещания… Это чуть было не убило мою веру. Я хочу сказать, что я не видела в этом цели. Это казалось ошибкой, и я не могла ничего поделать с этим чувством.
Она вздохнула, затем вновь приободрилась.
— Но я получила приятную поддержку с другой стороны. «Мужество и спокойствие — и путь будет найден.» И действительно, когда сегодня этот милый майор Портер встал и твердо, по-мужски, заявил, что бедный убитый — Роберт Андерхей, я сразу же поняла: путь найден! Разве не удивительно, месье Пуаро, как все поворачивается к лучшему?
— Даже убийство, — заметил Эркюль Пуаро.
Пуаро в задумчивости и слегка дрожа, ибо дул резкий восточный ветер, вошел в «Олень». Холл был пуст. Он открыл дверь с правой стороны в комнату отдыха. В ней пахло застоявшимся дымом, камин почти потух. На цыпочках Пуаро пересек холл и открыл дверь с табличкой «Только для постояльцев». Здесь в камине пылал огонь, но монументальная старая леди, расположившаяся в большом кресле и с удобством гревшая свои ноги, так свирепо посмотрела на Пуаро, что он поспешил ретироваться.
Минуту он постоял в холле, переводя взгляд с пустой стеклянной конторки на дверь с табличкой, на которой буквами модного в былые годы начертания была выведена надпись «Кафетерий». По опыту житья в сельских гостиницах Пуаро прекрасно знал, что кофе подается, причем крайне неохотно, только на завтрак и содержит так много водянистого молока, что оно является чуть ли не основным его компонентом. Маленькие чашечки приторного мутного напитка, называемого «черный кофе», подавались, как ни странно, не в кафетерии, а в комнате отдыха. Виндзорский суп, венскую котлету с картофелем, паровой пудинг, то есть те блюда, из которых состоял обед, можно было получить в кафетерии не ранее семи часов, а до этого в «Олене» царил мертвый покой.
Пуаро в задумчивости поднялся по лестнице, но вместо того, чтобы в коридоре свернуть налево, где находился его одиннадцатый номер, он повернул направо и остановился перед дверью номера 5. Пуаро оглянулся. Вокруг ни души. Он открыл дверь и вошел.
Полиция закончила свои дела в этой комнате, которая явно недавно была вымыта и убрана. На полу не было никакого ковра. Очевидно, «старинный аксминстерский» отправился в чистку. Одеяла приятной стопкой были сложены на кровати.
Закрыв за собой дверь, Пуаро прошелся по комнате, которая была чистой и не представляла никакого интереса. Он осмотрел обстановку: письменный стол; старинный комод из красного дерева; такого же стиля шкаф (очевидно, тот самый, который закрывал дверь в четвертый номер); большая железная двуспальная кровать; умывальник с горячей и холодной водой — дань моде и нехватке прислуги; большое, но довольно неудобное кресло, два небольших стула; старинная викторианская каминная решетка с кочергой и острой лопаткой, принадлежавшей, видимо, к тому же набору, что и каминные щипцы; тяжелый мраморный камин с широким бордюром и мощными острыми углами.
Именно на них обратил внимание Пуаро. Влажным пальцем он провел по правому углу камина и затем обследовал результат. Его палец слегка почернел. Затем Пуаро проделал то же самое другим пальцем по левому углу каминного бордюра. На этот раз палец был абсолютно чистым.
«Так, — подумал про себя Пуаро. — Так.»
Он взглянул на умывальник. Затем подошел к окну и посмотрел — плоская крыша, похожая на гаражную, а дальше — узенькая боковая дорожка. Удобно, чтобы незаметно прийти, а затем незаметно удалиться из пятого номера. Но с такой же легкостью можно незаметно подняться в пятый номер и по лестнице. Он сам только что это сделал.
Пуаро вышел осторожно из комнаты, неслышно прикрыв за собою дверь, и отправился в свой номер. Ему показалось там холодно. Он вновь спустился по лестнице, остановился в нерешительности, но затем, побуждаемый прохладой вечера, смело вошел в комнату с табличкой «Только для постояльцев», придвинул к камину второе кресло и уселся около огня.
Монументальная старая леди, оказавшаяся рядом, выглядела еще более свирепой. У нее были темные, с проседью волосы, пышно растущие усы и (это выяснилось, когда она заговорила) мощный, внушающий благоговейный трепет голос.
— Эта комната, — сказала она, — только для тех, кто проживает в гостинице.
— Я как раз здесь проживаю, — ответил Эркюль Пуаро.
Старая леди на пару минут задумалась, прежде, чем отразить атаку.
— Вы — иностранец! — наконец произнесла она обвинительным тоном.
— Да, — ответил Эркюль Пуаро.
— По-моему, — заметила старая леди, — вам стоит убраться.
— Куда убраться? — спросил Пуаро.
— Туда, откуда вы приехали, — твердо заявила старая леди. — Иностранцы! — фыркнув, добавила она вполголоса.
— Это, — мягко произнес Пуаро, — будет нелегко.
— Чепуха! — бросила старая леди. — Разве не ради этого велась война? Чтобы люди могли вернуться в свои родные места и там жить.
Пуаро не стал вступать в спор. Он хорошо знал, что у каждого человека своя точка зрения на то, почему и ради чего велась война.
Повисло довольно враждебное молчание.
— Не понимаю, к чему мы идем, — произнесла, наконец, старая леди. — Совсем не понимаю. Каждый год я приезжаю сюда и останавливаюсь в этой гостинице. Именно здесь шестнадцать лет назад умер мой муж. Он похоронен на местном кладбище. Ежегодно я провожу здесь месяц.
