мне нравится, что вы так думаете. Теперь я твёрдо знаю, что в другой раз врагу от вас не уйти. Ведь это у вас был первый, да ещё какой, опытный зверь! Но впереди не один этот, а, может, доведётся и с этим встретиться...
Так постепенно рождалась и крепла их дружба.
Незаметно для себя к концу службы Кочетов так сильно полюбил вечно настороженную жизнь на границе, что подал рапорт с просьбой оставить его на сверхсрочную. Затем он окончил военное училище и, как говорил тогда, «навсегда закрепился за вверенной заставой».
Нежданно грянула война, и Кочетов отправился на фронт. Три раза был ранен, выжил и дошёл до Берлина. Путь этот был не лёгок. Но куда бы фронтовая жизнь ни забрасывала Кочетова, что бы с ним ни случалось, связи с Чумаком не терял. На всю жизнь запомнился этот скромный офицер, читающий книжку в красном сафьяновом переплёте.
После войны Кочетов вернулся в родной город и был направлен на работу в органы государственной безопасности.
И вдруг радостная неожиданность — его непосредственным начальником назначен полковник Алексей Александрович Чумак.
Так судьба опять свела их вместе.
Майор Кочетов считал полковника своим учителем, а полковник не без основания гордился своим учеником, грудь которого в четыре ряда украшали орденские планки.
Полковник и майор понимали друг друга с одного взгляда, с полуслова...
Но вот сейчас, сидя в кабинете Чумака, Григорий Иванович Кочетов недоумевал:
«Чем недоволен полковник?»
Операция предстояла не очень сложная. За неизвестным, который подойдёт в кинотеатре к Забелиной, нужно было установить наблюдение. Ну что ж, ничего особенного это не представляло. Конечно, после свидания он, на всякий случай, постарается запутать следы. Будет менять транспорт, вскакивать на ходу в трамваи, неожиданно покидать автобусы, «нырять» в подъезды. Но укрыться ему не удастся. В театре находились опытные работники, которым были отлично известны все эти уловки. Даже если предположить, что неизвестному удалось проследить, куда отправилась из дому Забелина и он, испугавшись, не явится на свидание, то он всё равно будет найден. Как? Сейчас трудно сказать. Но не он первый, не он последний...
Полковник, просматривая документы, лежавшие на столе, то снимал, то надевал очки.
— Что-то глаза режет, — недовольно бурчал он. — Видно, пора на отдых. Был конь, да изъездился.
«Хандрит Алексей Александрович, — глядя на него, думал Кочетов. — С чего бы это? Или «шестое чувство» беспокоит?»
В кругу друзей Алексей Александрович любил поспорить насчёт такого чувства.
— Оно, — говорил Чумак, — позволяет, скажем, художнику обнаружить богатейшую гармонию красок там, где никто другой, при всём желании, ничего не заметит. У каждого из нас есть голос, но не каждый умеет петь. Руки Микеланджело, вероятно, походили на мои. Но мне не создать «Давида»! Эту тончайшую способность уловить нужные пропорции, оттенки, найти главное, решающее принято считать одарённостью, талантом. Ну что ж, пусть так и называется шестое чувство человека...
Через каждые пятнадцать-двадцать минут звонил телефон. Полковнику докладывали о положении дела. Он уже знал, что с одной стороны от Забелиной сидели две девушки, с другой — влюблённая пара. Забелина фильм смотрит спокойно. Сумку держит в правой руке.
— Очевидно, встреча должна произойти после сеанса, — заметил Кочетов. — Иначе Забелина должна была купить билет на какое-то определённое место, чтобы оказаться в нужном соседстве.
— Очевидно, — безразлично произнёс полковник и опять принялся за документы.
Около девяти часов опять зазвонил телефон.
Полковник поднял трубку и кивнул головой Кочетову, чтобы тот взял наушники, подключённые к аппарату.
Майор поспешил выполнить распоряжение Чумака.
— Сеанс окончился, — услышал он приглушённый голос. — Забелина вместе со всеми зрителями покидает зал.
— Продолжать наблюдение, — приказал полковник.
Он положил трубку на рычаг, оторвал клочок бумаги и начал делить его на мелкие части, но опять раздался телефонный звонок.
— Пятый слушает, — отозвался полковник.
— При выходе из театра, — торопливо и взволнованно докладывал уже другой голос, — с Забелиной сделалось дурно. Пришлось немедленно вызвать скорую помощь. Девушка умирает.
Полковник и майор переглянулись.
— В какой руке у неё сумка?
— В правой, товарищ пятый.
Чумак бросил трубку.
— Скорее в машину, майор...
V
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ГАРРИ МАКБРИТТЕНА
Больших усилий стоило врачам отстоять жизнь Забелиной. Консилиум лучших специалистов города определил у больной чрезвычайно редко встречающуюся форму молниеносного столбняка.
Одновременно выяснилось, что днём раньше по той же причине у себя на квартире скоропостижно скончался старший бухгалтер треста водоканализации Константин Павлович Рогулин. Диагноз не вызывал сомнений. Анатомические данные свидетельствовали о кровоизлияниях в эпикарде, чрезмерном полнокровии мозга и его оболочек и других характерных патологических изменениях в организме.
— В таких случаях медицина часто оказывается бессильной, — пояснил профессор Чумаку. — Активный процесс болезни протекает в течение короткого времени, иногда исчисляемого минутами. Всё зависит от состояния и свойств организма. А так называемый, скрытый период не всегда удаётся вовремя обнаружить. Тем более, если больной не обращался за помощью или советом к врачам, как это было с Рогулиным и Забелиной. Девушку спасло только то, что она очень быстро была доставлена в клинику. Однако состояние её продолжает оставаться далеко не утешительным...
Внезапная болезнь Забелиной удивила Алексея Александровича.
«Неужели случайность? — думал он... — Будто злой рок спешно вмешался в дело, чтобы спасти преступника от неминуемого провала. Чертовщина какая-то!.. Но если это не случайность, тогда... тогда покушение на убийство!.. Однако за девушкой велось наблюдение. Свидетели не подтверждают даже малейшей попытки нападения на неё... А, может быть, она, испугавшись мести, сама покончила с собой? Столбняк ведь болезнь инфекционная, а эти мерзавцы могли снабдить её любым ядом...»
Узнав, что за несколько минут до смерти Рогулина навестил неизвестный гражданин, полковник заинтересовался этим обстоятельством. С места прежней работы Константина Павловича было затребовано его личное дело, познакомившись с которым, Чумак уловил в нём ряд неточностей и противоречий. Естественно, это насторожило полковника, вызвало ряд недоумённых вопросов, на которые не находилось убедительных ответов.
Было совершенно ясно, что Рогулин какой-то период своей жизни тщательно скрывал. Делалось это, очевидно, не зря. Здравый смысл подсказывал, что без умысла и крайней необходимости никто не станет неверно излагать свою автобиографию.
«Что же заставило Рогулина лгать? — доискивался ответа полковник. — Зачем к нему приходил неизвестный гражданин? Кто он? Что общего было между ними? Нет ли связи между этим посещением и скоропостижной
