Мы вышли. Я поднялся на один лестничный марш, зная, что Сельма у себя: Фриц только что отнес ей поднос с завтраком. К тому времени нас с ней уже связывали достаточно близкие (но не интимные) отношения, чтобы я прибег к условному стуку: два-один-два.
Мне было дозволено войти. И я отметил – просто в силу привычки все подмечать, чрезвычайно важной для детектива, – что она замечательно выглядит в мягком, длинном, свободного покроя одеянии лимонного цвета, то ли халате, то ли домашнем платье, и без грима. Мы пожелали друг другу доброго утра, и я сообщил, что за ночь ничего существенного не произошло, но нами разработана программа действий.
Когда я пояснил миссис Молой суть нашего плана, она усомнилась, что в ее квартире может обнаружиться что-то неизвестное ей. Тогда я напомнил, что она даже не потрудилась заглянуть в доставленные из офиса мужа картонные коробки, и спросил, избавилась ли она от одежды Моллоя и прочих его вещей. Выяснилось, что нет. Ей попросту не хотелось ни к чему прикасаться, поэтому все на месте. Я предупредил, что обыск будет доскональным, и она не возражала. Желания поехать с нами на квартиру вдова не изъявила.
– Вы наверняка решите, что я не в своем уме. Ведь совсем недавно я не хотела перебираться сюда. А вот теперь у меня нет ни малейшего желания когда-нибудь снова войти в ту дверь. Похоже, моя беда была в том, что я просто не решалась оттуда съехать.
Ее беда была в том, возразил я, что она считала Питера Хейза убийцей Моллоя. Но это уже в прошлом. Затем я взял у нее ключи, спустился вниз, где меня ждали парни, положил на стол Вульфа записку с телефоном квартиры и предупредил Фрица, что мы уходим. Сол и Фред собрали комплект инструментов из того, что нашлось в шкафу в кабинете. Мы держим там буквально все, начиная от ключей и кончая отмычками.
Описание всего, что мы проделали в тот день в квартире Моллоя между 9.35 утра и 3.10 дня, возможно, пригодилось бы вам для поисков утерянных бриллиантов или редкостных почтовых марок, но если вы не теряли ни того ни другого, оно только нагонит на вас скуку.
Под конец мы знали много нового о хозяевах квартиры. Например, что Моллой собирал использованные лезвия в картонную коробочку, которую хранил в своем туалетном столике. Или что кто-то однажды прожег маленькую дырочку в сиденье стула, вероятно сигаретой, а потом непонятно для чего засунул в нее кусочек лимонной кожуры. Что у миссис Моллой три пояса с резинками; что она носит бледно-желтое нижнее белье, белые ночные сорочки и чулки четырех оттенков телесного цвета, не хранит никаких писем, кроме полученных от сестры из Арканзаса; что у нее нет неоплаченных счетов, за исключением одного, из прачечной, на три доллара восемьдесят четыре цента. Что у всей мебели в квартире прямые ножки. Что если у вас из рук выскальзывает сахарница с гранулированным сахаром, который рассыпается по полу, это равносильно стихийному бедствию.
Мы с Солом также внимательнейшим образом обследовали каждый клочок бумаги в трех картонных коробках, которыми занимался Орри.
Было бы неверно сказать, что мы вообще ничего не обнаружили. Мы обнаружили два пустых ящика – самых верхних с обеих сторон двухтумбового письменного стола, стоявшего возле стены в комнате, которая, очевидно, служила берлогой Моллою.
Ни один из шести ключей, которыми снабдила меня Сельма, не подходил к их замкам – отличным замкам марки «Уэзерби». И Солу пришлось поработать над ними инструментами из нашего набора. Ящики оказались девственно пустыми. Заперли их, очевидно, лишь в силу привычки.
В 3.10 я позвонил Вульфу и вывалил на него все дурные новости, в том числе касающиеся ящиков стола. Орри просил передать боссу, что еще никогда в жизни ему не приходилось тратить столько времени и сил на поиски, давшие такой ничтожный результат, о чем я благоразумно умолчал. Вульф велел передать Фреду и Орри, что на сегодня они свободны, а меня вызвал к себе.
Проверив, все ли в порядке после нашего набега, мы отбыли восвояси. Фред с Орри направились в угловой бар топить свое разочарование в стакане виски, а мы с Солом стали ловить такси.
Возвращались мы отнюдь не в лучшем расположении духа. Если наш гений не способен измыслить ничего, кроме прочесывания территории Большого Нью-Йорка, включая Джерси и Лонг-Айленд, в поисках некоего сувенира, возможно не существующего в природе, перспективы у нас отнюдь не блестящие.
Однако оказалось, что у Вульфа на уме есть кое-что более определенное. Не успели мы с Солом переступить порог кабинета, как он выпалил, обращаясь ко мне:
– Насчет Делии Брандт… Того приглашения отправиться с Моллоем в Южную Америку… В среду ты сказал, что, по ее уверениям, она ответила отказом. Однако тебе показалось, что это была ложь. С чего ты это взял?
Я на мгновение задумался.
– Да с того, каким тоном это было сказано, как она посмотрела на меня, как отвечала на вопросы, касающиеся нашего дела. И вообще, у меня сложилось о ней определенное впечатление.
– Оно изменилось с тех пор? После того как ты узнал, что она собирается замуж за Уильяма Лессера?
– Нет, черт побери! Не может же она поехать в Южную Америку с мертвецом. К тому же, как нам стало известно из рапортов Фреда, Лессера она держала возле себя в качестве запасного игрока. Если бы Лессер узнал, с каким счетом проигрывает, и захотел бы взять реванш…
– Я не об этом. Если Моллой собирался уехать вместе с этой особой и она согласилась, он мог дать ей кое-что на хранение. Например, что-то из тех самых ящиков, которые сейчас пустуют. Так ли уж фантастично предположение, что, собираясь в поездку, он оставил что-нибудь на хранение в ее квартире?
– Нет, не так уж… Хотя я бы не доверил ей даже жетона от подземки. Правда, судя по всему, у Моллоя она пользовалась б́ольшим доверием. Вполне допускаю…
– Тогда вы с Солом отправитесь к ней с обыском. Немедленно.
Впадая в отчаяние, Вульф становится абсолютно бесстрашным. Готов не моргнув глазом подвергнуть меня риску пятилетнего пребывания на казенных харчах. Но это не так уж и страшно, поскольку я давно достиг возраста избирателя и всегда могу ответить ему «нет». Однако на этот раз он втягивал в авантюру не только меня, но и Сола. М-да…
– А она дома? – спросил Сол.
– Если она работает, ее не будет примерно до семнадцати тридцати, а то и позже. Если же она дома, я мог бы пригласить ее выпить шампанского. Но в таком случае тебе придется работать в одиночку. Позвонить ей?
– Пожалуй.
Я подошел к своему столу и набрал номер. Дождавшись пятнадцатого сигнала, повесил трубку и вновь повернулся лицом к обществу.
– Никто не отвечает. Сол, если тебе пришлась по душе эта идея, нам не понадобится весь набор инструментов – возьми только ключи. На двери парадной стоит мэнсоновский замок старого образца. В дверь ее квартиры врезан примитивный «уайетт». Ты разбираешься в этом лучше меня.
Сол поставил чемоданчик с инструментами на стол, выбрал четыре связки ключей и сунул их в карман, после чего закрыл чемоданчик. Пока он этим занимался, я достал из шкафа две пары резиновых перчаток.
– Должен напомнить вам, что осмотрительность ни в коей мере не позор для храбреца, – изрек Вульф. – Я не стану увиливать от ответственности. Сядем вместе!
– Премного вам благодарны, – поморщился я. – Если нас застукают, мы скажем, что вы умоляли нас не заниматься этим делом, сэр. Сядем без вас, чтобы как следует отдохнуть.
Мы ехали на Девятую авеню в такси и обсуждали по пути план действий, хотя обсуждать, честно говоря, было почти нечего. Выйдя из машины на Кристофер-стрит, мы прошли пешком до Арбор-стрит, свернули за угол и направились к дому номер 43. За те пять дней, что минули со времени моего первого визита, дом никто так и не покрасил. Мы вошли в вестибюль, и я нажал на кнопку рядом с фамилией Брандт. Никакого щелчка не последовало, я снова нажал на кнопку, подождал и надавил в третий раз.
– О’кей, – сказал я Солу и выглянул в приоткрытую дверь.
Арбор-стрит не Пятая авеню, так что мимо успели пройти лишь два мальчика и женщина с собакой, когда Сол окликнул меня:
– Готово, налетчик!
У него ушло на замок не более двух минут.
Он двигался впереди меня по узкой грязной лестнице. Мы условились для начала разобраться, что к чему. Потом я останусь сторожить верхнюю площадку лестницы, а он начнет раскопки. Когда мы миновали три лестничных марша, он достал из кармана связку ключей, приготовившись атаковать пресловутый «уайетт». Однако я напомнил ему изречение классика по поводу осмотрительности, которая не позорит храбреца, подошел к двери и постучал. Подождал, постучал громче, не получил ответа и посторонился, уступив место Солу.
На «уайетт» ушло больше времени, чем на замок парадной. Минуты, наверное, три. Наконец Сол управился с ним и толкнул дверь. Поскольку считалось, что я главный, ему надлежало уступить дорогу мне, но он первым перешагнул порог.
