которому придется в случае чего отвечать за все дела:
— Завтра чтобы без опозданий, — нахмурился Жора, у которого как раз вспыхнуло административное рвение — захотелось почувствовать себя хоть на миг настоящим, а не фальшивым хозяином конторы.
— Конечно, Жорик.
Проходя мимо тяжелой двери белой комнаты, в которой совещались обычно самые подозрительные из мелькающих в «Общем деле» личностей, Надя, поежилась. Какие там только посетители не бывали! Что там только не происходило! А что, собственно, там происходило? Узнать невозможно, поскольку комната полностью звукоизолирована. На памяти Нади один из посетителей этой комнаты так и не вышел оттуда. Что с ним там произошло — думать об этом не хотелось.
Юрий Викторович — пожилой мужчина, обильные татуировки на руках которого недвусмысленно говорили о том, в каких местах он провел часть своей жизни, был постоянным посетителем белой комнаты. Она не знала, что это вор в законе Чумной, хотя легко могла сделать вывод о его прошлом по обильным татуировкам. Он приезжал на тяжелом пятисотом «Мерседесе», в сопровождении «БМВ» с крутоплечими быками, и по тому, как к нему обращались окружающие, можно было прийти к выводу, что он далеко не последний человек в этой жизни. Но сегодняшний его гость… Таких субъектов здесь еще не появлялось. Встретившись с ним глазами, Надя почувствовала, как ноги ее ослабели. Она будто заглянула в бездну. Бр-р…
Надя уселась за руль «ФИАТа», стоявшего во дворе здания «Общего дела» рядом с «Мерседесом» Юрия Викторовича. Повернула в замке ключ зажигания. Медленно тронула машину. Охранник нажал на кнопку, и тяжелая створка ворот отъехала в сторону. Надя махнула рукой охраннику и вырулила на запруженную машинами улицу.
Что делать сегодня вечером? Отправиться к Леве? Да пошел он. К кому-нибудь из подружек? Сидеть, сплетничать об общих знакомых? Надоело. Вообще настроение у Нади было неважное. Она никак не могла отогнать от себя неприятное ощущение, возникшее, когда странный гость изучающе посмотрел на нее. Почему это так запало ей в душу? Она не знала, что-то в ней в тот миг перевернулось. Внутри засел глухой страх, возникающий обычно, когда видишь неторопливо ползущую ядовитую змею.
— Вот дурочка, — вслух обругала себя Надя и попыталась втиснуть свой «ФИАТ» между бензовозом и длинным «Линкольном».
Все, решено. Сегодня она поедет в подвальчик к Алику и надерется там виски с черной этикеткой. Обожает это виски. И подвальчик Алика обожает, хоть там и собирается, поговаривают, армянская мафия. Алик — старый знакомый. И в его ресторанчике она чувствует себя в безопасности.
…Мир вокруг качался.
— Баксами возьмешь? — пьяно спросила Надя таксиста.
— Ладно, давай. Тоже деньги, — кивнул усатый пожилой водитель.
«ФИАТ» Надя оставила на стоянке у подвальчика — завтра днем надо, будет отпроситься с работы и забрать его. Сколько там времени? Ух ты — далеко за полночь.
— Сдачи и-не надо, — икнула Надя.
Она хлопнула дверцей, покачнулась, едва не выронив из рук новую сумочку, но тут же выпрямилась и крепко вцепилась в ремешок. Да, немножко перебрала виски. И еще смешала с каким-то безумно дорогим вином. Алик угостил.
Асфальт слегка качнулся-под ногами, и фонари ушли в сторону. Но Надя совладала с земным притяжением и устремилась прямым курсом к подъезду. Поднялась на лифте на четырнадцатый этаж. Остановилась перед своей дверью. Вытащила ключи. Уронила их на пол. Подняла и вставила ключ в замочную скважину.
— Пришли, — прошептала она, толкая дверь.
Жесткая ладонь зажала ей рот. Ее втолкнули в прихожую.
— Не шуми, Надюша. И не бойся. У нас впереди хорошая ночь.
Хмель мгновенно улетучился. Надя узнала голос того незнакомца, который был сегодня в офисе «Общего Дела»…
Очнулся Слон в комнате, через всю стену которой шло огромное зеркало. Он сидел на хирургическом кресле, руки его были прикреплены широкими кожаными ремнями к подлокотникам — не порвешь, как ни старайся. Рядом стоял столик с ящичком, похожим на аппарат для снятия электрокардиограммы, с ампулами и шприцами и несколькими инструментами, вызывавшими в воображении живые картинки, увязанные с ампутациями, вивисекцией и прочими подобными «радостями». На стуле с высокой спинкой-сидел мужчина в белом халате. За креслом стоял тот самый здоровяк, угостивший Слона дозой из шприца. Это был куратор трех оперативных пятерок Муромец.
Муромец обошел кресло и нагнулся над Слоном.
— За что Артиста подвесил? — спросил он.
— Кого? — откашлявшись, спросил Слон.
— С тобой и Доходягой в камере сидел.
— А, который по налогам? Сам повесился.
«Белый халат» неторопливо начал перебирать инструменты. Взял какую-то штуковину, напоминающую садовые ножницы. Попробовал лезвие пальцем:
— Ты чего, в поряде крезанутый? — заерзал на сиденье Слон.
«Белый халат» придвинулся к нему, легонько проведя лезвием по руке.
— Тебе лучше сразу все сказать. Все равно скажешь. — посоветовал Муромец.
— Да пошел ты, козел! Педрила! Козел!!! А-а! — Слон извернулся и рванул руки так, что ремни, казалось, переломят кости. Потом дернулся еще раз.
«Белый халат» обернулся к Муромцу и пожал плёп чами.
— Психопат. Замкнет в голове — ничего из него тогда не выжмешь.
— Сыворотка?
— Сердце слабое.
— На сколько его хватит?
— На двадцать минут должно хватить.
— Работаем.
Слон снова дернулся, начал биться в корчах. Но его тут же зажали сильные руки. В предплечье впился инъектор. С минуту ничего не происходило. А потом на Слона будто дохнуло из раскаленной печи. По телу прокатился жар. Сердце забарабанило в груди тяжелым пулеметом. Все вокруг стало куда-то уплывать, а потом, наоборот, приобрело ледяную четкость, так что казалось, слова падали стеклянными шариками в тонкие хрустальные бокалы. Потом Слона потянуло куда-то мощное течение — оно корежило, вертело его, лишало воли. Затем полились слова. Никогда Слону не хотелось болтать так, как сейчас. Никогда ему не было так смешно и радостно, как сейчас. Некоторое время он еще пытался сдерживаться. Ему это удавалось.
— Ты смотри, прищелкнул языком «белый халат». — Крепок.
— А еще вкатить?
— Попробуем.
Еще одна доза… И Слон сломался.
— Кто приказал убрать Артиста?
— Артист? Убрать? Убрали Артиста… Убрали… Артиста убрали… Болтался так смешно, ха-ха, ножками-то сучил… Смешно-то… Приказал?… Ага… Приказал.
— Кто?
— Я палач, ха-ха… Палач…. Приказали… И Доходяга палач. Мы палачи, ха-ха!..
— Кто приказал?
— Кукольник… Ха-ха…
— Зачем?
— Ха-ха… Ему тоже кто-то, ха-ха, приказал… Ха-ха.
Через минуту Слон обмяк.
— Готов, — кивнул «белый халат». — Сердце. Хорошо держался.
Муромец вышел из комнаты и прошел в соседнее помещение, из которого через зеркало наблюдал за происходящим генерал-лейтенант госбезопасности Сергей Бородин, известный так же как Зевс.
— Кто такой Кукольник? — спросил Зевс.
— Один из московских законников, — ответил Муромец. — Из нового
