Он отодвинул папку, положил ручку и, заперев дверь, пошел на второй этаж.
В приемной никого не было. Это упрощало дело. Майор решительно постучал в дверь. Не успел он переступить порог, как подполковник замахал руками:
— Не проси. Людей нет. У меня убийствами некому заниматься. Ты знаешь: время отпусков, да и больных добавилось. А сколько уехали на задания и еще не вернулись… Нет, Леша, — и он взялся за телефонную трубку. — Жми на мозги. Единственный выход. А будешь стоять и канючить — еще добавлю. В общежитии поножовщина. Двое в больнице в тяжелом состоянии, гости сбежали… Ищу, кого послать.
Майор молча повернулся и поплелся к себе.
Опять взял в руки серую папку. Сколько человеческих судеб за такими вот корками. Леонов повертел папку в руках и вывел на ней: 12993. Дело заведено, но в папке пока абсолютно пусто. Эксперты на месте ничего не обнаружили. И опять в памяти замелькали лица, встречи, разговоры… Вдруг мелькнуло: кассирша в банке. Да, здесь есть над чем задуматься. Погоди-ка, а может быть, вчера не она дежурила?
Леонов быстро нашел в телефонной книге нужный номер. Ответ разочаровал: нет, сотрудников не меняют, если только по уважительной причине. Майор медленно опустил трубку. С кассирши и решил начинать раскручивать дело.
Встреча с управляющим мало что дала. Были названы отдельные фамилии, в основном, подруги. Был какой-то Виталий, но о нем давно ничего не слышно.
Леонов с головой погрузился в водоворот дел. Замелькали дни.
Безрезультатно закончилась беседа с шестой за этот день подругой подозреваемой. Никаких зацепок.
— Собираемся редко. Одни девчонки. Хороших парней нет, а кого попало звать не хотим. Однажды — это было еще в прошлом году — пришли одни тут. Были выпивши. Вина принесли. Хотели нас споить, не удалось. Так стали хамить. Всякий стыд потеряли. Еле выпроводили, — девушка покраснела и стала крутить носком черной туфли, словно старалась протереть дырку в полу.
— Этих парней вы давно в городе не видели?
— Да только в тот раз и — все.
— А с Виталием они встречаются? — майор спокойно, держа в руке ручку, посмотрел на девушку.
— Еще в прошлом году поссорились. А вернее, его мать их развела… Он же грамотный. Матери подавай сноху ученую. А что Ритка? Ну, красивая. А как говорится, не родись красивой, а родись счастливой. А у нее счастья пока нет.
Девушка опять завертела носком туфли.
— А вот скажи мне, пожалуйста, может ли Рита что-то от тебя утаить?
Девушка ответила не сразу. Подумав, сказала:
— Не… Не думаю.
В голосе слышались неуверенные нотки.
— А чего-нибудь подозрительного за последнее время ты за ней не замечала?
— Что вы имеете в виду? — девушка насторожилась.
Майор отложил ручку.
— Ну, какое-то беспокойство. Может быть, какие-то недомолвки. Одним словом, отклонения от привычного поведения, стремление избегать тебя… Что-то в этом роде…
Девушка не торопилась с ответом, потом, пожав плечами, сказала:
— Право, не знаю…
— Что же, спасибо. Всего доброго, — майор подписал пропуск.
Да, за целый день практически ничего. Пусто…
Дверь открылась неслышно.
— Эй, затворник, — раздался с порога бодрый голос, — колдуем?
Леонов повернулся.
— А… Заходи и дверь закрывай, — из коридора несло табачищем. Леонов не курил и не терпел табачного дыма.
Капитан Носов, несколько полноватый, с красным, свежим лицом и холодными бегающими глазками, шагнул к столу. Стул заскрипел под его грузной фигурой.
— Что, Леш, приуныл? — спросил он, отодвигая тощую папку.
— Как не приуныть, — сказал Леонов, пряча папку в сейф.
— Ты что, не доверяешь? — сказал Носов, с вызовом глядя на Леонова.
— Ну, что ты городишь? — сказал майор. — Она же пустая. Он снова вынул папку и раскрыл ее.
— Над чем пухнешь? — спросил Носов, глядя в окно, выходившее на улицу чуть ли не на уровне дороги.
— А у тебя тут хорошо, ножки можно рассматривать. — Носов захихикал.
— Вот и переходи сюда, нечего сидеть на втором, — в голосе Леонова послышалась обида.
— Да чего ты, Леш? Шуток не понимаешь?
Носов качнулся, стул под ним жалобно заскрипел.
— Мне не до шуток.
— Я вижу. Брось, Леша, так близко к сердцу принимать всякую ерунду. Их всех не пережалеешь. Один в тюрьме или два, какая тебе разница?
— И невиновный тоже?
— Невиновный… — Носов усмехнулся, — у нас невиновный только младенец в зыбке. Сейчас каждый норовит чего-нибудь ухватить. Так что… Не ломай голову. А в общем, если что надо, скажи. Готов другу оказать любую помощь. Имей в виду, я к тебе с открытой душой.
Он откинулся на спинку, положил ногу на ногу и выпалил вдруг:
— Ты ведешь дело Васильевой, — он не спросил, не сказал это утвердительно.
— Васильевой, — тяжело вздохнул Леонов. И тут же быстро добавил:
— Кстати, если ты все знаешь, не слышал случайно, а то я как-то все не доберусь спросить, какую сумму хотели похитить?
Капитан прищурил глаза, взглянул на хозяина:
— Да ты что! Многого хочешь, — сказал он, громко хлопнув по начищенному ботинку. — Это я просто вычислил. Все же сейчас в городе только об этом и говорят. К убийствам как-то, вроде, привыкли, а тут такое… А ты таишься. Ну, ладно. Это так, между нами…
— Ты же знаешь…
— Брось, Леша, очки втирать. Не надо. Лучше вспомни, как мы с тобой Кондратьева брали…
— Было дело, — согласился майор.
Они помолчали. Носов поднялся.
— Ну, я пошел.
Но уходить Носов не торопился. Чувствовалось, — что-то еще не досказал.
— Кстати, — заговорил он снова, — ты уж извини, что лезу в твои дела. Я-то знаю, как тяжело одному. Поэтому кое-чем поинтересовался. Мне кажется, следует присмотреться к бригаде. Без кого-то из них не обошлось. Отдельных типов я знаю. Они давно здесь отираются. Раньше шабашниками были, теперь — кооператоры. Мне года два назад пришлось заниматься по делу директора мебельной. Скажу, тогда много липы было, но кое-что удалось наскрести. Был там один… Спартак, кажется. Да, кстати, на днях мелькнул в окне автобуса. Автобус, вроде, в аэропорт шел. Ну, ладно, а то я тебя с пути сбиваю. Давай, колдуй!.. Или домой? Время-то позднее.
— Домой, — сказал Леонов, посмотрел на часы и стал собирать бумаги.
Леонов добрался домой к вечеру. На улицах стало тише, свежее. Длинные, убегающие вдаль тени пересекали дорогу. В окнах уже зажигались огни.
Засучив рукава, Леонов, принялся возиться на кухне. Аленка радостно бегала вокруг отца, а Вовка, сидя за столом, читал какую-то книгу.
— Пап, а мамочка сюда яички разбивала, — дочка показывала пальцем на разводимую муку.
— И мы это сделаем. Принеси, доча, яичко из холодильника.
Аленка со всех ног бросилась выполнять задание. Почти тут же Леонов услышал, как громко хлопнула дверца холодильника. Он вдруг вспомнил, как захлопнулась за ним дверь автобуса, хотя звук был совсем другой. Что-то беспокоило майора. Автобус… Спартак… Спартак уехал из города?
— Папа, на!
Леонов ласково посмотрел на дочь. Та протягивала ему яйцо.
— А? Ой ты, моя молодчина… Так. Есть. Вовчик! — позвал он сына. — Ты тут помешай. Я сейчас…
— А книга?
— Завтра дочитаешь.
— Да-а… Борька сказал, чтобы я завтра ему отдал.
— Ничего, завтра что-нибудь придумаем.
«Молодец Носов. Это по-товарищески», — отметил про себя Леонов, когда узнал, что Спартака действительно нет в городе.
— Получил какую-то телеграмму и смылся, — сказал Сема.
— Куда?
— А ты что пытаешь, как легавый, куда да куда? Ты, случаем, не из угро?
— Может, и из угро. Тебе-то что? Мне Спартак нужен. Дело есть.
— Так бы и сказал.
Сема сплюнул.
— Эй, Осман, — Сема толкнул лежавшего к ним спиной человека.
— Чэво тэбэ, — не поворачиваясь, грубовато спросил Осман.
— Куда Спартак улизнул? Дело к нему. Завхоз пришел.
Осман поднялся. Откинув нечесаные космы, зыркнул по худощавой фигуре Леонова недобрым взглядом.
— Мэнэ нэ докладывал. Можэ, к бабэ какой ушел. Нэ знаю.
Он зевнул, вытер рот.
— Он в городе или улетел куда? — Леонов так и впился в Османа взглядом.
— Ты чэво пристаешь к чэловеку? Ступай своэй дорогой. Сказал по-русски: нэ знаю.
Он отвернулся и стал удобней устраиваться на старом месте.
— Жаль, — невесело сказал Леонов, — дело пропадет.
Осман на такую наживку не клюнул.
— Жаль, — повторил майор и направился было к выходу, но дверь перед ним внезапно распахнулась, и на пороге появился высокий, с лысым вспотевшим черепом человек. Леонов его знал. Это был заместитель директора по хозяйственным вопросам. Он, к счастью Леонова, не обратил на него никакого внимания.
Эй вы, творцы-молодцы, — заверещал он фальцетом, — а ну, поднимайтесь — и к директору. Досталось мне за вас. — Он большим мятым платком промокнул свой череп.
