Многие считали, что у Спицына есть агенты абсолютно везде, но Рогов полагал такое суждение изрядно преувеличенным.
— У милиции не было шансов. Мы ожидали того, что будет сделано, полковник. Только не знали, кто именно это сделает. Теперь, как вы понимаете, знаем. Итак, один из оставшихся в «матюках» докторов наук — ваш агент, и вы вчера с ним встречались.
— Поправка. Они оба — мои агенты. Ещё с тех времён, когда работали в здешнем пединституте. Вчера я действительно встречался с одним из них. И что?
— Полковник, скажите мне только одно — этот тип и есть автор тех знаменитых писем?
— Толик, ты служишь в конторе, куда наивных людей не берут. Почему же ты считаешь, что я сдам тебе агента? Ты разве не знаешь, что ФСБ своих не сдаёт?
— Если вы добровольно мне не сообщите нужную информацию, я буду вынужден применить насилие.
— Знаешь, парень, я бывал в стольких горячих точках, что все уже и не припомню. И там моими противниками были люди куда покруче тебя. С некоторыми из них даже взглядом встречаться, и то страшно было. Неужели ты надеешься меня запугать? Да если бы я тебя хоть чуть-чуть боялся, тебя бы сейчас к моему кабинету и на пушечный выстрел не подпустили!
Рогов понял, что ни уговорить, ни запугать Спицына он не сможет. Тот чувствует себя очень уверенно, и намерен отстаивать свою позицию бесконечно. Капитана такое положение дел совсем не устраивало. Тонкие комбинации конторой, в которой он служил, разыгрывались редко. Считалось, что самый простой путь к цели чаще всего является и самым надёжным. Если не действует угроза насилия, значит, нужно применять насилие. Помимо прочего, это повысит вероятность того, что в следующий раз подействует угроза.
Конечно, полковник ФСБ — весьма значительная фигура, но раз он категорически не желает делиться необходимой информацией, миндальничать с ним никто не станет. Разумеется, если полковник на самом деле нужной информацией не владеет (или Рогов не сможет заставить его оной поделиться, что в данной ситуации одно и то же), то за подобные действия по отношению к работнику спецслужбы, тем более, в достаточно высоком звании, капитан будет наказан, возможно, даже тихо казнён. Но он был уверен, что действует правильно, и всё закончится благополучно.
Не было сомнений, что полковник не даст так просто сделать себе укол. Но если всадить ему пулю в плечо, он утратит всякую возможность сопротивляться, и даже не сможет вызвать помощь. Стрелял Рогов отлично, нужные точки на человеческом теле знал наперечёт, потому без лишних (и бесполезных) разговоров приступил к реализации своего нехитрого плана. Неуловимым движением он выхватил пистолет, на который заранее навинтил глушитель, и удивился, почему выстрел получился таким громким, а отдача такой сильной, что он даже уронил оружие на пол. Потребовалось несколько секунд, чтобы он понял: стрелял на самом деле не он, а в него, точнее, в его пистолет. Выстрел был удивительно метким, выпущенная пуля обезоружила Рогова, не причинив ему вреда.
— Хватит играть в ковбоев! — призвал Спицын. — Рогов, что ты тут, чёрт возьми, вытворяешь? Хочешь затеять войну между спецслужбами? Ты совсем с катушек слетел? На Россию тебе что, наплевать? Ты хоть понимаешь последствия своих действий?
В кабинет заглянул какой-то человек с пистолетом наготове, у него за спиной виднелись и другие. Полковник властно махнул рукой, мол, ситуация под контролем, уйдите, не мешайте. Дверь послушно закрыли.
— Вы скрываете информацию, необходимую для страны. И вы же апеллируете к её интересам? — удивился Рогов.
— Садись, Толик. Я тебе кое-что расскажу о том, что происходит в этом НИИ и вокруг него. Поговорим спокойно, без стрельбы и драки. Кстати, драться с тобой я не собираюсь, ты ведь владеешь чем-то вроде джиу-джитсу, верно? Зато стреляю я уж точно не хуже тебя, а твоё оружие сейчас лежит на полу. Так что выкинь из головы дурные мысли и слушай меня внимательно.
— Вы мне скажете, кто автор писем?
— Нет. Даже если бы знал, не сказал бы. Это ты узнаешь из других источников. Если узнаешь, конечно. Чисто из любопытства, почему ты не попытался узнать у меня то, что тебе нужно, через своё начальство?
— Две причины. Первая: если вы не скажете мне, то не скажете и моему начальству.
— Верно. А вторая?
— Вторая: начальство по моему запросу задницу от кресла поленится оторвать, не то что работника другой спецслужбы о чём-то спрашивать. Мой авторитет в конторе близок к нулю, и вам это прекрасно известно.
— Мне, Толик, известно почти всё. Работа такая. Так вот, что я хотел тебе сказать. Что разрабатывается в «матюках», ты прекрасно знаешь, и знаешь, насколько это важно для страны. Не исключаю, что именно там решается, быть России или ей суждено исчезнуть с политической карты мира, как это совсем недавно произошло с СССР.
— Фальшиво как-то всё это звучит. Хватит пропаганды, полковник. Ближе к делу!
— Уже закончил. Так вот, стратегическая разработка финансируется, в том числе, из фондов министерства обороны, да только исполнителям на всё это наплевать — воруют, гады! Важнейшие исследования не проводятся, или проводятся так, что лучше бы не проводились, а выделенные на них деньги уважаемые учёные преспокойно кладут себе в карман!
— Мне это известно. Вы ведь послали рапорт и в нашу контору. Я так полагаю, узнали от своих агентов?
— Ну, а от кого же ещё? И удивлён, что для вас это оказалось новостью. Точнее, не удивлён, а не верю в это!
— Я «матюками» занялся совсем недавно. Но причины, по которым мы смотрим на эти проделки тружеников науки сквозь пальцы, мне известны.
— Не поделишься?
— Это как раз никакой не секрет. Зарплаты в «матюках» низкие. Очень низкие. Если им запретить воровать, с голоду они, конечно, не помрут, но что разбегутся, это точно. На чём все эти стратегические разработки и завершатся.
— Так нужно было писать докладные наверх, чтобы это исправить!
— Писали. Дважды или трижды, я точно не знаю. Но ответ всегда один и тот же — нет денег.
— И министерство обороны тоже так ответило?
— Эти вообще считают, что наш НИИ занимается ерундой. Для них оружие — это только пистолет, баллистическая ракета или тому подобное. Они знают, что добрым словом и пистолетом можно добиться большего, чем одним только добрым словом, но делают из этого вывод, что важен только пистолет, а слово, доброе оно там или нет — это так, необязательное к нему приложение. А раз необязательное, то и финансировать его можно по минимуму.
— Идиоты!
— Полностью с вами согласен. Так что же было дальше?
— Вчера я встречался с агентом. Слежку, кстати, не заметил. Ни за ним, ни за собой. Старею, наверно. Или уже постарел. Так вот, агент мне рассказал, что ты, Толик, натравил на наших учёных эту жутковатую парочку, Воронцовых. Он попросил моей защиты от этих деятелей. Очень просил, следует отметить. И что я должен был делать? Перенаправить его к тебе, потому что именно твоя контора курирует НИИ? Но если ты этих типов ввёл в игру, разве ты их уберёшь? Другой вариант — удалить их со сцены самому. Я выбрал именно этот путь.
— Не верю! Полковник, у вас должны были быть чертовски веские причины для того, чтобы пытаться сорвать мою операцию!
— Станиславский, блин! Имелись у меня эти причины! Хочешь, чтобы я их тебе показал? На, смотри!
Полковник задрал рубашку, и Рогов увидел, что вся верхняя часть туловища Спицына покрыта обильными шрамами.
— Вы говорили, что побывали во многих горячих точках, — вспомнил капитан.
— Чушь! Толик, ты не поверишь, но там я не получил ни единой царапины!
— А откуда же тогда взялись эти шрамы?
— Отсюда! Я обзавёлся ими в этом городе! Много лет назад я, тогда ещё молодой и глупый, проходил здесь двухмесячную стажировку. Жизнь казалась мне светлым праздником. Вернувшись отсюда в Москву, я собирался жениться на дочери генерала, и удачная карьера была мне обеспечена.
— Полковник, ваша биография имеет отношение к делу?
— Самое непосредственное. Итак, здесь я проходил стажировку. Сопливый молокосос в звании лейтенанта, этакий столичный хлыщ, опыта ноль, амбиции и самоуверенность — бесконечные. И вот мой наставник даёт мне учебное задание. Требовалось завербовать одного заводского инженера, крайне негативно настроенного к КГБ, и вообще, по старым понятиям, злостного антисоветчика. В таком агенте никто не нуждался, вербовка была чисто учебной. Но воспринял я её, как экзамен, хотя ничего подобного наставник не говорил и в виду не имел. Я же должен был показать своё превосходство над провинциальными неудачниками! И считал провал вербовки катастрофой.
— Вы наверняка это и сами знаете, но в среднем каждая третья вербовка неудачна, и сотрудник в этом не виноват.
— Теперь знаю и спокойно к этому отношусь. А в то время было не так. Когда не подействовали ни уговоры, ни подкуп, ни стандартные угрозы, я пригрозил насилием.
