— Что, черт возьми, с тобой, Зингер? Ты что, спишь на ходу?
— Было много помех, отражение от земли.
— Чушь. Какая тут земля? Одна вода до самой Англии.
— Значит, шторм виноват.
— Ладно, хватит, Зингер. Ты его засек только в тридцати милях, и наши не успели его перехватить. Всем быть в комнате тридцать три через десять минут. Сделайте перекур, и не опаздывать. Займемся обнаружением торпед.
— Мы уже делали это, — пожаловался Крауз, один из операторов.
— И будем делать до тех пор, пока толком не научимся, — отрезал Мастерс. — Можете идти курить.
К Мастерсу подошел Эндрю Брэг, юный младший лейтенант, только что из школы связи.
— Вам не кажется, мы слишком круто взялись за дело?
— Что? — спросил Мастерс, поражаясь, почему именно под его начало попадали все идиоты в чине младшего лейтенанта.
— Вам не кажется, сэр, что людям немного тяжело?
— Почему? — раздраженно спросил Мастерс.
— С тех пор как мы здесь — никаких увольнений. Дежурства по двадцать четыре часа в сутки. Все время занятия, только перекур и перерыв на обед. Не знаю, сэр…
Мастерс кисло оглядел Брэга.
— Скажите мне, младший лейтенант, вы что, черт возьми, думаете, мы здесь на пикнике?
— Что, сэр? — Брэг вздрогнул.
— Мы здесь для того, чтобы эти люди сработались, как один четко отлаженный механизм. Мы будем кораблем радиолокационного дозора, Брэг. Вы знаете, что это означает? Это означает, что судьба "Сайкса" и всего оперативного соединения позади "Сайкса" будет зависеть от эффективности нашей радиолокационной завесы. Знаете, сколько у нашего корабля будет времени в запасе?
— Нет, сэр.
— Считанные минуты, Брэг. Статистику приводить не буду, но я хочу вбить в головы всем нашим, что сейчас все им может казаться шуткой, но может прийти день, когда все будет серьезно. Чертовски серьезно. И они должны быть к этому готовы.
— Конечно, сэр.
— Так что не говорите мне, что я их загнал. Я не слезу с них столько, сколько нужно. И до тех пор, пока не увижу, что что-то начинает получаться, увольнительных не будет. Я сам был в увольнительных, Брэг?
— Нет, сэр.
— Совершенно верно, не был. И я вам кое-что еще скажу, Брэг. Я уже целую неделю до смерти хочу позвонить одной девушке. Она сейчас в Норфолке. И мне хочется быть там, и я хочу, чтобы она знала это. Но как только я оказываюсь в шести ярдах от телефона-автомата в вестибюле, сразу же кто-нибудь появляется с очередным приказом от командира части. У меня времени нет даже ей письма написать. Так что не хнычьте по поводу людей. Мы все люди, Брэг. К черту морской жаргон. И мне это нравится ничуть не больше, чем любому из нас.
— Понятно, сэр.
— Не печальтесь так. Соберите остальных офицеров, проведем небольшое совещание, прежде чем начнем с торпедами. Несите свои сигареты.
— Есть. сэр.
— Брэг!
— Слушаю, сэр.
— Вы бы не могли заменить меня сегодня на ночном дежурстве, чтобы я все-таки написал свое письмо.
Брэг выглядел откровенно разочарованным.
— Как скажете, сэр.
— Оставим это. Я пошутил. Тащите сигареты и вызовите остальных офицеров. У нас много работы.
На базе в Норфолке шли разговоры. Много разговоров.
— Конечно, я знал Грега Бартера. Славный был парень. Он же раньше работал санитаром в психушке. Я всегда говорил, что это заразное.
— Грег Бартер? Да, хороший парень, мой приятель. Склонен был к меланхолии, однако. Надо было это как-то предвидеть. Хотя никогда не знаешь, когда проявится желание покончить с собой.
— Я с самого начала понял, что он псих. — И еще говорили… Грег думал слишком много. Когда начинаешь думать, понимаешь, что сам себе не нравишься. Бац — и прыгаешь из окна.
— Мне нравился Грег. Не думаю, чтобы он выпрыгнул через это стекло. Он, наверное, поскользнулся.
— Совсем один в солярии. Кто, черт возьми, знает, что на самом деле произошло. Только один человек знает — Грег Бартер. Но он уже никому не расскажет, кроме святого Петра.
Знали двое. Один из них, может быть, рассказывал святому Петру, а может, и нет.
Другой не рассказывал никому.
Он стоял в туалете и тщательно брился, очень тщательно. Он хотел хорошо выглядеть сегодня вечером. Сегодня она в первый раз увидит его не в пижаме или халате. Он знал, что первое впечатление — самое главное.
Джейн Дворак, ягненок, которого вели на бойню.
Ну, не совсем на бойню, скорее в Уилмингтон. И не сегодня, конечно. Основное произойдет позднее, в зависимости от того, как пройдет сегодняшний вечер. У него не было никаких сомнений относительно сегодняшнего вечера. Он был уверен в ней. Она была стеснительным ребенком, но стеснительные — самые лакомые кусочки. Она не знала, какая будет развязка, и не узнает, пока он не покажет ей. И он с нетерпением предвкушал демонстрацию.
Стеснительная, но высший класс. Какая чистая, неиспорченная красота, как первый снег. Господи, как невинна.
Ее невинность причиняла ему почти непереносимую боль. Клер была красивой, но опытной и знающей и немного жесткой, думал он. Но красивой, действительно красивой, этого у нее не отнять. Но нельзя отрицать, что она была жесткой. Он сразу же раскусил ее, понял, что добиться ее несложно. Если ты ее привлекаешь. Он знал, что ей нужно было понравиться, она была жесткой, но не холодной. И он привлек ее, потому что знал, с какой стороны подойти. Верный подход — это самое главное. С Джейн нужно давить на чувства, нести всякую чушь о вечной любви. Он готов был отдать ей свою неувядающую любовь. Это накладывало, конечно, определенные обязательства, но не слишком обременительные. Разве не должна быть любовь бескорыстной? Конечно, Джейн, разве наша любовь не хрупка и нежна? Джейн, неужели мы не можем…
Можем, подумал он улыбаясь.
У умывальника напротив него стоял Петрофф, помощник артиллериста.
— Ты уже вернулся? — спросил Петрофф.
— Да.
— Что у тебя было?
— Катаральная лихорадка.
— У меня такое было однажды. Эй, а ты был там, когда этот дятел нырнул?
— Был где?
— В госпитале.
— Да.
— Псих, должно быть.
— Это уж точно.
— Да-а, Норфолку достается.
— Да.
— Вначале девушка, затем Шефер, потом этот ненормальный. Город как сглазили.
— Я пытаюсь побриться.
— О’кей, о’кей, брейся, — Петрофф сердито отвернулся, заметно обиженный равнодушием сослуживца.
Он минуту наблюдал за Петроффом в зеркальце, а затем переключил свое внимание на более приятное. Он улыбался. У него в мыслях была Джейн Дворак, спелая вишенка, которая прямо-таки ждала, чтобы ее сорвали и съели. Проглотили целиком, за один раз. Ам — и нету! А потом… Черт, после первого раза уже легко.
Как убить.
Ему не нравилось думать об убийстве, но приходилось признать, что с каждым разом это давалось легче. Особенно когда выходишь сухим из воды. А выходить сухим из воды было почти так же легко, как убивать. Ну и отвратительное слово! Но и вещь сама неприятная. Как розу ни назови… Но Джейн пахнет приятно. Не духами, а хорошим мылом. Чистый запах, как и все в ней. Это будет изумительно. Так еще никогда не было.
Этот сукин сын Грег не знал, что его ждет. Наглядный урок всем шутникам. Поиграй с огнем, и кончишь тем, что мозги размажутся по асфальту. Я должен был сразу понять, что он блефует. Но он говорил так убедительно. Ну, сейчас-то он знает, но что ему это дает? Может быть, райские кущи. А может быть, котел в преисподней. Так подлецу и надо. Не нужно было со мной такие шутки шутить. Сейчас я не могу рисковать. Убить было легко. Мне не будет так легко, если меня поймают. Я должен быть осторожным, очень осторожным. Малейший намек, и я снова сделаю ход. Я вынужден. Я не могу рисковать. С Клер все вышло случайно, и с Шефером — но Шефер знал, и Грег тоже. Ну, знал-то он недолго, быстренько прыгнул ласточкой. Любой, кто знает, мне опасен. Любой, кто знает, ведет меня прямо на каторгу, помогая мне перерезать свое собственное горло.
Он ополоснул бритву и смыл пену с лица. Он провел по щеке тыльной стороной ладони. Гладко. Джейн понравится. Джейн не нравятся похожие на обезьян. Джейн хочет, чтобы все было нежно, как открывающаяся почка. Я как раз то, что надо. Поздравляю.
Она ждала перед кинотеатром. Вечер был прохладный. Она надела юбку со свитером и твидовое пальто, чулки без шва и темно-синие лодочки. Длинная нитка жемчуга повторяла изгиб ее груди под пальто. Она завязала голову платком, но один светлый локон выбился из-под косынки и небрежно лежал у нее на лбу.
Она немного нервничала, вглядываясь в лица прохожих, ища по очереди то его, то кого-нибудь, кто мог бы ее узнать. Она чувствовала, как под ее шерстяным свитером бьется сердце. Ей было не по себе. Она трусила, но ей очень хотелось увидеть его. Она хотела проверить свои чувства. Хотела определить для себя, что же это было.
