дамы богатая фантазия, вы должны это иметь в виду. Если быть совсем-совсем честным и откровенным, она первостатейная лгунья. Не так ли, милая?
– Вы следили за мной.
– Прошло много времени, с тех пор как я перестал это делать, дорогая.
На миг Аллейн представил, как приятно было бы врезать доктору Шрамму.
– Вынужден настаивать, – сказал тот. – Вы уж простите, но сами видите, как складывается обстановка. Я отлично отдаю себе отчет в том, что вы подумаете, будто у меня был мотив для совершения этого преступления, если преступление и впрямь имело место. Поскольку я наследник – постольку я и подозреваемый. Конечно, бесполезно с моей стороны говорить, что я сделал предложение Сибил не, – он наставил указательный палец на Аллейна, – не потому, что позарился на ее деньги, а потому, что любил ее. Да, любил, и именно в этом, – он уставился на сестру Джексон, – вся беда. – Речь его разносилась теперь по всему залу и напоминала монолог пьяного комического персонажа какой-нибудь пьесы. – Тебе бы хотелось, чтобы все было именно так. Тебе бы хотелось верить, что я вернулся из Лондона раньше и убил ее ради денег. Ты же настоящая рехнувшаяся сука. Господи, ты ведь даже грозила, что сама до нее доберешься. Что, не правда? Ну, грозила ведь? Где этот чертов официант?
Он встал, навис над столом и, опираясь на него левой рукой, правой нажал кнопку на стене над головой Аллейна, вдали послышался звонок. Лицо Шрамма находилось в трех дюймах от лица Аллейна. Сестра Джексон съежилась на своем стуле.
– Какая мерзость! – воскликнула она.
Аллейн оторвал доктора Шрамма от стены и усадил на стул. Потом направился к двери, из которой должен был выйти официант, и когда тот появился, показал ему свое удостоверение.
– Джентльмену уже достаточно, – сказал он. – Я все улажу сам. У вас ведь есть черный ход?
– Да, есть, – с опаской подтвердил официант и после заминки добавил: – Сэр.
– Он собирается заказать еще один скотч. Вы можете соорудить слабенький напиток, чтобы он выглядел как двойной скотч? Вот вам – это за все и сдачи не надо. Договорились?
– Большое спасибо, сэр, – ответил официант, мгновенно оживившись от любопытства и благодарности. – Сделаю все, что смогу.
– Официант! – заорал доктор Шрамм. – То же самое еще раз!
– Ваш выход, – сказал Аллейн.
– Что мне ему сказать?
– «Сейчас, сейчас, сэр» [117] подойдет.
– Это Шекспир? – рискнул предположить официант.
– Точно.
– Официант!
– Сейчас, сейчас, сэр, – смущенно отозвался официант. Подойдя к столу и собрав пустые стаканы, он поспешно удалился.
– Стр’нный официант, – сказал доктор Шрамм. – Так вот, я настаиваю, чтобы меня проинф’рмировали, по причине, которую я только с’час исчерп’вающе объяснил. Что она сказала? Про меня.
– Вы вообще не фигурировали в нашем разговоре, – ответил Аллейн.
– Это вы так говорите.
Сестра Джексон, с каким-то одурманенным и испуганным видом возвращаясь к своей обычной манере общения, повернувшись к Аллейну, произнесла так, словно никакого перерыва в их разговоре и не было:
– Я бы не поступила так низко. Вы с ума сошли, сами не понимаете, что говорите. Она спала.
– Почему же тогда вы не сообщили о своем визите? – спросил Аллейн.
– Это не имело никакого значения.
– А вот это вздор. Это – если это правда – помогло бы установить, что в то время она была еще жива.
На доктора Шрамма вдруг снизошел момент временной трезвости, какими пьяные люди порой поражают, и он сказал:
– Я правильно понял, сестра? Вы заходили к ней в комнату?
Сестра Джексон проигнорировала его. Вместо нее ему ответил Аллейн:
– Да, около девяти часов.
– И не сообщили об этом? Почему? Почему? – воззвал он к Аллейну.
– Не знаю. Может быть, побоялась. А может быть, потому, что…
Сестра Джексон, перебивая его, сдавленно выкрикнула:
– Нет! О боже мой, нет! Он все поймет неправильно. Сделает поспешный вывод. Все было не так. Она спала. Естественным сном. С ней не было ничего необычного.
Вернулся официант со стаканом, наполненным до половины.
– Уберите, – скомандовал Шрамм. – Мне нужна ясная голова. Принесите лед. Принесите мне много льда.
Официант взглянул на Аллейна, тот кивнул. Официант удалился.
– Я ухожу, – сказала сестра Джексон.
– Вы останетесь на месте, если не хотите получить подзатыльник.
– А вы, – добавил Аллейн, – останетесь на месте, если не хотите, чтобы вас арестовали. Ведите себя прилично.
Несколько секунд Шрамм сидел, молча уставившись на него. Потом пробормотал что-то вроде «кто бы говорил», достал из нагрудного кармана безупречно чистый носовой платок, положил его на стол и стал складывать по диагонали. Вернулся официант с миской, полной льда.
– Я буду обязан доложить управляющему, сэр, – промямлил он, адресуясь к Аллейну. – Если ваш приятель опять начнет шуметь. Мне придется.
– Беру ответственность на себя. Скажите управляющему, что идет экстренная полицейская операция. Передайте ему мою визитку. Вот, пожалуйста.
– Это… это же не касается того происшествия в «Ренклоде», правда?
– Как раз касается. Давайте мне лед и исчезните. Вот и славно.
Аллейн поставил миску на стол. Дрожащими руками Шрамм начал выкладывать лед на носовой платок.
– Сестра, – нетерпеливо сказал он, – заверните лед в платок, пожалуйста.
К величайшему удивлению Аллейна, она быстро и профессионально сделала то, что он просил. Шрамм ослабил галстук и расстегнул воротник рубашки. Они действовали, словно собаки Павлова, повинуясь рефлексам. Он уткнулся лбом в стол, она положила узелок со льдом ему на затылок. Он охнул. Тонкая струйка воды побежала у него по скуле.
– Держите так, – скомандовал он и начал дрожать.
Наблюдая за этим представлением, Аллейн подумал о том, каким непредсказуемым бывает поведение пьяных людей. Сестра Джексон пребывала в состоянии, которое не очень точно определяется как «спасибо, мне достаточно». Бейзил Шрамм – на более высокой стадии опьянения, однако он не утратил способности оценить свое состояние и до известной степени справиться с ним. И вот они, в тандеме, действуют автоматически слаженно, из страха, как был уверен Аллейн, собрав всю свою оставшуюся, не очень надежную, способность соображать.
Сестра Джексон продолжала держать лед. На столе собралась уже приличная лужа, и вода начала капать на пол.
– Достаточно, – сказал наконец Шрамм.
Сестра Джексон засунула его платок с остатками льда в миску. Аллейн предложил ему свой, и Шрамм промокнул им лицо. Потом застегнул воротник рубашки и подтянул галстук. Словно сговорившись, они с сестрой Джексон одновременно сели за стол друг против друга, Аллейн на банкетке оказался между ними – как рефери, подумалось ему. Эффект усилился, когда он достал свой блокнот. Они не обращали на него ни малейшего внимания, сверля глазами друг друга. Он – с неприязнью, она –
