Андрея Полозов опустился на диван и принялся жадно читать.
Прохладное – Симферополь – Феодосийское шоссе
В комендатуре потный краснолицый немец отвел их в холодную комнату, где, кроме них, были еще три человека. Роза и Хая увидели Нонну и сначала не узнали ее. Сильно похудевшая и постаревшая за один день, избитая и истерзанная, женщина печально смотрела на них своими азиатскими глазами.
– Нонна! – Хая кинулась к сестре и прижала ее к своей груди.
– Хая, – в голосе женщины уже не было прежних веселых ноток. – Они звери, Хая. Что они с нами сделают? За что?
– Мы выстоим, – бодро сказала Роза. – Выстоим назло Рагиму. Ему не удастся сломать меня.
Скрипнула дверь, и в проходе показалась голова татарина.
– Роза Бакши, на допрос, – выкрикнул он чужим, незнакомым голосом, и девушка задрожала и побледнела. Хая успела прикоснуться к ее локтю, и Роза усилием воли взяла себя в руки.
– Куда идти, Рагим? – спросила она.
Татарин не смотрел на нее:
– За мной.
Они шли по длинному холодному коридору.
– Рагим, если я обидела тебя, накажи только меня, – начала Роза. – Мои близкие не должны страдать. Ну, Рагим, похлопочи, чтобы мать и тетку отпустили, а со мной можешь делать все, что захочешь! Есть же в тебе что-то человеческое…
Рагим не отвечал. Дойдя до последней в коридоре двери, он толкнул ее, и девушка оказалась в небольшой комнате. Лунный свет едва пробивался через зарешеченное окно, падая на письменный стол, за которым сидел худощавый блондин в эсесовской форме, похожий на латыша (Роза потом узнала, что в нем действительно текла латышская кровь, когда-то Шольц жил в Риге и поэтому немного говорил по-русски).
– Это твоя арестованная? – спросил он Рагима с сильным акцентом.
– Так точно, герр Шольц! – выкрикнул татарин, вытянувшись в струнку.
– Не кричи, – Шольц встал и подошел к девушке, с любопытством осматривая ее. – В чем провинилась? Рассказывай.
Роза обхватила себя руками. Ее знобило.
– Я провинилась только в том, что отказала этому человеку, который хотел изнасиловать меня, – внятно произнесла она. – Не верьте ни единому его слову. Он притащил меня сюда, чтобы отомстить за то, что я отвергла его.
Эсесовец растянул в улыбке тонкие бесцветные губы.
– Интересно, что ты говоришь. А что ты скажешь на это, Рагим?
Тот усмехнулся и скривил рот.
– Неужели герр офицер мог подумать, что я мечтал переспать с жидовкой? – поинтересовался он. – Мы, как и вы, считаем их вторым сортом.
– Я не еврейка, господин, – сказала Роза, отвечая на пристальный взгляд Шольца. – У моей матери есть документ, подтверждающий это.
Немец перевел взгляд на Рагима, и тот снова вытянулся в струнку.
– Действительно, герр Шольц, она и ее мать обманом добыли документ, где говорится, что они – смесь татар и караимов, – подобострастно начал он. – Но, смею вас заверить, это не так. Спросите жителей нашего села. Все скажут, что они крымчаки.
У девушки чуть не слетело с языка, что документ им выдал отец Рагима, но она не смогла предать Зарифа даже после его гибели.
– Значит, крымчачка, – Шольц подошел к окну и закурил папиросу. Роза хотела ответить утвердительно, но испугалась, что подведет мать и тетку, и потому промолчала. Это не понравилось офицеру.
– Ты крымчачка? Отвечай.
Девушка продолжала молчать. Рагим подошел к ней и с силой ударил по лицу.
– Здесь принято отвечать, когда спрашивают, – буркнул он.
Герр Шольц по-прежнему стоял у окна, будто бы не обращая внимания на происходящее. Роза вытерла кровь, тонкой струйкой стекавшую на ее подбородок, и ничего не сказала. Татарин снова ударил ее. Огромный кулак попал по скуле, и девушку пронзила боль.
– Будешь ты говорить или нет? – Ее молчание взбесило Рагима, и он накинулся на девушку, нанося удары куда попало. Роза, стараясь не упасть и не закричать от боли, кусала до крови губы, но после одного сильного удара потеряла сознание и повалилась на холодный пол, залитый кровью. Она не видела, как герр Шольц подскочил к Рагиму и отвел его руку, не давая в очередной раз ударить арестованную, и не слышала, как эсэсовец распорядился отнести ее в камеру. Девушка очнулась, почувствовав прикосновение к лицу чего-то мокрого и холодного. Над ней склонились Хая и Нонна.
– Бедная моя доченька, – причитала Хая. – Что они с тобой сделали?
– Сволочи, вот они кто! – добавила Нонна, потирая ссадину под глазом. – Самые настоящие изверги, а Рагим первый. Это он составил целый список еврейских и крымчацких семей, – она погрозила пальцем кому-то неведомому. – Ответит он за все, девочки, вот увидите. Аллах ихний, небось, тоже все видит. Правда, Розочка? – Она всячески хотела приободрить племянницу, заставить ее поверить в свои силы, но девушка не слушала ее, пытаясь справиться с болью, охватившей все тело. Оно превратилось в сплошной синяк, раны кровоточили. Хая мокрой тряпкой смахивала с ее лица капельки пота.
– Выдержим, – сказала она сестре. – Мы все выдержим. Мы сильные. Мы снесем все испытания.
А испытаний на их долю выпало немало. Каждый день их вызывали в кабинет, где блондинистый эсэсовец сначала советовал им сознаться, а потом передавал инициативу в руки татарина.
– Зря артачишься, – грязно усмехаясь, сказал Розе Рагим во время очередного допроса, когда немец вышел покурить на крыльцо. – Честь свою девичью тебе беречь не для кого. Неужто жизнь хочется сгубить? Попроси у меня пощады, кинься в ноги, отдайся прямо здесь и сейчас – и я постараюсь тебя выручить. У меня большое будущее, дорогая. Я не собираюсь ишачить на немцев. Они помогут мне отыскать Золотую колыбель, и я пошлю их к черту.
– Они не позволят тебе забрать ее, – усмехнулась Роза.
– А это мы еще посмотрим. У меня есть соображения.
– Когда закончится война, – прошептали окровавленные губы девушки, – вернется Борис. Он найдет и убьет тебя, если другие не сделают этого раньше него.
Татарин расхохотался.
– У меня для тебя сюрприз, дорогая, – облизывая тонкие губы, произнес он. – Твой Борис пойман и сидит в соседней камере. Бедняга прибежал из партизанского отряда, чтобы увидеться с тобой. Тут-то мы его и схватили. Жаль, что вы не успеете с ним попрощаться, – парень снова ухмыльнулся. – В отличие от тебя, нам не нужны его признания. Связь с партизанами очевидна, и твоего любимого Бореньку расстреляют не сегодня-завтра.
– Ты врешь, – Роза собрала последние силы и кинулась на Рагима, царапая ногтями его лицо, словно дикая кошка. Татарин с силой оттолкнул ее к стене.
– Ну, теперь тебе не жить, – процедил он, вытирая кровь, обильно сочившуюся из царапин. – Уж я позабочусь,
