— Для таких как я, это сложновато, — сказал я. — Выяснили, Фейс Пеплер все еще в тюрьме Огайо?
— Угу. Выходит на следующей неделе. Кольцо с бриллиантом объясняет так: у него на воле есть приятель, которого он попросил послать ей кольцо. Похоже, они собирались пожениться и вместе завязать после того, как он выйдет, или что-то в этом роде. В общем, начальник тюрьмы говорит, что через него проходили письма в таком духе. Этот Пеплер сказал начальнику, что ничего не знает такого, что нам помогло бы, да и сам начальник не припомнит в письмах ничего для нас полезного. Конечно, даже за это можно зацепиться, как за возможный мотив. Скажем, Винант ревнует, а она носит кольцо от другого и собирается с ним уехать. Это…
Раздался телефонный звонок, и Гилд прервался.
— Да, — сказал он в трубку. — Да… Что?.. Конечно… Конечно, только оставьте там кого-нибудь… Правильно. — Он отодвинул телефон в сторону. — Еще одна ложная наводка насчет вчерашнего убийства на Двадцать Девятой Западной.
— А-а, — сказал я. — А то мне послышалась фамилия Винант. Иногда, знаете, слышно, что на том конце говорят.
Он покраснел, закашлялся.
— Может, что-нибудь похожее на слух… похожее… да, конечно, «виноват». Не расслышал, не понял чего — виноват, мол. Чуть не забыл — посмотрели мы досье на этого Воробышка.
— Что нашли?
— Похоже, для нас ничего нет. Зовут его Джим Брофи. Получается, что он имел виды на нунхаймовскую подружку, а она на вас обозлилась, а он как раз достаточно поддал и смекнул, что войдет к ней в милость, если вломит вам разок.
— Мысль богатая, — сказал я. — Надеюсь, Стадси вы никаких неприятностей не наделали?
— Он ваш друг? Он же судимый, за ним столько всякого — один список подлинней вытянутой руки будет.
— Знаю. Сам его однажды посадил.
Я взялся за шляпу и пальто.
— Вы заняты. Я побегу и…
— Нет, нет, — сказал он. — Побудьте еще, если время есть. Вот-вот поступит кое-что, может, вам интересно будет, и еще с сыном Винанта помогли бы разобраться. — Я снова сел.
— Может выпить хотите? — предложил он, открывая ящик стола, но с выпивкой у полицейских мне никогда не везло, и я сказал:
— Нет, спасибо.
Телефон снова зазвонил, и Гилд сказал:
— Да… Да… Ничего, давайте сюда. — На сей раз никаких слов с того конца до меня не донеслось.
Он откинулся в кресле и положил ноги на стол.
— Слушайте, я ведь про эту ферму с чернобурками всерьез и хочу вас спросить: как, по-вашему, может, в Калифорнии пристроиться?
Я все раздумывал, не загнуть ли ему про фермы в южной части штата, где разводят львов и страусов одновременно, когда раскрылась дверь, и толстый рыжий малый втащил Гилберта Винанта. Вокруг одного из глаз Гилберта так распухло веко, что глаз вовсе не раскрывался. Из порванной брючины проглядывалось левое колено.
Я сказал Гилду:
— Когда вы приказываете кого-то подать, его-таки подают.
— Погодите, — сказал он. — Это серьезней, чем вы думаете. — Он обратился к рыжему толстяку: — Давай, Флинт, выкладывай.
Флинт утер рот тыльной стороной ладони.
— Этот парнишка — рысь какая-то дикая. На вид-то он хлипковат, но уж так со мной идти не хотел — это я вам доложу! А бегает как!
Гилд прорычал:
— Да ты у нас герой! Вот сейчас побегу к комиссару, пусть медаль тебе выдадут. Только не про то у нас речь. По делу давай.
— Я же и не говорил, что сделал что-то особенное, — принялся оправдываться Флинт. — Я просто…
— Плевать мне на то, что сделал ты, — сказал Гилд. — Мне надо знать, что сделал он.
— Да, сэр, к тому я и вел. В восемь утра я сменил Моргана, и все было, как обычно, тихо-мирно и, как говорится, ни одна живая тварь не шелохнулась. И так было примерно до десяти минут третьего, и что же я тогда услышал? Ключ в замке — вот что! — Он втянул губы, предоставляя нам возможность выразить свое изумление по этому поводу.
— Квартира Вулф, — пояснил мне Гилд. — У меня предчувствие было.
— И какое предчувствие! — воскликнул Флинт, прямо-таки пьянея от восторга. — Боже ж ты мой, какое предчувствие! — Гилд сердито посмотрел на него, и он торопливо продолжил: — Да, сэр, ключ, а потом дверь открывается, и входит этот вот парнишка. — Он ухмыльнулся и посмотрел на Гилберта гордо и ласково. — Ну и перепугался же он! А когда я бросился на него, он припустил во всю прыть, и я только на втором этаже догнал его, и тогда, ей-богу, он начал потасовку, и мне пришлось дать ему в глаз, чтоб подостыл. На вид-то он хилый, но…
— И что же он делал в квартире? — спросил Гилд.
— Ничего он не успел сделать. Я…
— Хочешь сказать, что вспугнул его, даже не подождав, чтобы выяснить его намерения? — Шея у Гилда выперла из-под тугого воротничка, а лицо сделалось куда краснее шевелюры Флинта.
— Я думал, лучше не рисковать.
Гилд перевел свой гневный и недоверчивый взор на меня. Я изо всех сил старался сохранить безучастный вид. Он сказал сдавленным голосом.
— Довольно, Флинт. Подожди в коридоре.
Рыжий был озадачен. Он задумчиво сказал:
— Да, сэр. Вот его ключ. — Он положил ключ на стол Гилда и направился к дверям. Там он повернул голову и сказал: — Утверждает, что он сын Клайда Винанта. — Он весело рассмеялся.
Гилд, все еще не вполне владея голосом, произнес:
— Ах, утверждает, да?
— Ага. Где-то я его раньше видел. Мыслится мне, что он из шайки Коротышки Долана. Вроде бы видел я его около…
— Убирайся! — прохрипел Гилд, и Флинт вышел. Гилд издал глубокий нутряной стон. — Достал меня этот придурок. Шайка Коротышки Долана! — Он безнадежно покачал головой и обратился к Гилберту: — Ну, что скажешь, сынок?
Гилберт сказал:
— Я знаю, что мне не следовало этого делать.
— Хорошее начало, — радушно заметил Гилд. Лицо его вновь приобретало нормальное выражение. — Все мы ошибаемся. Придвигай-ка стульчик, и подумаем, как тебя вызволить. К глазу что-нибудь приложить?
— Нет, спасибо, все нормально. — Гилберт пододвинул стул на три дюйма поближе к Гилду и сел.
— Этот болван тебя стукнул от нечего делать?
— Нет-нет, я сам виноват. Я… я и вправду сопротивлялся.
— Ну что ж, — сказал Гилд. — Никому не хочется быть арестованным, мне кажется. Так в чем же дело было?
Гилберт взглянул на меня своим неповрежденным глазом.
— Теперь твоя судьба в руках лейтенанта Гилда, — сказал ему я. — Поможешь ему — себе поможешь.
Гилд подтвердил это энергичным кивком.
— И это факт. — Он поудобней устроился в кресле и дружеским тоном спросил: — Откуда у тебя ключ?
— Отец прислал в письме. — Он вынул из кармана белый конверт и подал его Гилду.
Я обошел Гилда сзади и через его плечо посмотрел на конверт. Адрес был написан на машинке: «Мистеру Гилберту Винанту», «Кортленд». Почтовой марки на конверте не было.
— Когда ты его получил? — спросил я.
— Оно лежало на стойке, когда я вернулся домой вчера вечером, около десяти. Я не спросил администратора, сколько времени оно там пролежало, но, по-моему, когда мы с вами вышли, его там еще не было. Иначе мне бы его передали.
В конверте было два листа бумаги, покрытые машинописным текстом, уже знакомым мне своей неумелостью. Гилд и я прочли вместе:
«Дорогой Гилберт!
Если за все эти годы я не давал о себе знать, то только потому лишь, что такова была воля твоей матери, и если сейчас я нарушаю свое молчание, обращаясь к тебе с просьбой о помощи, то потому лишь, что настоятельная необходимость принуждает меня пойти против воли твоей матери. К тому же, ты теперь мужчина, и тебе самому решать, продолжать ли нам быть чужими друг другу, или же поступить так, как повелевают нам узы крови. Я полагаю, ты знаешь, что сейчас я оказался в затруднительном положении в связи с так называемым убийством Джулии Вулф, и я верю, что у тебя ко мне осталось достаточно дружеских чувств, чтобы по меньшей мере надеяться, что я никоим образом к нему непричастен. Это воистину так. Ныне я обращаюсь к тебе за помощью в доказательстве моей невиновности раз и навсегда перед полицией и перед все миром, и питаю всяческую надежду, что, даже если бы я не мог притязать на твое доброе расположение, я, тем не менее, могу рассчитывать на твое естественное желание сделать все возможное для того, чтобы не бросить тень на фамилию, которую носят и твоя сестра, и ты сам, и твой отец тоже. Обращаюсь к тебе также и потому, что, хотя у меня и есть знающий и верящий в мою невиновность адвокат, который предпринимает все усилия, чтобы доказать ее, и надеется заручиться содействием мистера Ника Чарльза, я не могу просить никого из них предпринять то, что является, в конечном счете, противоправным действием, и я не знаю никого, кроме тебя, кому я осмелился бы довериться. Я хочу, чтобы ты сделал следующее: завтра пойди на квартиру Джулии Вулф на 54-й Восточной улице, дом 411, куда ты попадешь с помощью вложенного в письмо ключа, и между страниц книги „О помпезности“ ты найдешь некий документ или заявление, который ты должен прочесть и немедленно уничтожить. Ты должен удостовериться, что уничтожил его полностью, не оставив даже пепла, а когда ты прочтешь его, то поймешь, почему это необходимо сделать и почему я доверил эту задачу именно тебе. В случае, если произойдет нечто, вследствие чего будет желательно изменить наши планы, я позвоню тебе сегодня поздно вечером. Если же звонка не будет, то я позвоню завтра вечером, чтобы узнать, исполнил ли ты мое поручение, и договориться о встрече. Я полностью уверен, что ты сознаешь всю ту огромную ответственность, которую я возлагаю на твои плечи, и что мое доверие оказано достойному.
