второй этаж, остановившись возле невысокого сухощавого мужчины.
– Извините, вы Борис Моисеевич?
Мужчина внимательно посмотрел на него карими глазами.
Своей внешностью он напоминал Розу Полозову – такой же нос с горбинкой и черные, с проседью, жесткие волосы.
– Да, это я. Чем могу быть полезен?
– Я хотел бы поговорить с вами, – Колосов умоляюще взглянул на него. – Не уделите мне минут десять?
– Допустим, – Реби распахнул дверь и впустил гостя в небольшой зал, не знавший ремонта еще с советской поры. – Присаживайтесь.
Майор послушно сел на стул с растрескавшимся сиденьем.
– Прежде чем поговорить с вами, – произнес Борис Моисеевич, – я должен знать, кто вы и зачем пожаловали. Верно?
Андрей вынул из кармана удостоверение:
– Майор Колосов.
Крымчак взял в руки документ и внимательно прочитал:
– Следователь. Это что-то новое. В жизни не имел дела с полицией, – он поджал губы, и Андрей понял, что должен успокоить мужчину.
– Я пришел не как следователь.
Реби снял очки:
– Правда? Вот это интересно. Давайте все по порядку, – его глаза светились умом и добротой.
– Мне бы хотелось узнать о Полозовой, – начал майор, но Борис Моисеевич перебил его:
– Это ужасно. Бедная Роза, нам уже сообщили. Такая тяжелая жизнь, и такой трагический конец, – он положил на запястье Андрея свою холодную ладонь. – Прошу вас, найдите этих негодяев. Мы же со своей стороны готовы оказать всяческое содействие. И вам незачем скрывать, что вы не по долгу службы. Чтобы помочь отыскать бандитов, я готов ответить на все ваши вопросы.
Андрей не стал вдаваться в подробности и объяснять, почему он уже не ведет это дело.
– Большое спасибо. – Он бросил взгляд на письменный стол с ободранной светлой полировкой, на котором лежало несколько фотографий девушки в костюме, напоминавшем восточный: традиционные шаровары, закрепленные на лодыжках подвязками в виде лент, шитых золотыми и серебряными нитями, мягкие кожаные туфли на ногах (под ними стояла подпись – «папучи»), феска на голове в виде полусферы, украшенная стеклярусом, золотым и серебряным шитьем. На узких плечах девушки красовалась накидка с подписью «маразма». Крымчачка была одета в жилетку, украшенную золотыми монетами и стеклярусом.
– А что это за национальность такая – крымчаки? Слышать слышал, но читать о них и видеть не приходилось.
Реби снова надел очки.
– Крымчаки, молодой человек, – назидательно произнес он, – это народность, которая образовалась на территории Крымского полуострова в его северо-восточной части, вероятно, в конце девятого – начале десятого веков. Это произошло в результате восприятия группой местного населения культуры хазар – слышали о них? Был такой народ тюркского происхождения. Ну, помните «Песнь о вещем Олеге» Пушкина? «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам»…
Андрей кивнул.
– Так вот, – продолжал Реби, – группа местного населения переняла их культуру и приняла иудейское вероисповедание. А откуда пришла эта немногочисленная группа – до сих пор неизвестно. Существуют разные версии. Одни ученые говорят, что это часть евреев, изгнанных римским императором Адрианом, другие утверждают, что крымчаки пришли из Киева. Есть даже предание о происхождении слова «крымчак». Якобы писарь, которого звали Крым Исаак, проживал в Крыму и дал название целому народу. Но это, разумеется, предание. Иногда нас называют крымскими евреями, но это неверно, – Борис Моисеевич сделал ударение на последнем слове. – Возьмем, к примеру, наш язык. Это смесь крымско-татарского и караимского. Крымчакские названия дней недели соответствуют чувашскому, кумыкскому, балкарскому и другим языкам, характерным для народов Алтая. Кстати, это подтверждает еще одну версию, что наш народ раньше жил именно там и поклонялся местному богу Тенгри. Почему потом приняли иудаизм? Наверное, потому что в те века эта религия была самая модная. Могли бы принять какую-то другую? Разумеется. Вот почему вероисповедание ни о чем не говорит. Правда, в отличие от караимов, – он нервно глотнул, – мы не смогли доказать немцам, что мы не евреи. Группа наших товарищей после того, как началась регистрация крымчаков на бирже, собрала документы и отнесла их в комендатуру. После ознакомления немцы возвратили их и сказали, что дадут указания оформлять крымчаков на работу на общих основаниях, а не отдельными списками. Люди обрадовались, зарегистрировались восемьсот двадцать шесть человек, – его голос дрогнул. – Возможно, оккупанты действительно посылали запрос, чтобы определиться, кто такие крымчаки, потому что об этой национальности они не располагали никакой информацией. И найденные в помещениях гестапо и городской управы документы свидетельствовали, что с крымчаками немцы определились. Третьего января тысяча девятьсот сорок второго года они наметили их уничтожение… Наши братья гибли под пулями и в душегубках, – Борис Моисеевич смахнул слезу. – Фашисты не стали ждать третьего января. Они начали расправу с народом гораздо раньше. С шестнадцатого ноября по пятнадцатое декабря были уничтожены две тысячи шестьсот четыре крымчака. Те, кто не успел эвакуироваться и остался в живых, прошел все круги ада. Взять хотя бы Розу. Что вы знаете о ее судьбе?
Колосов пожал плечами:
– Я располагаю только отрывочными сведениями. Внук Полозовой сокрушается, что плохо знал свою бабушку.
Борис Моисеевич наклонил голову.
– Я бы мог долго рассказывать, молодой человек, о нелегкой судьбе Розы Михайловны, но предпочитаю сделать лучше. Подождите секундочку.
Он открыл ящик стола и вытащил оттуда старую толстую тетрадь.
– Знаете, что это? – поинтересовался Реби.
Андрей усмехнулся:
– Откуда мне знать?
– Это почти музейная редкость, – с удовольствием ответил Борис Моисеевич, – дневник Розы Полозовой. Почитайте сами и отдайте внуку. Я считаю, он должен храниться у него. Возможно, покойная сама многое объяснит на его страницах.
Колосов бережно взял тетрадь и положил в пластиковый пакет.
– Огромное вам спасибо, – майор с чувством пожал руку Реби.
Оказавшись дома, полицейский закрылся в своей комнате, ничего не говоря жене, погрузился в чтение и так увлекся, что не заметил, как наступила ночь, как она прошла и забрезжил рассвет.
Только в полдень, забыв о традиционной чашке кофе и завтраке, о котором неоднократно напоминала супруга, и о звонке другу, Колосов оторвался от тетради.
– Вот это да… – с чувством произнес он. – Бабушка Олега прожила достойную жизнь.
Майор оделся, принял душ, наскоро позавтракал и побежал к Полозову.
Молодой человек собирался уходить, чтобы договориться о поминках.
– Держи, – Андрей протянул ему тетрадь. – Это то, что по праву принадлежит тебе.
– Что это? – Олег вздрогнул.
– Дневник твоей бабушки, – Колосов продолжал совать ему тетрадь. – Держи, держи, не бойся. Ты должен прочитать то, что тут написано. Многое становится на свои места. Держи.
Олег бережно, словно бесценное сокровище, взял тетрадь и раскрыл ее.
– Почерк бабушки, – сказал он, и голос его сорвался.
Андрей засобирался.
– Ну, мне пора, – майор похлопал друга по плечу. – Созвонимся.
После ухода
