Мими разрыдалась.
– Нет! Мы не должны. Это неправильно.
Ее пальцы вцепились в мокрые волосы Кейда, и она вернула ему его лихорадочный поцелуй, дрожа от подавляемого желания. Потом внезапно обмякла в его руках. Тело похолодело. Щеки, которые целовал Кейд, были солеными от слез. Глаза, глядевшие ему в лицо, казались огромными, темными и обиженными.
Она спросила, будет ли все ол-райт. Он сказал, что да. Мими ему верила. Она давно сняла свой нож.
Он заставил себя отпустить девушку и отцепил злополучное полотенце.
Качка теперь чувствовалась гораздо сильнее.
– Очень сожалею, – сказал он мрачным голосом, соответствующим быстро собирающимся тучам.
Она прикрыла себя полотенцем.
– Я тоже сожалею, – сказала она жалобно. – Мне хотелось бы, чтобы вы знали, как сильно я сожалею.
Величественная и даже царственная, несмотря на то что на ней были всего лишь тесные желтые плавки, она повернулась и вошла в каюту, осторожно прикрыв за собой дверь.
Кейд допил остатки портвейна, подняв бутылку, которая каталась по палубе возле одного из стульев. Затем, глядя на нагоняемые ветром черные тучи, включил мотор и поднял якорь как раз в тот момент, когда первая стена дождя обрушилась на судно.
Залив больше не выглядел зеленым, он был темно-пурпурного цвета, вспоротый струями дождя. Волнение увеличивалось с каждой минутой.
Определив курс, он посмотрел назад. В том месте, где они только что купались с Мими, из воды торчал треугольный плавник акулы.
Надо же ему было предложить такую глупость! Все могло случиться. И он не справился бы с такой бедой.
Сквозь вой ветра до него донеслись рыдания Мими.
Она плакала, потому что он зашел так далеко?
Или потому, что не пошел дальше?
Женщины.
Он включил третью скорость, чтобы скорее добраться до большой отмели, и на всякий случай привязал себя, чтобы не смыло волной.
Кейд взглянул на часы. Было двадцать минут восьмого. Через несколько минут станет совсем темно. Дождь и ветер бесновались около часа, но сильное волнение оставалось. Переход занял больше времени, чем он предполагал. Сейчас он огибал отмель.
В сгущающихся сумерках по правому борту поблескивала большая южная отмель. Кейд еще сбавил скорость и осветил отмель прожектором. Прилив был в разгаре. Была видна только часть отмели. Шесть трупов, которые он видел в прошлый раз, лакомство для рыб и крабов, исчезли.
Трудно лавировать между грязевыми отмелями в темноте.
Кейд подумал было бросить якорь и ночевать на судне, но тут же отказался от этой мысли. До Джанис было рукой подать, и ему не терпелось объясниться с ней. Да и от Мими избавиться. Перспектива провести с ней на борту еще одну ночь его не прельщала.
Мими вышла из кубрика с распухшими от слез глазами. На ней было платье, колготки, босоножки на высоких каблуках, которые он купил ей в Новом Орлеане. Голос ее звучал необычайно грустно.
– Приготовить что-нибудь поесть?
Он покачал головой.
– Не беспокойся. Через час будем на месте.
Он почувствовал желание уязвить ее:
– А то вдруг я снова надумаю стать на якорь?
В слабом свете зеленых и красных лампочек на приборной доске он увидел, что Мими готова снова расплакаться.
– Я же сказала, что сожалею.
Ему стало стыдно, словно он накричал на нее.
– О'кей, выходит, мы оба сожалеем... Если хочешь есть, сообрази что-нибудь сама. Но ничего не включай, иначе я напорюсь на мель.
Он снизил скорость до такой степени, что вельбот едва двигался. В этом месте проход был узким и сложным, но как только он пройдет Гранд-Пасс, они снова окажутся на открытой воде.
Она прикусила нижнюю губу.
– Хорошо, только не кричите на меня!
– Я не кричу! – рявкнул он.
Он повернулся к рулевому колесу, в который раз сожалея о том, что не пошел сразу коротким путем. Но тогда он бы не узнал, что его разыскивает полиция по обвинению в убийстве, а в такого рода вещах всегда лучше знать, что тебя ждет. С властями, как и с женщинами, нужно держать ухо востро.
Она продолжала стоять в дверях кубрика.
– Как вы узнаете, куда надо плыть?
Он попытался что-то объяснить, но быстро отказался от этой затеи. Можно объяснить, как вести судно по компасу. Но нащупывать путь в темноте – совсем иное дело. Все равно как летать на реактивном самолете – это либо получается, либо нет. Сочетание многих факторов: прошлый опыт, гул моторов, цвет кильватера, какие-то известные одному тебе приметы и признаки.
– Я бывал здесь и раньше, – сказал он. – Как насчет того, чтобы распить еще одну бутылочку вина? Все-таки мы намерены встретиться с нашими уважаемыми партнерами, следует отметить это событие.
– Как прикажете, – раздался знакомый ответ. Она открыла было рот, чтобы добавить что-то еще, но передумала и исчезла в кубрике. Через пару секунд она появилась с открытой бутылкой душистого портвейна Сэла.
Мими протянула ему бутылку, но в этот миг судно царапнуло днищем подводную гряду, и Кейд инстинктивно задержал дыхание. Когда опасность миновала, он сказал:
– Сначала ты. Салудос!
– Нет, спасибо, – решительно произнесла она. – Я не пью на пустой желудок.
Кейд сделал большой глоток прямо из горлышка. Вино показалось ему слабым, невыдержанным. Лучше бы это был ром. Ему хотелось напиться до беспамятства. Хотелось, чтобы Мими была Джанис. Или чтобы он был Джеймсом Мораном. Он мог внушить себе, что Мими – просто еще одна девушка, с которой он повстречался, но вот она уходила из его жизни, и он сомневался, что когда-либо встретит женщину, которая нравилась бы ему так, как Мими. И дело вовсе не в одном физическом влечении. Она вообще ему нравилась.
Он сделал второй большой глоток и закрыл бутылку. Если бы ему встретить Мими до того, как она познакомилась с Мораном! Но ведь когда она с ним познакомилась, Джанис с Кейдом еще не развелась? Или развелась?
Впрочем, какое это имеет значение!
Проход остался позади, они снова были на глубоком месте. Он это понял по гулу винтов. Залив казался куском черного стекла, разрезаемого белым хвостом пенистого кильватера да выпрыгивающей на поверхность воды рыбой. Кроме шума винтов и ритмичного стука двигателей тишину нарушали крики птиц, гнездившихся на прибрежных островах.
Залив был огромный, черный, загадочный и немного зловещий. Окрестное население постоянно менялось, кто-то приезжал, кто-то уезжал. Луна все еще не могла выбраться из ветвей деревьев.
В темноте мало что было видно, но Кейд сомневался, чтобы здесь что-нибудь изменилось. При дневном свете он разглядел бы несколько примитивных рыбацких биваков, редкие хижины охотников вдоль водостоков, уходящих в глубь лесов.
Эта мысль развеселила его. Возможно, на его земле уже поселились люди. Семь лет назад такие люди, называемые "скваттерами", получили право на занятие свободных земель. Так что теперь они могут опротестовать продажу участка. И Джанис, и Токо останутся с носом.
Наконец луна вырвалась из ветвей деревьев и как бы высветила на воде его судно. Холодный ночной ветер пронизывал до костей. Вода при лунном свете стала походить на черный бархат, кое-где протканный серебряными нитями.
Когда он обогнул знакомую примету – каменную косу, Мими заговорила, впервые после того как принесла вино:
– Вы превосходный мореход!
– Благодарю, – ответил он.
Лучше бы он не пил вина. Оно не помогло. То, чего он хотел, не ищут в бутылке.
– Мы почти на месте?
Кейд вглядывался в залитую лунным светом береговую линию.
– Я бы сказал, мы сейчас как раз напротив моей земли, но с тех пор, как я здесь был, прошло много лет.
Он различил на берегу проблески розоватого света.
– Вон там должен быть бивак.
– Значит, есть дом?
– Хижина. Мы с отцом пользовались ею несколько раз в году.
– Сколько там комнат?
– Одна.
Она облизала губы.
– Ох!
Розовое пятно света становилось ярче, превращаясь в фонарь, освещающий довольно обширный пирс, уходящий в воду. К тумбе был причален быстроходный, как определил Кейд, катер, рядом стояло несколько лодок поменьше. Очевидно, официантка из Нового Орлеана была права – Джанис затевала здесь "большой бизнес".
Он подвел судно к свободному причалу.
Хижина, построенная им и его отцом, исчезла, ее заменил просторный двухэтажный бревенчатый коттедж, вокруг которого было разбросано с десяток коттеджей поменьше. Освещен был только центральный.
Кейд заглушил моторы и выскочил на пирс.
– А сказали, что у вас хижина! – сказала Мими со смехом.
– Да, была хижина, – мрачно ответил он.
Он хотел идти дальше, но Мими остановила его:
– Вам, конечно, не терпится увидеть Джанис, я понимаю, но разве можно выходить на берег в таком виде?
Он сообразил, что на нем все еще только красные плавки и капитанская фуражка.
Он надел последнюю чистую белую рубашку и брюки. Тяжелый пистолет оттягивал карман и мешал двигаться. После некоторого раздумья он заткнул его за пояс. Надел сандалии.
