они.
– Я сам так решил.
Снова раздался хохочущий шепот.
– Ты ничего не решаешь, дурачок, – раздался голос совсем рядом.
– Я сам так решил, – повторил Андрей.
– Не глупи, ты делаешь то, что мы тебе внушаем! И получаем от тебя то, что хотим получить, – тот же голос звучал уже издалека.
– Ты врешь! – закричал Андрей.
– Если мы, вообще, хотим от тебя что-то получить, – не обратив внимания на Андрея, продолжал голос. – Ты такое ничтожество, что, в общем-то, и не нужен нам. Твой удел быть червяком, слиться со стадом таких же, как ты, и ползти туда, куда мы тебя, всех вас, направим.
– Как бы ни так, – возразил Андрей, стараясь успокоиться.
– А ты становишься непослушным. Одно дело разглагольствовать по пьяной лавочке, как клоун, другое – бесстыдно поднять голову вверх.
– Я не только поднял голову, я сделал шаг.
– Что ж, сам напросился.
Неожиданно с двух сторон от Андрея, словно из тьмы леса, вылетели цепи с браслетами на концах и обхватили кисти его рук. В тот же момент его стремительно потянуло вперед, и он уткнулся лбом в деревянный столб. Руки были соединены впереди столба и скованы.
– Ну и кто ты? – раздался голос.
– Я свободный человек, – прошептал Андрей.
По лесу разметался хищный хриплый смех.
– Зачем ты сюда пришел? – спросил шепотом хор.
Андрей сжал зубы, зажмурился и прокричал, что есть силы:
– Я хотел плюнуть вам в морды, поганые псы!
Где-то сзади послышался хлопок, что-то засвистело, приближаясь, и Андрей ощутил жгучую боль в спине, где-то между лопаток.
– Раз! – смеясь, радостно послышалось вокруг.
Еще удар.
– Два!
Еще…
– Три! Четыре! Пять!..
Андрей терял сознание.
– Шесть! Семь! Восемь!..
Весь следующий день он был в подавленном состоянии. Выходя из дома, он оглядывался по сторонам. Лишь серый полумрак, сквозь моросящий сверху дождь, пристально наблюдал за ним, ухмыляясь и продолжая сковывать холодом воздух. Он ощущал слабость во всех членах. Никакой боли в спине не было. Был страх, чувство позора, бессилия и бессмысленности.
Оксана снова бредила. Температура не снижалась. Андрей также не отходил от нее, стараясь не пропустить возможности дать ей лекарств и воды.
Наступила ночь. Андрей поцеловал Оксану в щеку, подкинул дров в печь и вышел из дома, крепко закрыв дверь. Только он сошел с порога, как грянул гром и моментально хлынул ливень. Не обращая на него внимания, он шагнул во тьму.
– Я иду вперед! – крикнул он.
– Ты в стаде, в болоте, в тине, в куче, в однообразной серой куче. Ты пылинка, перетекающая внутри кучи, растворяющаяся в инертной массе, состоящей из таких же, как ты… – шептали голоса ничуть не перекрываемые ни громом, ни дождем.
– Я иду вперед! Я спасу Оксану! И я пойду вперед! А вы пошли прочь! – закричал он во все горло, стараясь перекричать шум дождя.
– Ты никто в этом мире, ты никто в любом мире, ты никто! Мы ведем тебя туда, куда захотим, у тебя нет права выбора… – шептало вокруг.
– У меня есть…
– У тебя есть лишь иллюзия права, иллюзия выбора, иллюзия мнения, иллюзия мысли. Все, что в тебе должно быть, это готовность к выполнению наших приказов!
Дождь хлестал по щекам. Руки сковал холод.
– Верните мне Оксану, твари! Она ни при чем!
– Это твоя забота. Ты сам сюда пришел. Зачем ты это сделал?
– Чтобы сказать вам, что я не сверну с пути, пути, выбранного мной…
Мгновенно дождь прекратился. Воцарилась мертвая тишина. Андрей перестал видеть. Он расставил руки в стороны, но тут же наткнулся в стену с обеих сторон.
– Где я? – прошептал он.
– В яме, где же еще, – спокойно ответил голос, донесшийся сверху. – Так что за путь ты выбрал? Грабежи, угоны, да убийства? Похвально. Ты достойный член любого общества. Полезный гражданин. Не так ли? Что ты рыпаешься? Чем тебе не жилось спокойно? Ты жил в тепле, катался в масле. Окончил институт и тут же попал на престижную и высокооплачиваемую работу, сменил ее на более выгодный вариант. Купил квартиру, машину. Да, закабалил себя кредитами, но это нормально для вас, так называемых, цивилизованных людей. Ты плачешь и убиваешься своим рабством? Да твое рабство просто сказка! Ты подумай, каково было рабам Древнего мира, к примеру, или неграм с плантаций, крепостным, да, сколько их только не было по всему миру! Их продавали, как вещи, и обращались с ними, как с вещами. И это совсем не фигуральное выражение. Плачет он, бедный. От жира? Ты хоть малейшее представление о лишениях или страданиях имеешь? Ты, родившийся в тепле и живший в неге? Ты хоть представляешь, каково быть узником концлагеря? Каково находиться под пытками Великой инквизиции? Раб? Да, ты раб, но тебе повезло со временем и местом. Смирись и живи, как прежде.
– Я не раб, – прошептал Андрей.
– Ох, как ты заблуждаешься! Как же ты заблуждаешься! И да, вот еще что, Оксана умрет.
– Нет! – закричал Андрей.
– Так смирись, и прекрати свои бессмысленные шаги. «Я иду вперед». Ислама что ли наслушался? Смирись.
– При чем тут Оксана?
– Ну, ты же волен распоряжаться судьбами, контролировать их. Ты же думаешь, что волен, и сам ты вольный. Что ты можешь?
– А вы?..
– А мы? Мы-то как раз вами и распоряжаемся.
– Кто вы такие? – прохрипел Андрей.
– Уймись. Ты ничего не сможешь, если не смиришься. Оксана умрет. Да ты же это итак знаешь. Ты думаешь, что лесник тебе случайно попался? Ты без него не добрался бы сюда. Такие, как он подвозят таких дурачков, как ты…
– Что ты несешь?
– Смирись, и вернись обратно. Оксана умрет, и ты ничего не сделаешь. У тебя…
– У меня хватит воли спасти ее! – вне себя закричал Андрей. – Она будет жить!
– Нет у тебя воли! – послышался страшный вопль. – Воли нет! Нет ее нигде, не было и не будет! Ни у кого! На колени, раб!
– Что? – прохрипел Андрей.
В этот миг он оказался посреди леса. Гремел гром, хлестал дождь.
– На колени, раб! – зарычал хор.
– Я… – начал Андрей, прикрывая лицо ладонью от крупных капель, сплошным потоком льющихся сверху, – я не раб!
– Ты раб! – пронзительно рычал хор.
И снова кандалы, позорный столб и плеть.
– Я не раб, – без остановки хрипел Андрей до тех пор, пока не потерял сознание.
Стало еще холоднее. Ломило все тело. В голове кружился едкий туман, не позволяющий Андрею сосредоточиться. Был страх, чувство позора, бессилия, бессмысленности и безысходности.
Температура не падала. Оксана горела. Андрей лежал на полу и корчился от отчаяния, он мычал, стараясь не закричать от