Энди мрачно покачал головой.
— Никто не видел, как он входил, никто не видел, как он выходил. Помните, была шуточка такая, про одного парня, до того тощего, что ему надо было два раза вставать на одно и то же место, чтобы тень отбросить?
Я рассмеялся — не шутке, естественно — и сказал:
— Ну, Винант не настолько худ. И все же он достаточно худой — не толще бумаги от этого чека, и от тех писем, которые мы от него получали.
— Что такое? — резко спросил Гилд. Лицо его налилось краской, взгляд стал злобным и подозрительным.
— Он мертв. Уже давно он был жив только на бумаге. Готов спорить на любые деньги, что рядом с одеждой хромого толстяка были захоронены кости Винанта.
Маколей наклонился ко мне:
— Чарльз, ты в этом уверен?
Гилд зарычал на меня:
— Это еще что за номера?
— Такое вот пари, если вам угодно. Кто это стал бы так возиться с трупом, а потом положить рядом то, от чего избавиться-то легче всего — одежду, то есть — и совсем целехонькой, если только…
— Ну, не такой уж и целехонькой.
— Разумеется, нет. Это бы выглядело совсем неестественно. Ее надо было частично уничтожить, ровно настолько, чтобы вы по ней могли определить то, что вам и предполагалось определить. Бьюсь об заклад, что инициалы были сильно заметны.
— Не знаю, — сказал Гилд уже не с таким жаром. — Они были на пряжке от ремня.
Я расхохотался.
Мими сердито сказала:
— Но это же просто нелепо, Ник. Вы же знаете, что он был здесь сегодня. Вы же знаете, что он…
— Ш-ш-ш. Очень глупо с вашей стороны ему подыгрывать, — сказал я ей. — Винант мертв, и ваши дети, скорее всего, его наследники. Это даст вам куда больше денег, чем лежит у вас там, в ящике. Зачем же брать часть добычи, когда можно получить все?
— Я вас не понимаю, — сказала она, заметно побледнев.
Маколей сказал:
— Чарльз полагает, что Винанта сегодня здесь не было и что кто-то другой передал вам эти бумаги и чек, или что их сами украли. Так? — спросил он меня.
— Практически.
— Но это же просто смешно, — продолжала настаивать она.
— Мими, подумайте трезво, — сказал я. — Предположим, что Винанта убили три месяца назад, а труп замаскировали под кого-то другого. Он якобы уехал, передав Маколею неограниченные полномочия. В таком случае, вся его собственность оказывается в руках Маколея на вечные времена. Или, по крайней мере, до тех пор, пока он не разворует все подчистую, потому что вы даже не сможете…
Маколей, поднимаясь, сказал:
— Не пойму я, Чарльз, куда ты клонишь, но…
— Спокойно, — сказал Гилд. — Пусть выговорится.
— Он убил Винанта, и он убил Джулию, и он убил Нунхайма, — пояснил я Мими. — Что вы добиваетесь? Стать следующей в списке? Поймите же, раз вы пришли к нему на помощь и сказали, что видели Винанта живым, — это ведь его слабое место, он пока что единственный, кто, по его же словам, не видел Винанта с октября, — он не станет испытывать судьбу, а вдруг вы, не дай Бог, передумаете. Уж во всяком случае не тогда, когда достаточно всего лишь пристрелить вас из того же пистолета и все списать на Винанта. Чего ради вы на это идете? Ради пачки паршивых облигаций в ящике стола? Ради малой части того, что вы получите через детей, если мы докажем, что Винант мертв?
Мими повернулась к Маколею и сказала:
— Ты, сука!
Гилд вытаращился на нее, потрясенный этими словами больше, чем всем сказанным здесь до того.
Маколей пошевельнулся. Я не стал ждать, что он будет делать дальше, а ударил его левым кулаком в подбородок. Удар получился на славу, смачный, и он рухнул на пол, но я почувствовал, как что-то обожгло мне левый бок, и понял, что от резкого движения у меня открылась рана.
— Что еще прикажете? — зарычал я на Гилда. — Вам его в целлофан не завернуть.
Было почти три часа ночи, когда я вошел в свой номер в «Нормандии». В гостиной сидели Нора, Дороти и Ларри Кроули. Нора с Ларри играли в триктрак, а Дороти читала газеты.
— Их всех действительно убил Маколей? — незамедлительно спросила Нора.
— Да. В утренних газетах есть что-нибудь о Винанте?
— Нет. Только о том, что Маколей арестован, — сказала Дороти.
— Так Маколей и его убил.
Нора сказала:
— Да ну?
Ларри сказал: «Вот черт!», а Дороти заплакала. Нора с удивлением посмотрела на нее. Дороти всхлипнула:
— Я хочу домой, к маме.
Ларри сказал без большой охоты:
— Я буду счастлив проводить вас, если…
Дороти сказала, что хочет уйти. Нора над ней покудахтала, но отговаривать не стала. Ларри взял пальто и шляпу, стараясь не выказать своего разочарования.
Нора закрыла за ними дверь и оперлась на нее.
— Ну-с, мистер Хараламбидис, извольте объясниться!
Она уселась на диван рядом со мной.
— Выкладывай все. Попробуй только, пропусти хоть одно слово, и я…
— Прежде чем я хоть что-то скажу, мне необходимо выпить.
Она обругала меня и принесла стаканчик.
— Он признался?
— С какой стати? По закону, невозможно признать себя виновным до суда, если речь идет об убийстве без смягчающих обстоятельств. Убийств было слишком много, и совершенно ясно, что, как минимум, два из них были совершены хладнокровно и преднамеренно. Так что никакого признания в убийстве со смягчающими окружной прокурор от него не примет. Ему остается только стоять до последнего.
— Но все же он совершил эти убийства?
— Конечно.
Она отвела стакан от моих губ.
— Кончай канителить и давай рассказывай мне обо всем.
— В общем, получается, что они с Джулией довольно долго обкрадывали Винанта. Маколей просадил кучу денег на бирже, а тут узнал о прошлом Джулии — на это и Морелли намекал — и вот эта парочка объединилась против старика. Мы устроим ревизию и по банковским счетам Маколея, и по счетам Винанта, и тогда без труда определим, как награбленное переходило от одного к другому.
— Значит, вы еще точно не знаете, крал ли он у Винанта?
— Конечно, крал. Иначе ничего не сходится. Скорее всего, Винант действительно собирался уехать третьего октября, потому что он и в самом деле снял пять тысяч наличными со своего счета в банке — но мастерскую он не закрывал и с квартиры не съезжал. Все это через несколько дней проделал от его имени Маколей. В ночь с третьего на четвертое Винант был убит в доме Маколея в Скарсдейле. Мы это точно знаем, потому что утром четвертого, когда кухарка Маколея, которая на ночь уходила домой, пришла на работу, он встретил ее у порога с двухнедельным жалованьем и какими-то наспех придуманными обвинениями, и тут же уволил ее, не дав ей войти в дом и увидеть там труп или пятна крови.
— Как же вы все это выяснили? И со всеми подробностями.
— Обычным порядком. Естественно, после того как мы его сцапали, мы отправились в его контору и домой — а вдруг удастся что-нибудь узнать. Ну, знаешь, всякие там штучки вроде «А где вы были в ночь на шестое июля 1894 года?» и тому подобное. И вот, нынешняя его кухарка заявила, что работает у него только с восьмого октября, и это потянуло за собой все остальное. Еще мы нашли стол с еле заметными следами крови, как мы надеемся, человеческой, которую ему не удалось соскрести до конца. Сейчас эксперты снимают с этого стола стружку — может, и добудут для нас кой-какие результаты. (Потом оказалось, что это следы от разделки говядины.)
— Значит, у вас все же нет уверенности, что он…
— Да прекрати ты! Конечно же, уверенность у нас есть. Только так все сходится. Винант узнал, что Джулия и Маколей обворовывают его, и еще решил, — не могу сказать, правильно или нет, — что они его и в другом смысле обманывают, а мы знаем, какой он был ревнивец. И вот он отправился к Маколею для решительного разговора и предъявил ему те доказательства, которые у него были, и Маколей, у которого в перспективе четко замаячила тюрьма, убил старика. Только не говори, что мы этого не знаем наверняка. Иначе и быть не могло — получается полная бессмыслица. Итак, у него на руках остается труп — вещица, от которой не так-то легко избавиться. Можно сделать перерывчик на глоток виски?
— На один, — сказала Нора. — Но это ведь только теория?
— Называй как хочешь. По мне, все годится.
— Но мне казалось, что никто не может считаться виновным, пока вина не доказана, и если есть какое-нибудь обоснованное сомнение…
— Это для суда присяжных, не для сыщиков. Мы находим субъекта, который, по-нашему, совершил убийство, бросаем его в камеру, и извещаем всех, что он убийца. Все газеты публикуют его фото. На всех данных, которые у нас есть, окружной прокурор выстраивает, насколько способности позволяют, самую правдоподобную теорию. А мы тем временем собираем там и сям дополнительные сведения, и люди, которые опознали его по фотографии и которые никогда и не подумали бы считать его убийцей, если бы его не арестовали, — эти люди начинают приходить и всякое про него рассказывать. И вот, раз — и он уже сидит на электрическом стуле. (Через два дня женщина из Бруклина опознала Маколея как некоего Джорджа Фоли, который последние три месяца снимал у него квартиру.)
