всего семеро посетителей, когда Аллейн вошел в него без четверти девять: влюбленная парочка за угловым столиком и пятеро одетых по-городскому мужчин, игравших в покер.
Аллейн респектабельно взял бокал портвейна, уселся с ним на банкетку за самым дальним столом и развернул вечернюю газету. Отдаленный гул голосов, доносившийся от двух барных стоек, свидетельствовал о популярности «Железного герцога». Без пяти девять появилась сестра Джексон. Аллейн пришел в легкий шок, впервые увидев медсестру без служебной формы. Она была в облегающем синем платье с довольно смелым вырезом, щегольски заломленном бархатном берете и привлекающих внимание своей белизной перчатках. Ее макияж был ярче обычного, особенно на глазах. Аллейн заметил, что она плакала.
– Как мы с вами пунктуальны, – сказал он, развернув для нее стул спинкой к залу. Она села, не взглянув на Аллейна и сделав движение плечами, которое при иных обстоятельствах можно было бы счесть провокационным. Он спросил, что бы она хотела выпить, и после некоторых колебаний и капризничания с ее стороны, предложил бренди.
– Ну… благодарю, – согласилась сестра Джексон в конце концов. Он заказал двойную порцию. Когда принесли напиток, она неожиданно быстро сделала хороший глоток, содрогнулась и объяснила, что пребывает в страшном напряжении. Это была первая фраза, состоявшая более чем из трех слов, какую она произнесла с момента прихода.
– Очень симпатичный паб, – заметил Аллейн. – Вы часто здесь бываете?
– Нет. Я тут впервые. Они… мы… все ходят в «Корону» на Сливовой. Потому-то я и предложила это место. Чтобы уж наверняка никого не встретить.
– Что бы вы ни собирались мне сообщить, я рад, что вы решили поделиться этим со мной.
– Мне очень трудно начать.
– Не волнуйтесь. Просто попробуйте. Вы сказали что-то насчет шантажа, не так ли? Давайте с этого и начнем.
Она до неловкости долго смотрела на Аллейна, потом вдруг открыла сумку, вынула из нее сложенный листок бумаги и протянула ему через стол, после чего сделала еще один щедрый глоток бренди.
Аллейн развернул листок, прикасаясь к нему лишь ногтем и ручкой.
– Вы, случайно, не были в перчатках, когда получили его? – поинтересовался он.
– Случайно была. Я как раз собиралась уходить. Он лежал на стойке регистрации.
– А где конверт?
– Не знаю. То есть знаю. Думаю, что знаю. На полу у меня в машине. Я вскрыла его, когда села за руль.
Теперь развернутый листок лежал на столе. Это было то, что в полиции называют анонимными письмами, содержащими угрозу: длинный узкий листок желтоватой низкосортной бумаги, вероятно оторванный от домашнего блокнота для записей. Текст был составлен из отдельных букв, вырезанных из газеты и приклеенных двумя неровными строками: «Отправьте по почте 500 фунтов пятерками С. Моррису, 11, Порт-лейн, Саутгемптон, иначе сообщу полиции о вашем визите в комнату 20. Без шуток».
Аллейн взглянул на сестру Джексон, та неотрывно смотрела на него, как загипнотизированный кролик.
– Когда это пришло?
– Вчера утром.
– В «Ренклод»?
– Да.
– Конверт надписан таким же способом?
– Да. Моя фамилия вырезана полностью, в одно слово. Я узнала – оно взято из рекламы в местной газетенке магазина тканей Джексона, так же как и название «Отель “Ренклод”», оно тоже вырезано целиком из рекламы.
– Вы не выполнили требование, конечно?
– Нет. Я не знала, что делать. Я… со мной ничего подобного никогда не случалось… я… я жутко расстроилась.
– Вы ни с кем не советовались по этому поводу?
Она покачала головой.
– С доктором Шраммом, например?
Он мог бы поклясться, что на короткий миг ее пышная плоть вздрогнула, и в глазах промелькнул мстительный огонек. Она промочила горло и прошептала:
– Ну, уж нет, спасибо!
– Это единственное послание, которое вы получили?
– Было еще кое-что. Гораздо хуже. Вчера вечером. В начале девятого. Меня вызвали из столовой!
– Что это было? Телефонный звонок?
– Так вы знали!
– Я догадался. Продолжайте, пожалуйста.
– Когда официант сообщил мне, я сразу поняла. Не знаю почему, но поняла. Я сняла трубку в одной из телефонных кабинок в холле. Мне кажется, он прижимал что-то к губам. Голос был приглушенным и каким-то искаженным. Он спросил: «Вы получили сообщение?» Я не могла произнести ни слова, и он продолжил: «Получили, иначе что-нибудь ответили бы. Вы выполнили инструкцию?» Я… не знала, что сказать, поэтому ответила: «Я выполню». Тогда он сказал: «Да уж, лучше вам это сделать». Он говорил что-то еще, я не помню точно, что-то насчет единственного предупреждения, кажется. Это все, – сказала сестра Джексон и допила свой бренди. Стакан дрожал у нее в руке, обтянутой перчаткой, и она неловко поставила его на стол.
– Не возражаете, если я заберу это? И окажите мне любезность, сложите листок и вложите его сюда. – Он достал из кармана конверт и опустил его на стол рядом с листком.
Помедлив немного, она дрожащими руками сделала то, о чем он просил. Взяв конверт, он сунул его в нагрудный карман.
– Что он со мной сделает? – спросила сестра Джексон.
– Вполне вероятно – ничего существенного. Полиция может что-то узнать от шантажиста, но вы же это предвидели, не так ли?
– Я не понимаю.
– Сестра Джексон, вы не думаете, что лучше вам самой рассказать мне о вашем визите в комнату номер двадцать?
Она хотела что-то вымолвить, но у нее пропал голос, хотя губы и двигались. Она приложила к ним палец, потом посмотрела на оставшееся на перчатке пятно помады.
– Ну же, – поторопил ее Аллейн.
– Вы не понимаете.
– Так постарайтесь меня просветить.
– Я не могу.
– Тогда зачем вы хотели со мной встретиться? Наверняка затем, чтобы предвосхитить то, что он может нам рассказать. Чтобы опередить его.
– Я не сделала ничего плохого. Я дипломированная медсестра.
– Разумеется. Итак, когда вы туда пришли?
Она сосредоточила взгляд на паре за дальним столиком, выпрямилась и выдала свой «отчет» серией бессвязных фраз, смысл которых сводился к следующему.
Это случилось около девяти часов вечера в день смерти миссис Фостер (вместо слова «смерть» сестра Джексон употребила «уход»). Она шла по коридору, направляясь к себе, и услышала громкий звук телевизора, доносившийся из двадцатой комнаты. Играла поп-песня. Она знала, что миссис Фостер не любила подобную музыку, и подумала, что та, должно быть, заснула, а шум может мешать постояльцам из других номеров. Поэтому она постучала, а потом вошла.
Здесь сестра Джексон сделала паузу. По движению ее губ и шеи можно было догадаться, что она сглотнула, а когда заговорила вновь, голос зазвучал выше, но ничуть не громче, чем прежде.
– Пациентка, я имею в виду миссис Фостер, лежала в кровати, как я и предполагала, то есть спала.
