сторонам, принюхались к незнакомым запахам.
Нина заметила бредущих по платформе трёх старушек в чёрном одеянии и помахала им рукой. Лариса повторила жест подруги для двух пожилых шулеров, — каждый из них в ответ покрутил указательным пальцем у виска. На всю оставшуюся жизнь оба шулера запомнили, как при въезде поезда в Москву выкупил деньгами Альберта свою одежду у сексуально озабоченной женщины, не умеющей проигрывать в дурака.
— Лара, где твой Паша-гном, где? — недовольно спросила Нина и поднятой рукой поманила появившегося из вагона Альберта Везбина. Она захотела поцелуем попрощаться с мужчиной, с которым испытала умопомрачительное наслаждение минувшей ночью в купе.
— Не дергайся, Нинок, у меня всё схвачено. Сейчас я ему позвоню, — сказала Лариса и достала из кармашка платья мобильный телефон, в памяти которого хранился фотопортрет московского сутенёра с аляповатым прямоугольным лицом. Лариса знала Пашу-гнома по переписке на сайте интимных услуг. Это он пригласил её и Нину в Москву, когда увидел на сайте подборку фотографий их обнаженных тел и узнал об их желании заработать себе на безбедную старость.
— Хэллоу, девочки, — приветливо сказал молодой черноволосый мужчина под два метра роста, в легкой спортивной курточке, в белых узких брюках.
— Привет, Паша-гном. Мы давно тебя ждём, — недовольно отозвалась Лариса.
— Почему ты гном? — не удержалась от вопроса Нина, не сводя глаз с приближавшего к ней Везбина.
— Давайте ваши паспорта. Давайте ваши справки из поликлиники и КВД, — потребовал Паша-гном. — У меня солидная фирма. Больных и заразных я не держу.
Каждая из женщин быстро достала из чемодана конверт с документами.
— Мне надо денёк отдохнуть. Я не в форме. Я плохо спала ночь из-за храпа соседок по купе, — произнесла Нина и закрыла чемоданчик. Она чувствовала себя усталой, не выспавшейся и не хотела в этот день сексом с другими мужчинами затуманивать в памяти образ Альберта.
— Разве я разрешал тебе, сучка рваная, рот открывать?! — убрав документы женщин в карман курточки, рассердился Паша-гном и отвесил Нине хлёсткий подзатыльник. — С этого момента, сучки рваные, называйте меня и всех своих клиентов: мой господин.
Альберт Везбин шагнул к сутенёру и грозно спросил, указывая строгим взглядом на понурую Нину:
— Ты что, солитёр, грабли распускаешь?! Ты почему её ударил?!
— Прощай Альберт, — печально произнесла Нина.
— Отвянь от этой сучки, деревня! — презрительно бросил Паша-гном в лицо Везбина. — Эта сучка тебе не по карману. Она уже забронирована за солидным человеком.
— Я хочу эту, — твёрдо сказал Альберт.
— Проваливай, проваливай, деревня, а то отвешу тебе хороших люлей, — пригрозил Паша-гном и сквозь зубы сплюнул в сторону. Он был выше Везбина на голову и имел более длинные руки.
— Что ты вякнул?! — рассвирепел Альберт и покачал широкими плечами.
Предчувствуя драку, Нина и Лариса отшагнули от Паши-гнома.
Стремительной борцовской мельницей Альберт Везбин усадил сутенёра на оплёванную урну.
— Что ты наделал?! — округлив от страха глаза, воскликнула Лариса.
— Убрал мусор, — буркнул Альберт, приобнял Нину за талию и увлёк в здание вокзала.
— Здравствуй, столица! Здравствуй, Москва! — с сарказмом воскликнула Лариса вслед подруге.
— Кто он такой?! — придя в себя после головокружительного полёта и выбравшись из урны, взбесился Паша-гном, сбивая пальцами окурки и бумажки, прилипшие к его брюкам, мокрым от тёплой мочи.
— Не знаю, — промямлила Лариса и нахмурилась, хотя хотела смеяться.
— Звони своей товарке! — рявкнул Паша-гном. — Её документы у меня! Без них она какашка! Без них она будет подстилкой для бомжей!
Лариса торопливо набрала на телефоне номер Нины и услышала ответ: абонент недоступен.
— За мной, сучка рваная, — приказал Паша-гном и, прикрывая чемоданом Ларисы мокрое пятно на брюках, мелкими шажками двинулся в проход между зданием Ярославского вокзала и наземной станцией метро «Комсомольская».
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
На привокзальной площади, рядом со спуском в подземный переход, Альберт Везбин и Нина уселись на заднее сидение жёлтого такси.
— Куды ехати? — спросил длинноусый пожилой таксист в беретке. От лёгкой улыбки его плоское лицо подобрело.
Альберт Везбин назвал адрес из записной книжки смартфона. Нина заметила в уличной толпе Пашу-гнома, Ларису и склонила голову к коленям.
Услышанный адрес таксист занёс в навигатор на лобовом стекле и, ориентируясь по зеленной линии, появившейся на экране гаджета, вывел автомобиль под железнодорожным мостом на улицу с трамвайными рельсами. Будь таксист экскурсоводом Альберт Везбин и Нина услышали бы, что проехали мимо одной из семи сталинских высоток — гостиницы «Ленинградская», мимо стены скорби — мемориала жертвам сталинских репрессий, мимо станка-качалки нефти — жанровой скульптуры перед зданием нефтяной компании.
— Памятник Крупской! Стой! — радостно приказал Альберт.
Бронзовая жена и соратница Ленина возвышалась с двумя бронзовыми пилонами на бульваре. Такси замерло у тротуара. Альберт Везбин расплатился за поездку, прихватил чемодан и покинул за Ниной салон автомобиля.
На противоположной стороне улице показывал себя храм Успенья Пресвятой Богородицы. Ветра не было. Прозрачные мелкие облачка слегка и ненадолго затеняли августовское солнце.
Альберт Везбин вместе с Ниной пересёк Сретенку, прошёл несколько минут в сторону Сухаревской площади и свернул в переулок с плотно построенными друг к другу невысокими домами.
— Долго ещё? — жалобно спросила Нина и вытерла носовым платочком вспотевший лоб.
Альберт Везбин осмотрелся, провёл свою спутницу под аркой в узкий дворик, а оттуда в подъезд векового дома с зарешеченными окнами. Оказавшись на сумрачной лестничной площадке первого этажа, он позвонил в квартиру, на двери которой висел ржавый почтовый ящик и громко сказал:
— Клавдия Назаровна, откройте! Я — племянник Бориса Ивановича Жикодова.
Прошла минута. Ключ провернулся во врезном замке, и дверь в квартиру приоткрылась насколько, позволяла цепочка ограничитель. На коврике в прихожей стояла старушка в плюшевом халате. Полвека она преподавала русский язык и литературу в школе. Теперь она, предчувствуя свою скорую смерть, писала большую часть дня воспоминания об учителях, с которыми дружила и враждовала; о тупых и талантливых учениках.
— Я — племянник Бориса Ивановича Жиколова, — опять назвался Альберт.
— Я поняла, молодой человек. Я ещё из ума не выжила, — проворчала старушка, достала из кармана халата и отдала Везбину крестовый ключ. — Убедительно прошу не шуметь ни днём, ни ночью. Шум пугает мои воспоминания.
— Утром шуметь можно? — пошутила Нина.
— И утром нельзя, и вечером нельзя, — заключила старушка сердито и отделилась от визитеров дверью.
Альберт Везбин отпер дверь соседней квартиры, вступил в прихожую и увидел своё и Нины ростовое отражение в старинном зеркале на стене.
— Кто твой дядя? — спросила Нина и прошагала в комнату с тёмным паркетом, с полинявшими обоями, с извилистой щелью на потолке. Ни старый платяной шкаф, ни двуспальная кровать, укрытая верблюжьим одеялом, не придавала комнате презентабельность и уют. В
