Он тут же встал и, не подавая никаких знаков и не глядя по сторонам, вышел. Почти сразу же вышел и Ринфилд.
Несколько минут спустя эти двое заперлись в одном из кабинетов Ринфилда, прекрасно оборудованном, хотя и очень небольшом. У Ринфилда был еще другой, гораздо больший по размерам и довольно обшарпанный кабинет прямо возле арены, где он обычно и работал, но там, увы, не было бара. Запрещая работникам цирка пить в служебных помещениях, Ринфилд не позволял этого и себе.
Маленький кабинет, настоящая мечта администратора, был лишь небольшой частью сложного и прекрасно организованного целого, которое представлял собой современный передвижной цирк. Все его сотрудники, в том числе и Ринфилд, спали в поезде, служившем им домом (исключение составляли немногочисленные консерваторы, предпочитавшие колесить по просторам Соединенных Штатов и Канады на своих автофургонах). Во время переездов поезд давал пристанище и всем животным, занятым в представлении. В конце состава, прямо перед тормозным вагоном, находились четыре массивные платформы, на которых перевозилось громоздкое оборудование, от тракторов до подъемных кранов, необходимое для слаженной работы цирка. Все это в целом было маленьким чудом изобретательности, тщательной планировки и максимального использования имеющегося пространства. Сам поезд был огромным, длиной в восемьсот метров.
— Бруно именно тот человек, который мне нужен. Как вы думаете, он согласится с нами сотрудничать? В противном случае мы можем отменить ваши гастроли по Европе, — заявил Пилгрим, принимая предложенный ему напиток.
— Он согласится, и на то есть три причины. — Речь Ринфилда была похожа на него самого: точная и ясная, каждое слово на месте. — Как вы уже поняли, этот человек не ведает страха. Подобно многим недавно натурализованным американцам — да-да, я знаю, что он получил гражданство пять лет назад, но это все равно что вчера. — Бруно испытывает благодарность к своей новой родине, и его патриотизму можно позавидовать. И последнее: он еще не свел счеты со своей бывшей родиной.
— Вот как?
— Именно. Значит, мы можем с вами поговорить?
— Этого как раз делать не следует. Для нашего общего блага будет лучше, если вас как можно реже будут видеть вместе со мной. И не подходите ближе чем на километр к нашему учреждению. Целый батальон иностранных агентов только тем и занимаются, что сидят на солнышке и наблюдают за нашими дверями. Полковник Фосетт — мужчина в форме, сидевший рядом со мной, — возглавляет у нас отдел, занимающийся Восточной Европой. Он знает об этом деле гораздо больше, чем я.
— Не знал, что сотрудники вашей организации носят форму, — удивился Ринфилд.
— Они ее не носят. Это маскировка Фосетта. Он надевает ее так часто, что в форме его легче узнать, чем в гражданской одежде. Именно поэтому многие зовут его «полковником». Но не стоит его недооценивать.
Фосетт дождался конца представления, старательно поаплодировал и покинул свое место, даже не взглянув на Ринфилда: тот уже подал ему условный сигнал. Выйдя из цирка, Фосетт медленно двинулся сквозь тьму и непрекращаюшийся дождь, надеясь, что Ринфилд не потеряет его из виду. Наконец он подошел к большому черному лимузину, в котором они с Пилгримом приехали в цирк, и забрался на заднее сиденье. В дальнем углу сидела темная фигура. Лицо человека скрывалось в тени.
— Добрый вечер. Я Фосетт. Надеюсь, никто не видел, как вы пришли?
Водитель ответил:
— Никто, сэр. Я очень внимательно следил. — Он посмотрел в забрызганное дождем окно. — Вряд ли в такую ночь кто-то будет интересоваться чужими делами.
— Пожалуй, верно. — Фосетт повернулся к темной фигуре: — Рад с вами познакомиться. — Он вздохнул. — Я должен бы извиниться за всю эту комедию в духе плаща и кинжала, но, боюсь, уже поздно. Как вы догадываетесь, это становится второй натурой. Мы только подождем вашего друга… а вот и он!
Фосетт открыл дверцу, и Ринфилд сел рядом с ним. По лицу директора мало что можно было прочесть, однако беззаботного восторга оно явно не выражало.
— На Пойнтон-стрит, Баркер, — приказал Фосетт.
Баркер молча кивнул, и машина тронулась. Никто не произносил ни слова. Ринфилд, явно обеспокоенный, беспрестанно оглядывался и наконец сказал:
— Мне кажется, нас преследуют.
Фоссет ответил:
— Надеюсь, что так. В противном случае водитель той машины завтра же остался бы без работы. Вторая машина сопровождает нас, чтобы убедиться, что за нами нет хвоста. Надеюсь, вы уловили мою мысль.
— Да, вполне, — не слишком уверенно ответил Ринфилд.
Он еще больше помрачнел, когда машина свернула в район трущоб и по плохо освещенной улочке подъехала к неопрятному многоквартирному дому без лифта.
— Это далеко не лучшая часть города, — заметил директор цирка с неудовольствием. — А дом вообще напоминает заведение с дурной репутацией.
— Так оно и есть. Дом принадлежит нам. Эти бордели очень удобны. Кому, например, придет в голову, что Теско Ринфилд заглянет в одно из подобных заведений? Входите, прошу вас!
Для такого обшарпанного здания, да еще в столь неприглядном районе, гостиная была на удивление нарядной, даже несмотря на то, что человек, который занимался ее меблировкой, был явно помешан на красновато-коричневых тонах. Диван, кресла, ковер и плотные занавески — все было примерно одного и того же цвета.
В камине горел бездымный уголь, изо всех сил старавшийся внести свою лепту в уют гостиной. Бруно и Ринфилд сели в кресла, Фосетт принялся колдовать в баре.
— Расскажите мне, пожалуйста, еще раз об антивеществе или как вы там его называете, — вежливо попросил Бруно.
Фосетт вздохнул.
— Вот этого-то я и боялся. Уверен, что в первый раз я вам все правильно изложил. Дело в том, что я заучил свой рассказ наизусть и повторяю его, как попугай. Я вынужден это делать, потому что сам всего толком не понимаю.
Фосетт раздал гостям напитки — содовую для Бруно и бренди для Ринфилда — и потер рукой подбородок.
— Попытаюсь изложить суть дела попроще. Может быть, тогда я и сам что-нибудь пойму. Как вы знаете, вещество состоит из атомов. Атомы, в свою очередь, тоже из чего-то состоят. Ученых все больше озадачивает возрастающая сложность этих самых атомов. Но для наших неискушенных умов важно запомнить только две основные компоненты: электроны и протоны. На Земле да и вообще во вселенной электроны всегда имеют отрицательный заряд, а протоны — положительный. К сожалению, жизнь наших физиков и астрономов все больше осложняется. Например, только в этом году стало известно, что существуют частицы, сделанные бог знает из чего, которые перемещаются со скоростью, в несколько раз превосходящей скорость света. Это ужасно расстраивает и огорчает ученых, петому что все они, абсолютно все, были твердо уверены, что ничто не может двигаться со скоростью большей, чем скорость света. Но это так, между прочим. Некоторое время назад двое астрономов — Дик и Андерсон — сделали смутившее научную общественность открытие, основанное на теоретических вычислениях. Они заявили, что должны существовать положительно заряженные электроны. В настоящее время существование этих положительно заряженных электронов уже всеми признано. Теперь их называют позитронами. Чтобы еще больше усложнить дело, в Беркли были открыты антипротоны, заряд которых противоположен заряду протонов. Комбинация антипротонов и позитронов должна дать то, что называют антивеществом. Серьезные ученые не сомневаются в его существовании. Они также не сомневаются в том, что при столкновении электронов и позитронов, протонов и антипротонов или же всех их вместе результат будет ужасным. Эти частицы уничтожат друг друга, испустив смертельное гамма-излучение. При этом произойдет взрыв огромной силы и выделится столько тепла, что все живое на площади в десятки, а то и в сотни квадратных километров мгновенно испарится. Ученые в этом не сомневаются. По их оценкам, если два грамма антивещества ударятся о нашу планету на стороне, противоположной Солнцу, то вся жизнь на Земле немедленно исчезнет, а сама планета устремится к Солнцу. Если, конечно, вообще не распадется после взрыва.
— Веселенькая перспектива! — заметил Ринфилд. Он вовсе не выглядел новообращенным. По-видимому, рассказанное его не слишком убедило. — Не хочу вас обидеть, но все это кажется мне пустыми бреднями вроде научной фантастики.
— Мне тоже, — признался Фосетт. — Но я был вынужден принять то, что мне рассказали. Так или иначе, я начинаю этому верить.
— Послушайте, но ведь у нас на Земле нет этого самого антивещества? — удивленно спросил директор цирка.
— Конечно, ведь антивещество обладает неприятным свойством аннигилировать, то есть уничтожать вещество, с которым оно вступает в контакт.
