Поняв, что результаты ночных трудов могут быть не только на столе, я заглянул в корзину для бумаг – она была полна клочков разорванных страниц. Я поворошил их, на глаза попался обрывок со словами: «…у меня было все, но у меня ничего не было…»
Итог всей жизни талантливого и красивого человека.
Зачем-то я положил и этот обрывок в карман, забрал корзину и вышел в гостиную.
Выглянул в окно – в дали моря белела шапочка Виты.
В камине тлели угли, и я вывалил на них все содержимое корзины. Следствию они вряд ли помогут, а Мещерскому так спокойнее.
Бумаги начали чернеть, зашевелились и разом, торопливо вспыхнули – как взорвались.
И тут же раздался еще один выстрел.
Я подскочил к окну – белой шапочки в море больше не было.
Перехватил абрек Виту…
Я выбежал из дома.
С крыши сакли спустился, плача, Анчар с карабином.
– Ты с ума сошел! – Я зачем-то вырвал у него ружье.
– Лучше, чтобы она повесилась, так, да?.. Или чтобы ее опять схватили грязные жадные руки… Как Сулико… После Саши, да… – Анчар говорил непривычно для него быстро, лихорадочно, слизывая слезы с усов. – Вита сказала: Арчи, я умру в один час с Сашей… И посмотрела на меня… Я не обманул ее… – И он зарыдал, припав к моему плечу, содрогаясь всем телом.
Я обнял его.
Мне было страшно.
– Стыдно, – наконец сказал Анчар, вытирая ладонями лицо. – Арчи – не женщина. Скажи – кто виноват, и Арчи…
– Никто, Анчар, – сказал я тихо. – Просто двое людей прожили свою жизнь. Спрячь карабин и езжай в город за милицией
–
Приехала оперативная группа, в полном составе. Во главе со следователем прокуратуры.
Володя сделал мне глазами знак, чтобы я не очень афишировал наше знакомство. И не лез в бутылку.
Пошла обычная в таких случаях работа. Медэксперт констатировал смерть от огнестрельного ранения в висок. Добавил, что, по его мнению, картина типичная для самоубийства. Следователь, поглядывая на меня, выразил сомнение.
Мне это не понравилось. Не хватало еще осложнений с родной милицией.
– А где же тогда оружие, посредством которого совершено это так называемое самоубийство? – И снова «проницательный» (я тебя насквозь вижу) взгляд на меня.
– Ищите, – я чуть было не пожал плечами.
– А вы пока помолчите. Вас еще не спрашивают.
Вошедший сотрудник что-то шепнул ему на ухо.
Следователь с еще большим интересом, я бы сказал, с многообещающим интересом взглянул на меня и вышел из кабинета. Быстро вернулся и обратился ко мне:
– Как вы объясните пулевую пробоину в стене дома? Заделанную, кстати, весьма тщательно. И недавно замененное стекло.
– И кто жег бумаги в камине? – бросил и свой вопрос сотрудник.
– В какой последовательности отвечать?
– Как вам удобнее, – ухмыльнулся следователь.
– Хорошо, я отвечу. Но это мои последние слова без протокола. Бумаги скорее всего жег покойный. Разбитое стекло и пулевой след – результат недавнего нападения на виллу хулиганов.
– И что же? – Он все-таки втянул меня в разговор. – Вы заявили в милицию?
– Да зачем? Обычное дело – постреляли и ушли.
– Так-таки и ушли? – И «поймал» меня «неожиданным» вопросом: – У вас есть оружие?
– Откуда? Я мелкий частный детектив мелкой сыскной конторы. Мне не положено. Тем более что я на отдыхе.
– Неплохо отдыхаете… – Намек такой прозрачный.
– Все, – сказал я. – Отключаюсь.
Да и Володя сделал мне знак глазами: не задирайся.
Мне бы понять, что нужно следователю, тогда и защищаться можно конкретно. Или он работает по наводке Бакса, или хочет мужик выслужиться. На хрена ему какое-то самоубийство, если он может взять убийцу на месте преступления. Это, стало быть, разные вещи.
– Ну, что же, – согласился следователь, – давайте знакомиться ближе. Принесите свои документы. – И, усевшись за стол Мещерского, достал бланки протокола.
Предупредил меня, что допрашивает как свидетеля и об ответственности, естественно, за дачу ложных показаний.
Просмотрел мои документы, ухватился:
– Так что же вы отрицаете наличие у вас оружия? – торжествующе-уличающе потряс над столом моей лицензией. – Вот же, здесь же, прямо сказано: «Имеет право на хранение и ношение личного огнестрельного оружия…» Ваш ответ?
– Лицензия просрочена, посмотрите внимательней. Повторяю, оружия у меня нет. И я бы просил вас вести расследование в установленном порядке. Явный обвинительный уклон, с которым вы его ведете… – Я замолчал, потому что Володя опять сигналил: не задирайся.
А я и не задирался. Я отстаивал свое право на презумпцию невиновности: «Никто не может быть признан…» и т.д.
– Что вы делали на вилле? – Он не обратил никакого внимания на мою просьбу. – Гостили?
– Исполнял свои обязанности. Охранника…
– С просроченной лицензией? – перебил он.
– Мог бы и вообще без лицензии.
Эх, ворвалась бы сейчас сюда Женька, врезала бы ему двумя пятками с каблуками в лоб, выпрыгнули бы мы, обнявшись, в окно и спрятались бы в сакле, под буркой… Нет, под буркой жарко с Женькой…
– Чем занимался владелец виллы?
– Отдыхал.
– Он крупный авторитет в прошлом, – вставил Володя, желая смягчить обстановку и «перевести стрелку».
– Интересно. У вас, гражданин Сергеев, что, были общие дела с убитым?
Все-таки с убитым. Козел упрямый!
– Были, – я усмехнулся. – Он воровал, а я его ловил.
Напрасно я это сказал – вырвалось. Дал ему «на почве неприязненных отношений…» – и большего не надо, мало не покажется.
По довольному лицу следователя я догадался, что и его посетила эта радостная мысль.
– Кто еще проживает на вилле?
– Его товарищ Арчил, фамилии не знаю. Жена Мещерского, но, по-моему, они не зарегистрированы…
– Сожительница, – злорадно по складам вписал следователь.
– Где они находятся в настоящее время?
– Мне это неизвестно, – наполовину соврал я.
Арчил ведь еще до приезда милиции исчез, будто его никогда и не было. И правильно сделал.
Мне б, дураку, тоже слинять. Вот-вот море вынесет тело Виты. Вот-вот обнаружат труп Боксера, правда, он убит не пулей, а ядом, но все равно мне легко не отвертеться.
– Последний вопрос. – Следователь эффектно отбросил «перо», откинулся на спинку стула. – Мне все ясно. Ответьте: куда вы дели пистолет, из которого застрелили гражданина Мещерского? Где он? – громовым голосом Закона.
– Под тумбочкой, – спокойно сказал я. – Отлетел после выстрела.
– Вы лжете! – Он стукнул кулаком по столу. Но слишком сильно – ушибся. – Так не бывает.
Вот именно – так и бывает в большинстве случаев, когда стреляют в голову, – рука еще держит пистолет, но уже слабо, и силой отдачи его отбрасывает в сторону.
Даже медэксперт с недоумением взглянул на следователя.
Сотрудник двумя пальцами поднял пистолет и положил перед ним на стол.
– Все равно, – не сдался он. – Возьмите у него отпечатки пальцев.
– На пистолете наверняка будут мои следы, – сказал я примирительно. Мне хотелось, чтобы они поскорее убрались. – Покойный показывал его мне.
И они наконец убрались. Взяли с меня подписку о невыезде, забрали вешдоки: записку Мещерского, пистолет, гильзу, собрали в камине сгоревшие бумаги. Но вряд ли им это поможет, я успел разрушить пепел кочергой дотла.
– Машину за покойным пришлите, – сказал я им вслед.
– Что же ты опять меня одного оставил? – спросил я Арчила, который возник сразу после отъезда группы. – Они меня подозревают в убийстве Мещерского.
– Я им скажу, чтобы не обижали, – сумрачно обещал Арчил.
– Скажи, – вздохнул я, – да построже.
Мы просидели остаток дня в гостиной, плотно закрыв дверь в кабинет.
А ночевать ушли в саклю.
Ночью штормило. И я с тоскою в сердце вышел утром на берег.
Так и есть – возле причала покачивалось тело Виты с пробитой головой.
Что было делать? Не прятать же труп? Мещерский бы этого мне не простил. Да я бы и сам себе этого не простил бы никогда.
Я вынес Биту из воды и положил на песок…
Переправил в монастырь свое имущество: бумаги, что оставил нам Мещерский, доллары, документы и пистолет.
Я встретил группу у ворот, сообщил, что случилось.
– Вот видите, – непонятно сказал следователь.
Приехали они плохо: следователь, его сотрудник и двое оперативников в штатском, но с автоматами.
Оперативники сразу же начали шарить по территории, видимо, имели какую-то информацию.
Следователь пригласил меня в кабинет Мещерского.
Спросил ключи от его сейфа, покопался в нем, посетовал, что нужны понятые – много денег, валюта. Поинтересовался, не появлялись ли сожительница и товарищ покойного?
