И Катя рассказала все, что видела.
— Чибисова убили между одиннадцатью и часом ночи, — сказал Никита. — А ты говоришь, что слышала, как около полуночи кто-то проходил по дороге мимо дома. Может, ехал на лошади, а не шел?
— Нет, нет, — Катя покачала головой. — Это были шаги, а не конский топот.
—А ты когда-нибудь прежде слышала, как идет лошадь по мокрой дороге?
— Нет, если только по телевизору, — Катя вздохнула. — Нет, Никита, это был пеший, а не конный. Это точно. А потом уже где-то на рассвете я слышала в полусне конское ржание. Это и была лошадь Чибисова — раненая.
— Островская лошадь тоже видела?
— Да, — Катя посмотрела на Колосова. — И то, в каком качестве она восприняла ее, говорит, что она для нас весьма сложный свидетель. Ко всему еще она была сильно пьяна и до сих пор, кажется, еще не протрезвела. И. потом, нельзя быть свидетелем и подозреваемым одновременно. А сейчас Островская при тех уликах, что зафиксированы, именно подозреваемая. Она вся была в его крови, когда мы столкнулись с ней на дороге. И чтобы она там ни говорила, кровь эту надо как-то объяснять.
— Какое у тебя самой сложилось впечатление о ней?
— Смешанное, неоднозначное, — ответила Катя. — Там, на дороге, когда она как безумная кинулась под колеса — растрепанная, вся в крови, я на какое-то мгновение подумала: все, мы нашли то, что так долго искали. Понимаешь? И когда Трубников задержал ее… В общем, у нас было с ним схожее чувство, особенно, когда через пять минут мы увидели тело…
— Какое-то членораздельное объяснение тому, что она оказалась в такой час на дороге, она дала?
— Она пьяная, Никита, — повторила Катя. — У нее запой. И до тех пор, пока врач не приведет ее в чувство, никаким ее словам верить нельзя. Она, например, кричала там, на дороге, что мимо нее, как вихрь, промчался Конь Блед — посланец ада… Трубников ее знает лучше, чем кто-либо. Он нехотя, но подтвердил, что она хроническая алкоголичка. Он предполагает, что она потому оказалась на дороге, что ходила ночью в Столбовку за самогоном. И это, возможно, правда, потому; что я сама была свидетельницей, как она среди ночи искала выпивку. Но это лишь одно объяснение, есть и другое — ведь мы фактически задержали ее рядом с местом убийства. Чибисов мертв, и на ней его кровь.
— Только орудие убийства не найдено. А по логике вещей, если подозревать Островскую, орудие должно быть там же, где тело. И еще кое-что, Катя, не вяжется.
— Что?
— Да то, что я хотел тебе завтра сообщить, еще раз все хорошенько перепроверив, а получилось, что надо сказать уже сегодня.
— Ты нашел какие-то доказательства связи между убийствами Хвощева и Бодуна? Да? Все-таки нашел?
Никита хмуро, безрадостно кивнул. Мимо них патрульные несли на носилках к машине «Скорой» тело хозяина «Славянки».
* * *
В доме Чибисовых, где Катя уже побывала ранним утром, царила ужасная неразбериха. Сейчас здесь уже было полно милиции. Постоянно звонили — перекликались сотовые телефоны, переговаривались милицейские рации. У ворот то и дело останавливались все новые и новые патрульные машины. Имя Чибисова было известно и в районе, ив области. Убийство вызвало небывалый ажиотаж.
Когда Катя и Колосов подъехали и уже входили в ворота, во дворе за домом гулко прозвучал выстрел. Точно лопнуло что-то в воздухе, осыпавшись невидимыми острыми осколками…
Катя увидела Елизавету Кустанаеву и отца Феоктиста. Секретарша Чибисова плакала навзрыд, уткнувшись в широкую грудь священника. Из конюшни торопливо вышли двое патрульных милиционеров и судмедэксперт.
— Лошадь пришлось пристрелить, — тихо сообщил он Колосову. — С согласия хозяйки. Бедно животное, оно было обречено.
Катя вспомнила, как увидела эту серую в яблоках, красавицу лошадь впервые. С ее умелой ловкой всадницей, мчащейся галопом среди берез. И вот лошадь лежала на полу конюшни. А всадница рыдала, в одночасье потеряв все. Катя подумала: коллега назвал Кустанаеву «хозяйкой». Увы, теперь она уже здесь не хозяйка. Истинная хозяйка там, где-то в доме, наверху…
— Где Полина — спросила она, когда они подошли к крыльцу.
—По-прежнему у себя, — ответил отец Феоктист. — Медсестра сделала ей укол успокоительного, она сейчас спит. Это для нее лучше всего, — говоря, он бережно обнимал плачущую Кустанаеву за хрупкие плечи. Катя обратила внимание — какая сильная, мускулистая у него рука.
Перед глазами неожиданно возникла картина: всадник на серой в яблоках лошади, всадник в черном непромокаемом дождевике и… навстречу ему по дороге… Нет, за ним следом по дороге… нет, удар же был нанесен как бы спереди и сбоку, справа — значит, на обочине дорога его поджидает…
Как странно все смешалось в этом деле: черный плащ-дождевик, который после рассказа Полины не давал ей, Кате, покоя, в этот раз оказался на жертве, а не на убийце. В чём же был убийца? Кто он был?
Катя взглянула на Колосова: то, что он рассказывал ей по пути к дому Чибисовых — что это за история?! Впервые она услышала про Жанну Зарубко, про «Пингвин» и про эту несчастную Зою Копейкину, замерзшую в поле в февральскую вьюгу. И эта история, похожая на трагифарс, неожиданно связала то, что до этого никак не связывалось, — две смерти, два убийства. Теперь они знали больше. Но что это меняло сейчас, при новом мертвеце в Славянолужье?
— Елизавета Максимовна, мне надо задать вам несколько важных вопросов, — сухо сказал Колосов. — Вы в состоянии сейчас говорить?
Кустанаева оторвалась от отца Феоктиста. Лицо ее было красным и заплаканным. Катя подумала: о чем, интересно, больше жалеет эта женщина — о смерти богатого любовника или о гибели любимой лошади? А может, так горько она оплакивает свои рухнувшие надежды?
Кустанаева вытерла глаза ладонью, сказала хрипло:
— Пойдемте в дом.
— Я буду здесь, — мягко сказал ей отец Феоктист. — Лиза, если вам что-то понадобится, знайте, я здесь.
— У нас к вам тоже будут вопросы, — обратилась к нему Катя. — Пожалуйста, помогите и нам.
Священник посмотрел на нее, на Колосова:
— Помогу, если смогу.
С Кустанаевой они беседовали снова на той самой веранде, отведенной под зимний сад. Никита начал без предисловий:
— Елизавета Максимовна, почему вы скрыли от меня тот факт, что Чибисда и убитый здесь, в Борщовке, в прошлом году Богдан Бодун были давно знакомы? — спросил он резко.
— Вы этот вопрос задавали не мне, а Михаилу Петровичу, — ответила Кустанаева.
— Чибисов солгал, Вы при этом присутствовали. Почему вы сами умолчали? Он что, приказал вам не говорить этого?
— Не приказал… точнее, прямо не высказывался, но… Это было в прошлом году. Миша… Михаил Петрович и Антон Анатольевич Хвощев узнали, что Бодун убит. И во избежание неприятностей, допросов в милиции они решили, что будет лучше не лезть в это темное дело. Бодун имел ночной клуб в Москве, и у него были деловые связи с Хвощевым. Он закупал у него на заводе алкоголь. Потом, я знаю это со слов Миши, Бодун был раньше судим. Когда в прошлом году его так зверски прикончили, я подумала, что это какие-то тюремные мафиозные разборки: И желание Миши и Хвощева быть от всего этого, подальше мне было по-человечески понятно.
— Тогда, в прошлом году, Бодун ехал из Тулы сюда в Славянолужье к Чибисову? — спросил Никита.
— Нет, нет, Миша давно уже с ним не общался. Бодун ехал к Хвощеву, они должны были утром вместе осматривать завод. Сам Антон Анатольевич впоследствии при мне говорил: мол, вот жизнь какая пошла — едет старый знакомый к тебе в гости, а по дороге братва из него кишки выпускает.
— Братва?
— Ну да, уголовники, мафия, — Кустанаева поморщилась. — Я же говорю — он был судим, сидел в тюрьме.
— А Чибисов не говорил вам, что его, всеми уважаемого человека, связывало с такой темной личностью? — спросила Катя.
— Ну, я не знаю точно, они были знакомы еще до меня. Миша как-то однажды обмолвился, что Бодун его и Хвощева выручил, фактически спас. Спас фирму и завод в самом начале, в самый трудный момент. Тогда, в девяностых, здесь, как и везде, свирепствовал оголтелый рэкет. Чибисов искал защиту, искал пути, ну вы понимаете — здесь, в деревне, одной только охраны мало, нужны гарантии, Грубо говоря — «крыша» нужна. А у Бодуна было влияние, ну, вы понимаете, какое. И он по-крупному помог Мише и Хвощеву.
— Значит, «крышевал» их? Наверное, не бесплатно? — спросил Никита.
— Этого я не знаю. Ну, конечно, за так такие услуги не делаются.
— И тому свидетельство, наверное, какой-нибудь сверхвыгодный контракт на закупку алкоголя по бросовым ценам для клуба, да? Было такое? — Колосов вздохнул: — В прошлый раз мы с вами, Елизавета Максимовна, касались уже темы спиртзавода, наследства, управления… Правда, фамилия Бодуна тогда в этом контексте не всплывала. Скажите честно, он имел какую-то собственность здесь — пакет акций, долю в деле?
— Нет, нет, — торопливо сказала Кустанаева, — точно нет. Миша и Антон Анатольевич этого никогда бы не допустили!
