населенных пунктов.
* * *
Наконец Бондарев решился. Телефон включен, экранчик дисплея засветился, по нему пробежала прерывистая линия.
«Слава богу, связь есть».
Три нажатия кнопки, пауза и повтор. Бондарев держал мобильник в руке и смотрел на экранчик, на поблескивающее сапфировое стекло. Короткие штрихи, бегущие слева направо, слились в сплошную линию.
– Это я, – сказал он таким тоном, каким мужчина звонит домой жене, чтобы сообщить, что он задержался на работе и к нужному времени никак не успеет…
– …
– Что у нас? Без особых изменений пока. Один вагон с химическим оружием отцеплен, а я с певцом Николаем Раскупляевым нахожусь в конце поезда.
– Вам идет подмога, – услышал Клим и прикусил губу. – Но если сейчас не удастся спецназу захватить поезд с воздуха, принято решение пустить его под откос за сто километров от Москвы, – предупреждал президент, явно ожидая ответа.
Но Клим не торопился. Он морщил лоб и загадочно улыбался.
Президент, не дождавшись ответа, резко, почти приказным тоном сказал:
– Мой тебе совет, Клим, покинуть состав. Ты меня слышишь?
– Конечно, слышу. Кажется, я их уже вижу. Вертолет?
– Да, – сказал президент.
Бондарев выглянул в выбитое окно. Он увидел, как к составу, зависая над ним, подлетает вертолет. Даже в темноте его очертания были хорошо видны, только вот гул сносил ветер, да и грохот, скрежет тормозов не давали различить шум винта.
– А с кем это ты разговаривал? – поинтересовался Николай.
– С другом, – ответил Бондарев, причем сказал он это так, что и сомнения не возникало в правдивости ответа.
– А-а, – произнес певец. – Может, и мне дашь позвонить?
– Кому? – спросил Клим.
– Жене, детям, они, наверное, волнуются.
Но поговорить не пришлось. Загрохотали выстрелы. Бондарев помрачнел.
– По вертолету лупят.
– По какому вертолету? – осведомился певец.
– Который за нами прилетел.
Перестрелка была недолгой. Как и предполагал Клим, «омеговцы» не дали вертолету и людям, находившимся в нем, высадиться на крыше вагонов.
Когда вертолет уже завис над составом и первый спецназовец завис над крышей, Фомичев выставил в окно тепловоза приспособление для забрасывания крюков на крыши зданий. Щелкнула пружина, блестящая «кошка» мелькнула, увлекая за собой тонкий металлический тросик. Майор еле успел разжать пальцы. Арбалет-катапульта исчез за окном. Трос мгновенно намотался на винт вертолета, сдавив тяги, регулирующие угол наклона лопастей. Что-то хрустнуло, и вертолет, задрав нос, завертелся на месте, спецназовец, висевший на тросе, успел отстегнуть карабин и улетел в снег.
Буквально через десять секунд за поездом раздался взрыв. Разваливающийся в воздухе вертолет чуть не рухнул на последний вагон. Певец скрежетнул зубами и ударил кулаком в стену.
А в тепловозе, прикованный наручниками к металлической штанге, Родион Пупкович, у которого даже возможности сесть на пол не было, качался из стороны в сторону. Вся обстановка, выстрелы, до зубов вооруженные люди, относящиеся к нему безо всякого почтения, действовали на него унетающе. Ему все стало безразлично, даже собственная жизнь. Он мечтал лишь об одном: скорее бы все закончилось.
Давно молчавший мобильник запиликал в кармане его дубленки. Правая рука была прикована, и Пупкович достал трубку левой.
– Алло!
Как только он услышал голос, хорошо ему знакомый, он сразу же закричал в трубку:
– Прохоров?
– Да, это я.
– Меня захватили.
– …
– Да, взяли в заложники, могут убить, им это ничего не стоит, – истерично кричал нефтяной магнат. – Звони всем. Министру позвони!
– …
– Да. Не нужны им деньги, – Пупкович слышал все разговоры «омеговцев» и прекрасно был осведомлен об их намерениях. – Да надавите вы на него. На всех давите. Деньги предлагайте. Сколько попросят, столько и давайте. Пусть соглашаются.
Фомичев, самодовольно хмыкнув, выругался матом. Все-таки мобильная связь имеет свои преимущества. Он понимал, олигарх поднимет на ноги всех, и в Москве начнут действовать, станут давить на силовиков, министров, а те, в свою очередь, попытаются надавить на самого президента.
Олигарх не унимался, кричал в трубку:
– Ивану Петровичу звони, депутатам. Какого хрена мы им деньги платим? Ты бы видел, что здесь творится.
– …
– Нет, я не ранен. Но могут убить.
Пупковичу и в голову не приходило, что его пока никто убивать не собирается, он нужен «омеговцам», нужен как воздух, как вода в пустыне. Пока он с ними, они в относительной безопасности.
– Делай же что-нибудь, Прохоров!
– Ты скажи им, чтобы пошевеливались, – мрачно произнес, обращаясь к Пупковичу, майор, – до Москвы уже недалеко. Или мы верх возьмем, или им плохо станет. Всем звони, кого только знаешь, – и ногой Фомичев закрыл дверь. – Слышал, Валера, как он там распинается?
Старший лейтенант кивнул в ответ.
– Прорвемся, командир.
– Надеюсь, – ответил Фомичев.
– Вроде все пока путем идет.
– Сплюнь.
Алексеенко потер рассеченную бровь, провел ладонью по шраму на левой руке и, повинуясь совету командира, трижды сплюнул через плечо.
– Вот так-то лучше будет, – сам себе сказал он, перемещая на грудь короткий автомат. – Ну, мы пошли, командир, разберемся с тормозящим вагоном и спокойно до Москвы покатим.
Фомичев кивнул и отвернулся. Он, как никто другой, понимал, доехать до Москвы не дадут, все сделают, костьми лягут, но поезд остановят. И также Фомичев понимал другое – назад дороги ни у него лично, ни у кого из бойцов группы «Омега» уже нет. Их даже в плен брать не станут, уничтожат при первой же возможности, чтобы затем свалить на них все – и генерала, и полковника, и охрану на базе, а также солдат из этого поезда, сам поезд с бочками нервно-паралитического газа.
Машинист тепловоза, немолодой мужчина с мокрым от пота лицом и дрожащими руками, посмотрел на майора:
– Если еще минут двадцать тот вагон будет нас тормозить, то может…
– Что может? – рявкнул на него Фомичев.
– Авария может случиться.
Помощник машиниста стоял рядом, боясь шелохнуться. Он вообще не понимал, как это они еще все живы, почему их состав не загнали на какую-нибудь ветку, не пустили под откос, почему какой-нибудь товарняк не столкнулся с ними лоб в лоб или даже не товарняк, а один неуправляемый локомотив, пущенный навстречу.
Фомичев взял рацию, вызвал Алексеенко:
– Слушай, старлей.
– Да, командир.
– Разберись как можно быстрее и отцепи на хрен последний вагон, чтобы никто тормозить не смог.
– А что такое?
– Машинист говорит, что авария случиться может.
В ответ майор услышал смех.
В окна вагона для охраны влетело несколько гранат со слезоточивым газом. Они взорвались, едкий дым наполнил вагон, и буквально через несколько секунд «омеговцы» через окна запрыгнули в вагон. В удушливом дыму, при плохой видимости завязалась потасовка, в которой никто стрелять не решался, потому как слабо
